Город Бекмулатовск был убран по-праздничному — флаги, плакаты, ярко расцвеченные ленты и ковры в окнах домов, цветы в руках и в петлицах у всех, кто был на улице.
Утром Горнов на одноместном автожире вылетел из Чинк-Урта. Он хотел присутствовать на общенародном торжестве, разделить радость отца и своих товарищей. Он прекрасно понимал все значение ввода Шестой Комсомольской.
Открытие Шестой Комсомольской было праздником всей страны.
День был безветренный. Горнов летел низко. Бесконечной лентой тянулась внизу автострада. По ней колоннами двигались машины с празднично одетыми людьми.
«Где-то здесь и Вера с Аллочкой», — думал Горнов, всматриваясь в пестрый поток машин.
Неожиданно среди обычных автомобильных гудков, донесся тревожный вой сирены. С бешеной скоростью пронеслись большие красные машины аварийного отряда, автомобили с газовыми баллонами, с цистернами-огнетушителями, с какими-то приборами.
По большому количеству несущихся аварийных отрядов и машин Красного Креста Горнов догадался, что где-то на стройке произошла большая авария.
Из-за барханов, где были вспомогательные стволы Шестой Комсомольской, поднялись густые белые клубы. Освещаемые солнцем, клубы выкидывались с правильными промежутками, ширились и растекались по раскаленному сине-лиловому небу. Оттуда же донесся низкий гул и грохот взрывов.
Горнов прибавил скорости и через несколько минут спустился недалеко от одной из вспомогательных шахт. Из ствола шахты, как из кратера вулкана, с шумом вырывались огромные снопы горящих газов. Земля сотрясалась при каждом взрыве. Из глубины доносился глухой низкий гул.
Район всего комбината был оцеплен караулами. Опасались взрывов и извержений лавы в других штольнях. К вспомогательному стволу везли перфораторы, бурильные станки, взрывчатые вещества.
Знакомый инженер, пробегавший мимо Горнова, торопливо сообщил ему, что штольни, соединяющие аварийный ствол со всей остальной шахтой, уже взорваны и таким образом путь лаве будет прегражден.
— А где Бекмулатов?
— В шахте, — крикнул инженер и помчался дальше. Горнов прыгнул в мимо идущий состав и спустился в шахту.
Он во что бы то ни стало решил найти отца. В этот опасный момент он хотел быть возле него.
Во всех ярусах шахты, в штреках и галереях было движение. Шахтеры и инженеры разгружали прибывающие вагонетки и автокары. На себе перетягивали в боковые штреки перфораторы, несли какие-то ящики. Тянули энергопроводку.
Работа была уже налажена. Быстро без суеты и ненужных криков люди делали свое дело. А сверху прибывали новые поезда. Вниз и вверх стремительно неслись клети подъемных машин. Откуда-то доносился глухой гул взрывов.
Было душно и нестерпимо жарко.
В одной из галерей Горнов увидел Петриченко. Он разговаривал с инженером. На опрокинутых ящиках лежали развернутые планы аварийного участка, маски противогазов, стояли телефонные аппараты, микрофоны. Это был наспех организованный штаб, руководивший борьбой с прорвавшейся лавой.
— Эти штреки надо взорвать в первую очередь, — говорил Петриченко, то и дело вытирая потное лицо.
Светящаяся пластмасса стен и потолков обливала галерей и штреки спокойным голубоватым светом. Протекавший по штреку ручей, один из истоков будущей многоводной реки, безмятежно журчал и светился под голубыми лучами.
Откуда-то из бокового штрека донеслось торопливое стрекотание перфоратора, где-то зашипела вода. Тяжело ахнул отдаленный взрыв.
Петриченко взял телефонную трубку.
— Отходите к галерее сто шесть. Придется пожертвовать всей штольней, — отдал он приказ.
Движение кругом усиливалось. Мимо тянули пневматические шланги. Пробежала группа людей в противогазах.
— Где отец? — проговорил Горнов, наклонившись к плечу Петриченко.
— Виктор! — живо обернувшись, проговорил Петриченко и тотчас взял трубку, начал кому-то объяснять:
— Очаг землетрясения в горах Алтая. Удар идет с глубины сорока пяти километров. Сила-десять баллов.
— Да. да, — снова заговорил он после небольшой паузы. — Волны земной коры пришли с юго-востока. Сместили пласты горных пород. Образовавшиеся трещины достигли южного сектора шахты. По ним прорвались в штреки лава и грязевые массы из пустот. Эти огромные пустоты, наполненные илом и грязью, нам хорошо известны. Из-за них мы в свое время во всем смежном районе не запроектировали ни одной шахты, хотя знали. что там проходят мощные подземные водотоки.
Петриченко остановился. Его, видимо, о чем-то спросили.
— Всей шахте не угрожает, — сказал он и добавил: — если не последует новых толчков. Заливаемые лавой и грязевыми массами штреки изолируем. Опускаем щиты, а где их нет — взрываем. О ходе катастрофы буду сообщать.
— Вот в какой момент пришлось встретиться, — обратился Петриченко к Горнову, кончив разговор. Его худощавое, покрасневшее от жары, лицо было взволновано. — Об отце не беспокойся. Я отправил его домой. С ним стало плохо. Что-то с сердцем. У нас положение, надо сказать, тревожное. Пока неизвестно, какие смещения пластов произошли, какие образовались новые трещины, пустоты. Неизвестно, насколько прочно осели смещенные пласты. Возможен новый удар, новые толчки, образование новых смещений, трещин. Надо быть готовыми ко всему, во всех секторах, в каждой штольне.
Петриченко взял один из планов, лежавших на ящиках.
— Этот участок тебе хорошо известен. Десять лет назад, мы вместе с тобой работали над проектом. Помнишь?
Горнову показалось, что в сдержанном голосе друга прозвучала скрытая горечь.
— Да, я все это хорошо помню, — произнес Горнов.
— Организуйте там штаб этого участка. С тобой будут… — Петриченко назвал несколько фамилий инженеров.
Зазвонил телефон.
— Бросайте все и быстро отходите в боковую штольню, — приказал Петриченко и, не скрывая тревоги, обратился к одному из стоявших: — Скорее поезжайте в тридцатую южную. Посмотрите, что можно спасти.
Затем обернулся к Горнову.
— Простимся… Может быть… Не договорив, он быстро притянул к себе его голову и поцеловал.
Путь до указанного места, пятнадцать километров. Горнов с группой инженеров пролетел за минуту в кабине пневматической дороги.
Они вышли у площадки, глубоко вдающейся в сторону от главного штрека. Под низким сводом, подпертым каменными столбами, стояли ремонтные машины. Торчали вверх краны, стрелы, складные лестницы.
На площадке было тихо и спокойно. Сюда не доносился даже гул взрывов. Группа энергетиков проводила новые линии, радисты устанавливали связь со всеми участками шахты.
Невдалеке зияла темная бездна водосбора. По отвесному краю ее тянулась полутораметровая труба мощного атомного насоса.
Этот насос сегодня, в день рождения первой реки, должен был начать выкачивание воды. Вода, подпертая щитами, уже заполняла штреки и галереи шахты, как бы ожидая сигнала ринуться широкими потоками к водосборам насосных станций.
Горнов распорядился работами и включил радиостанцию на волну главного штаба.
Передавался приказ:
— В случае моего выхода из операции держать связь с штабом Горнова. На волне…
«В случае выхода из операции», — повторил Горнов. Да, он знал, что значили эти спокойные слова. Невозможность задержать потоки раскаленной лавы или новый удар, новые волны земной коры. Удар, — и все штреки и галереи, где находился его друг и сотни шахтеров, будут залиты огнем. «Он из любви ко мне нарочно дал мне это поручение в самый безопасный участок».
Стараясь не думать об отце, об Якове, Горнов начал руководить работами.
В ровный спокойный гул работы внезапно прорвался грохот взрыва. Галерея и штольни заколебались.
Сверху, сталкиваясь и разлетаясь на мелкие брызги, полетели камни и куски породы. С оглушительным треском металла разорвалась и полетела вниз широкая труба насоса.
Нельзя было ни понять, ни представить себе, что происходит кругом.
Минута, и все кругом переменилось — всюду груды развалин, камни, обломки светящейся облицовки, исковерканная, изогнутая труба пневматической дороги, разбитые машины ремонтной базы.
Конец штольни, как бы вышибленный снизу ударом огромной силы, поднялся на два метра над галереей.
На площадке образовалась трещина.
Трещина ширилась. Не прошла и минута, как огромная глыба, отколовшись, с грохотом полетела в пропасть. Откуда-то донесся крик ужаса.
Мысль о судьбе шахты, о всех, кто был с Петриченко, молнией пронеслась в голове Горнова.
Перепрыгивая через груды камней, он подбежал к радио.
— Петриченко, Петриченко!
Но в приемнике стоял неимоверный шум.
Наконец прозвучал знакомый голос:
— Остались без тока. Холодильная сеть не работает. Где-то произошел разрыв провода. Полагаю, в районе насосной станции.
Горнов знал, что последует за этим.
С каждым километром в глубь земли температура поднимается на тридцать градусов. Петриченко и весь его участок на глубине пяти километров… Какие-нибудь десять минут, и воздух нагреется до точки кипения.
Дать ток — восстановить холодильную сеть, и все будут спасены!
Горнов бросился к одной из уцелевших ремонтных машин. Водитель с места сорвал машину, унося в глубь штольни Горнова и тех, кто успел вскочить вместе с ним. Машина неслась по штольне, — кидаясь от одной стены к другой, перелетая через трещины.
На ходу Горнов лихорадочно хватал микрофон.
— Яков, Яков! — кричал он. В ответ доносился неясный гул.
Машина едва не полетела в пропасть. Впереди зияла широкая щель. На голубом фоне стены чернел оборванный провод, конец его спускался в глубину щели.
— Выключите ток! — быстро сказал Горнов, выскакивая из машины и на ходу натягивая резиновые перчатки. Заглянув в бездну, он с ожесточением начал дергать провод.
— Придавило камнем, — сказал кто-то.
— Подготовьте спусковой аппарат, — отрывисто скомандовал Горнов. — Освобожу конец, на меня не теряйте ни секунды, — добавил он.
Начался спуск. Секунды были мучительно длинными. Черная бездна дышала жаром. Несколько вдохов раскаленного воздуха — и конец: обморок или смерть.
С страшным усилием, напрягши всю волю. Горнов стал освобождать провод, прижатый нависшим камнем. Лицо его жгло, в глазах острая, режущая боль, в голове вихрь, обрывки мыслей.
Наконец провод свободен.
Горнов дал сигнал.
Сдерживать дыхание дольше уже не было сил.
«Теперь это не так страшно: они спасены», — это была последняя мысль. Он потерял сознание.