Как только комиссия закончила работы, Горнов закрыл лабораторию.
На другой день вместе с Петриченко он вылетел в Полярный порт, а оттуда на Саюм-Ньер, где заканчивалось строительство головного тучегона Центрального влагопровода.
Вера Александровна выехала в Бекмулатовск. Ей было поручено познакомиться на месте с ходом работ, согласовать сроки их окончания и распределить кадры атомотехников.
Она была рада этой поездке. Больше месяца она не видала отца, ей хотелось с ним повидаться.
В пустынях Мира-Кумах, Мед-Пак-Дала и в Чинк-Урте уже шла подготовка дна для будущих озер, но участок этот отставал от остального строительства. Причин к тому было несколько.
Работы на дне Арктического моря, строительстве Центрального влагопровода и зоны ливней заключались главным образом в сборке и установке машин, изготовляемых на заводах. В пустынях было другое.
Там строились тысячекилометровые плотины и дамбы, мосты, туннели. Передвигались с низких мест на более возвышенные строения, селекционные хозяйства, иногда целые сады и рощи.
Все эти работы требовали большого времени.
Во многих пунктах республики работали чрезвычайные комиссии по затоплению. Геодезисты и гидрогеологи потратили более полугода на оконтуривание озер. В проектных бюро разрабатывалась сложная система водохранилищ.
Работа эта была сложна еще и потому, что при затоплении затрагивались интересы множества хозяйств местного и общегосударственного значения. Приходилось согласовывать вопросы, составлять варианты проектов.
Строительство сверхаккумуляторов с самого начала было выделено в самостоятельную организацию, но теперь подходил срок для сдачи Гольфстримстрою участков затопления.
Вера Александровна прилетела в Бекмулатовск вечером. Переодевшись с дороги, она пошла на половину отца.
Комнаты в старом доме Измаила Ахуна были уже не те, что два года тому назад, в день торжества рождения первой многоводной реки. Большой зал стал похож на музей. На полках, в застекленных шкафах, повсюду стояли экспонаты — действующие модели машин шахтостроительства, макеты сооружений. На столе, занимавшем почти четверть комнаты, лежала рельефная карта участка Шестой Комсомольской.
Все это были подарки, поднесенные отцу в день его восьмидесятилетнего юбилея.
Каждый экспонат представлял собой памятник победной борьбы, одержанный мелиораторами, утверждал торжество идеи поднятия многоводных рек из глубины земной коры.
Вера Александровна открыла дверь в кабинет.
Измаил Ахун, еще более грузный и тяжелый, сидел в своем глубоком кресле. На нем был обычный костюм — свободная холщевая блуза, c полузакрытыми глазами, опустив голову, он слушал Агронома Марчука, работавшего с ним много лет в Миракумском водном хозяйстве.
При входе дочери Измаил Ахун приподнял опущенную голову. В глазах его блеснула радость.
— Вера, милая дочь, — старик хотел подняться, но Вера Александровна не дала ему.
Она быстро подошла к отцу и, обняв рукой его полную морщинистую шею, поцеловала. Марчуку она дружески пожала руку. Он был старым ее знакомым.
— Опять засмотрелась на твой музей, — пододвигая стул и садясь рядом с отцом, проговорила Вера Александровна. — Особенно хороша рельефная карта Шестой Комсомольской.
Она взяла пухлую большую руку отца и нежно пожала ее.
На лице Измаила Ахуна показалась довольная улыбка.
— Это подарок моих юношей. На трех машинах везли сюда, — проговорил он. — Ты еще не знаешь. Она вся действует. Нажмешь кнопку и все задвигается — машины, поезда. Из стволов шахты вытекают реки. A v нас все еще война идет. Вон Марчук каждое выращенное им дерево считает важнее всего Нового Гольфстрима.
В уголках глаз Измаила Ахуна собрались лукавые смеющиеся морщинки.
— А я думала, что все это позади, — сказала Вера Александровна.
Горновой были известны эти настроения, «миракумовцев», как называли себя те, кто, по их словам, отстаивал пустыни от затопления.
— А что вас так волнует? — обратилась она к Maрчуку.
Агроном нервно повел плечами. Его вид говорил, что же объяснять, все это уже решено и изменить ничего нельзя.
Однако он не выдержал и начал говорить, обращаясь поминутно к карте, где были нанесены пункты затопления.
— Вот в этих местах — наши заповедники и селекционные хозяйства. Десятки лет мы вели здесь акклиматизацию и выращивали плодовые и декоративные растения. А теперь нас сгоняют с насиженного места. Говорят: «давай, уходи, здесь будет аккумулятор». Марчук с горькой усмешкой взмахнул над картой, как бы сметая на пол сор.
Измаил Ахун снова опустил голову и полузакрыл глаза. Он не состоял членом комитета по затоплению и, когда ему предложили войти в состав комитета, отказался: «Стар я. Не хватит сил». Но все понимали, что причиной отказа было его отрицательное отношение к проекту Нового Гольфстрима.
Озеро, о котором говорил Марчук, было самым большим аккумуляторам солнечного тепла в Миракумской пустыне.
Комитет отвел заповеднику другую площадь; вопрос шел о том, как сохранить то, что было действительно ценным.
«Он все тот же, и его взгляды на затопление части песков не изменились», — с огорчением подумала Вера Александровна, взглянув на отца.
Измаил Ахун не проронил ни одного слова во время разговора дочери с Марчуком. Молча сидел он с полузакрытыми глазами, и, казалось, углубился в свои мысли.
Марчук продолжал говорить.
Он признавал большое хозяйственное значение строительства Нового Гольфстрима. И, как знающий агроном, он предвидел те благотворные перемены климата в пустынях и на огромном пространстве Советской страны и ту пользу для сельского хозяйства, которую получит страна в результате этого.
— Но зачем, — говорил он, — создавая одно, разрушать то, что уже сделано, на что потрачено много труда и средств?
— Скажите, Дмитрий. Иванович, — спросила Вера Александровна, — если бы на участке, занятом вашим заповедником, разведка обнаружила богатейшие в мире золотые или платиновые месторождения, признали бы вы необходимость перенести заповедник на другое место или хотя бы уменьшить занимаемую им территорию?
В голосе Горновой звучали сочувствие и доброжелательство.
— Ну, это совсем другое, — уклончиво проговорил Марчук.
— Почему другое? Вопрос идет — о ресурсах нашей страны.
Измаил Ахун, как бы очнувшись от дремоты, поднял голову.
— Будем говорить цифрами, — продолжала Вера Александровна. — На каждый квадратный метр водного зеркала падает солнечная радиация, которая только за один год даст тепла восемьсот миллионов калорий. Помножьте это количество на площадь Миракумского моря, получатся потрясающие цифры. И значит, как важно создать этот огромный аккумулятор солнечной энергии. Удержать, не допустить, чтобы эта тепловая энергия вновь унеслась в мировое пространство, а применить ее на пользу хозяйства нашей страны и, главным образом, в тех его отраслях, которые вам, как агроному, особенно близки.
Марчук взглянул на Измаила Ахуна, как бы ища в нем поддержки. Но тот, старый, уставший сидел опять с полузакрытыми глазами.
Разговор о заповеднике сам собой оборвался. Заговорили о другом.