Над пустыней мчались тучи раскаленного песка и пыли, а здесь, в центре оазиса, было свежо и прохладно. Ветер и песок проносились высоко над вершинами деревьев. Пущенные в действие дождевые завесы охлаждали и увлажняли горячий воздух, врывающийся в оазис.
О том, что творилось в пустыне, можно было судить по виду людей, приходящих в клуб мелиораторов. Их обожженные лица, растрескавшиеся до крови губы, воспаленные глаза, хриплые голоса и покрытая мелкой красной пылью одежда, — говорили о том, что нелегко дался им этот день борьбы с разбушевавшейся стихией.
Все прибывающие, не задерживаясь, шли в душевую и освеженные выходили на террасу.
Там шел оживленный разговор.
Говорили о Шестой Комсомольской шахте.
Строительство этого огромного подземного водосбора подходило к концу. Под землей, на глубине пять тысяч метров, уже разлились водоемы, общая площадь которых была равна ста восьмидесяти квадратным километрам. Был закончен монтаж охладительных систем. Дело было только за установкой атомных насосов большой мощности. По подсчетам Измаила Ахуна Бекмулатова, вскрытые подземные водотоки должны были дать количество воды, не меньше того, что дает реконструированная Аму-Дарья.
Многие водосборы в глубине шахты были уже переполнены, и до установки насосов пришлось временно заделать целый ряд штреков.
День, когда начнут работать насосы, когда из глубины земной коры потечет по пустыне первая многоводная река, ожидался народом с большим волнением.
Все знали, что это был крупный шаг к осуществлению идеи уничтожения пустынь.
Мелиораторы уже видели перед собой будущие широкие многоводные реки и зеленые равнины, которые раскинутся там, где сейчас лежат раскаленные солнцем мертвые пески.
До сих пор подземные воды поднимались только по скважинам и из небольших шахт. Шестая Комсомольская должна была положить начало строительству шахт, из которых выйдут многоводные реки.
Внизу в парке шумел дождь. Струи воды, выбрасываемые из водонапорных труб, поднимались выше деревьев. Солнце играло в водяной пыли, на мокрых листьях деревьев.
Из глубины парка показался Горнов. Не ускоряя шага, он прошел дождевую завесу и поднялся на террасу. Юн был в коротком плаще с откинутым капюшоном. С плаща струйками сбегала вода.
— Виктор!.. Друг!.. — раздалось несколько радостных голосов. — Откуда? Каким смерчем тебя выбросило?
Многие из находившихся на террасе инженеров несколько лет тому назад были друзьями и соратниками Горнова. Они с удивлением, порою с гордостью следили за его жизнью.
Многое в ней было им непонятно, поражало своей неожиданностью.
Талантливый инженер-гидрогеолог, преданный идее своего отца, Горнов вдруг по каким-то необъяснимым причинам бросает свою специальность и вновь делается студентом. За два года он кончает институт физики, в первый же год по окончании института блестяще защищает диссертацию и получает сразу степень доктора физико-математических наук. Через три года он уже академик, а год тому назад его имя прогремело во всех концах мира.
Виктор Николаевич сел на барьер террасы, вынул короткую трубку и, не спеша набив ее, раскурил.
Скоро разговор вернулся к пустыне. И Горнов сразу почувствовал, какая жаркая борьба шла здесь с надвигающейся стихией.
На террасе были инженеры, только что прилетевшие из районов, куда хлынули с юго-востока раскаленные воздушные массы.
Они говорили о трудностях борьбы, о поражениях, которые терпят мелиораторы на многих участках.
Обида от сознания своего бессилия звучала в словах этих людей.
Борьба с засухой велась успешно лишь там, где были осуществлены планы мелиоративного устройства районов, где воды рек обильно орошали миллионы гектаров, где протянулись широкие полосы уже успевшего вырасти леса, где работали дождевальные станции. Там была победа.
Горячий сухой ветер, встречая на своем пути широкие полосы леса и дождей, вздымался ввысь и проносился над оазисом.
Но в безводных районах хозяйства не справлялись с натиском пустыни.
Об этом говорили все. Слышались тревожные вопросы: какие меры предполагает проводить чрезвычайная комиссия по борьбе с засухой? Скоро ли прибудут дождевальные машины, работающие на ядерном горючем? Нельзя ли ускорить бурение водоносных скважин? Шли споры, высказывались планы, которые, по мнению говоривших, должны были уменьшить бедствие.
Те, кто прилетели из наиболее пострадавших районов, рисовали тяжелое положение хозяйства.
Директор одной плантации, возбужденно блестя покрасневшими от бессонницы глазами, говорил:
— Когда была вода и ввысь летели каскады водяных брызг, мы не видели вреда от раскаленных ветров. Под влиянием влажной теплой погоды, которую мы сами устанавливали в районе, еще лучше спели наши апельсины и персики. Но теперь листья деревьев свернулись, они сыплются на землю сухой желтой пылью. Плоды съежились и висят на ветках какими-то дряблыми комочками. Пески надвигаются. Барханы дымятся. В воздухе стоит мгла. А на буграх, где были молодые лесонасаждения, высовываются из песков сухие ветки. И тут же торчат в небо, как дула подбитых зениток, разбрызгиватели бездействующих дождевальных машин.
— Oй-бой! — неожиданно вскрикнул молодой инженер, стоявший возле Горнова. Широким недоуменным жестом взмахнул он рукой. — Мы овладели энергией, которая создает и разрушает звезды. Звезды! В миллионы раз большие, чем наша планета! И должны признавать себя бессильными перед засухой и суховеями…
— Исатай Сабиров остается верен себе, — с усмешкой проговорил пожилой инженер. — Терпеливо ждать, когда наука и техника даст новое и более совершенное, — не в его натуре.
Исатай резко повернулся к нему.
— Ждать! — быстро заговорил он. — Я читал книги академика Горнова, я слушал его лекции и доклады о койперите. Что слышал я? Энергия, которую мы будем брать от койперита, сможет растопить льды Арктического моря, изменить климат всей нашей страны, в сотни раз увеличить наши богатства. Человек будет управлять природой, заставит ее служить нам и делать то, что требуют интересы нашего хозяйства… И я выходил с этих докладов гордым. Я переживал чувство огромной силы, могущества людей!
Исатай Сабиров смотрел на Горнова широко открытыми черными глазами.
— Я хочу познакомиться с вами поближе, — сказал Горнов, приветливо протягивая руку. — Вы обрушились на нас, ученых, с такой силой и стремительностью.
Исатай порывисто схватил обеими руками руку Горнова.
— Я не обрушился на ученых, я уважаю науку, а вас…
— Знаю, знаю, — проговорил Горнов. — Вы правы в одном: наука нередко слишком подолгу засиживается в лабораториях и медлит включиться в ту борьбу с природой, которую ведет наша страна. Вы какую работу здесь выполняете?
— Я автомеханик. Сюда прилетел монтировать опытную тучеобразовательную станцию системы профессора Хаджибаева. Если бы мы сейчас имели тысячу, две тысячи таких станций, мы образовали бы завесы дождей и насытили влагой горячие сухие воздушные массы. Но нужна энергия, много энергии.
— И воды, очень много воды, — в тон ему проговорил Горнов.
— Реки Ахуна Бекмулатова дадут нам нужную воду, — горячо сказал Исатай.
— Едва ли — проговорил Горнов, — при мощности горячих воздушных течений надо иметь очень много воды.
— Но где выход? — снова начал Исатай, видя, что его слова о новых реках не удовлетворили Горнова. — Неужели, овладев атомной энергией, мы не в силах справиться с природой даже на таком маленьком кусочке нашей планеты?
— Я думаю, что выход найдем, — задумчиво сказал Горнов.