Тоня проснулась рано.
В вырезное сердечко на ставне заглядывало утро. Мать в кухне чуть слышно возилась. Сейчас начнет вставать отец… Не хочется спать, но лучше не выходить из комнаты, пока он дома.
А что же это приятное должно произойти? Почему ей кажется, что сегодня праздник? Да, нынче первое сентября! Сколько лет подряд этот день был для нее праздником, открывавшим длинную вереницу милых школьных недель, которые рисовались в воображении в виде открытого дневника. Слева - понедельник, вторник, среда; справа - четверг, пятница, суббота. Воскресенье помещалось где-то в воздухе. Зато все остальные дни имели свой постоянный квадратик, и когда Тоня говорила: «Это было во вторник», она видела перед собой место вторника в дневнике.
Вчера приехала Надежда Георгиевна. Новикова ходила к ней вечером, звала с собой Тоню, но нужно было идти в молодежное общежитие. Беседа о задачах новой пятилетки прошла очень живо. Довольная, Тоня, выйдя из барака, отправилась к Стеше Сухих. На суровый вопрос, можно ли с ней поговорить, Стеша добродушно спросила:
- А о чем?
- Об отъезде вашем.
- Да я не еду, - улыбнулась Стеша. - Правильно ты тогда сказала - нехорошо сейчас прииск бросать. Я первого сентября за назначением иду.
- Молодец! - с облегчением сказала Тоня. - А Марья как? На своем стоит?
- Нет, и Маню уговорили. Я да мама ее. Поворчала, а потом смирилась. Говорит: «Пусть Антонина не думает, что она одна за прииск душой болеет».
«Нет, Степанида славная, - подумала Тоня, вспомнив этот разговор. - Да и Марья, в конце концов. Но что же отец не встает? Ведь уже пробило семь».
Тоня тихонько оделась и вышла в кухню:
- Мама, отец не проспит?
- А где он, отец-то? - ответила Варвара Степановна, вытирая запачканные углем руки (она ставила самовар). - Уехал отец.
- Как! Куда уехал? - Тоня села на лавку, растерянно глядя на мать.
- На курорт! - Варвара Степановна в сердцах нахлобучила на самовар трубу. - Путевку полуторамесячную получил в Курагаш.
Отец уехал и не простился с ней! Тоне стало нестерпимо обидно.
- А… а что же мне не сказала? - спросила она и тут же вспомнила, что вчера вернулась поздно, когда мать уже спала; дверь открыла Новикова в наспех накинутом халате и сейчас же ушла к себе.
- Не сказала? - недовольно переспросила мать. - А ты спроси, сама я знала что-нибудь?.. То и досадно, что ни собрать его путем, ни подорожников напечь не пришлось. Втихую и комиссию врачебную прошел и путевку взял. Говорил, что неожиданно как-то решили. Сейчас, мол, самое удобное время: к концу года работы будет побольше - не уедешь…
«Слобожанин, что ли, постарался?» - подумала Тоня.
Ей сразу показалось, что дома стало пусто без отца.
После завтрака она вышла на улицу. Неторопливая осень торжественно справляла свой приход. Сдержанное, но ясное тепло одевало землю. Вершины гольцов еще не успели освободиться от тумана, а небо, налитое густой, ровной синевой, было ясно. В палисадниках тяжелые ржавые кисти рябин свешивались над оградами, а в горах мягко желтели лиственницы. Хорошо там сейчас! Под ногами скользко от осыпавшейся хвои, с тощих кустов бересклета свисают яркие серьги, похожие на полузакрытые птичьи глазки. Там сильнее чувствуется тонкий осенний холодок, от которого на губах остается горчинка, отчетливо видны уходящие вдаль цепи гор и глубокие затененные лога.
Тоня одиноко брела по поселку и у школы остановилась. Над воротами висели хвойные гирлянды, образующие надпись: «Добро пожаловать!», а во дворе было пестро от красных галстуков, белых блузок и цветных, еще не обмявшихся рубашек.
Зрелище это глубоко взволновало Тоню. Первый раз она видела школьный сбор со стороны, стоя за оградой, не участвуя в нем сама. Сколько ребят, и какие они после летнего отдыха здоровые и крепкие! Все переговариваются, бегают, смеются. Торжественность встречи с новым учебным годом чувствуется и в радостных, преувеличенно шумных приветствиях и в серьезности старшеклассников. Многие из них только вчера вернулись из колхозов, где работали летом. Во дворе и родители. Они пришли с детьми, впервые вступившими на этот широкий двор.
«И сам новый учебный год, конечно, где-то здесь, - решила Тоня. - Он потихоньку знакомится с ребятами и думает: «Этот будет хорошо учиться. У него такие быстрые, любопытные глаза… А этот - озорной, непоседа. Пожалуй, станет мешать товарищам на уроках… А вот совсем маленькая девочка, задумчивая, светлоголовая… Кто знает, может быть она станет великим ученым…»
Тоня вздрогнула, услышав пронзительный голос Степы Моргунова:
- Тоня! Тебя Надежда Георгиевна в окно видит и велит подойти!
Тоня подбежала к окну.
Сабурова в отлично разглаженной белой блузке, заколотой у ворота брошкой из зеленоватой яшмы, казалась помолодевшей и бодрой. Теплый загар покрыл ее спокойное лицо; пушистые волосы серебрились на солнце. В раме окна, окруженная растениями, что украшали все подоконники школы, она была, как подумалось Тоне, удивительно под стать и ясному утру и осторожному осеннему теплу.
Поймав беспокойный взгляд своей ученицы, Надежда Георгиевна улыбнулась:
- Все уже знаю, Тоня. Знаю и понимаю. Поговорим об этом позднее, а сейчас хочу попросить тебя пойти в сад - там Петр Петрович с юннатами яблони подвязывает, поторопи их. И вместе с ними приходи сюда.
Тоня побежала в сад. Юннаты заканчивали работу.
Завуч встретил Тоню без удивления - видимо, тоже знал, что она не уехала. Он крепко пожал ей руку и сказал:
- Как считаете, Тоня, перезимует наш фруктовый сад?
Тоня оглядела крохотные яблоньки. Нашла свою, посаженную весной, и порадовалась, что в школьном саду вырастает дерево, посаженное ее руками.
«Да, не так-то просто их от наших морозов уберечь! - подумала она, но, взглянув на меднокрасное лицо Петра Петровича, на суетившихся ребят, решила: - Уберегут! Ни одному деревцу не дадут пропасть!».
- Еще крепче за зиму станут! - сказала она уверенно. - Идемте, Петр Петрович, вас ждут.
На школьном дворе классы уже стояли парами. Около крыльца поместились самые маленькие.
Девочка-хакаска с туго заплетенными косичками держала флажок с надписью: «Первый класс». В следующей колонне выделялось серьезное, чисто вымытое лицо Митхата. Среди третьеклассников стоял Степа, в глазах которого отражалось веселое изумление перед всем, что он видит сейчас и увидит в будущем. Дальше шли подтянутые ряды пионеров. В колонне семиклассников возвышалась голова Васи Белова, почти такого же огромного, как брат его Коля, кончивший школу вместе с Тоней.
А вот и нынешний десятый класс… Ничего! Неплохие ребята.
Сабурова поздравила школьников с началом нового учебного года, сказала им несколько ободряющих слов и улыбнулась первоклашкам, которые глядели на нее, подняв кверху головы.
- Ну, ребята, некоторым из вас, наверно, страшно начинать ученье?
- Нет! Нет! - запротестовали малыши, а один большеголовый парнишка задорно крикнул:
- И нисколь!
- Не верю я вам! Признайтесь, что чуточку трусите.
Ребята, посмеиваясь, переглядывались.
- Бояться не надо. До сих пор знали вы только свой дом, свой поселок, папу, маму и соседей… А в школе каждый день что-нибудь интересное будете узнавать. Как в нашей стране и во всем мире люди живут, что делают, что было прежде и что станет потом, какие на земле растут цветы, деревья, какие звери водятся…
- И про барсука? - неожиданно спросила девочка, державшая флажок. Ее тоненькие брови поднялись в ожидании ответа.
- Конечно. А ты почему про него спрашиваешь?
Девочка вдруг сконфузилась, переложила флажок из правой руки в левую, а правой закрыла лицо.
- Барсука мы с ней в тайге видели. Он на спинку перевернулся, а потом убежал! - весело выкрикнула ее соседка, чей маленькое круглое лицо было усыпано задорными веснушками.
Девочка с косичками отняла руку от лица и кивнула, подтверждая слова подруги.
«Какой дичок хороший!» - подумала Тоня:.
Сабурова поздравила ребят с началом занятий, сказала им, что сегодня во всех городах и селах страны миллионы школьников начинают учиться.
- Желаю вам, чтобы на дороге, ведущей вас к знанию, не было ухабов. Смело в путь, ребята!
Школьники двинулись в классы. Просторный двор опустел, а весь большой дом наполнился беспокойным гулом и шарканьем ног. Потом прозвенел звонок, новый учебный год тихо вошел в школу и плотно закрыл за собой двери. Он присутствовал в этот день на уроках во всех классах и остался доволен. Спокойные голоса учителей, кажущаяся суровость классных досок, яркие краски картин и плакатов, чистота и порядок - словом, все до последнего коряво очиненного карандашика внушало сегодня детям, что новый учебный год нужно начать хорошо и закончить с честью.
Тоня прошла в учительскую и скромно села в уголке дивана. В комнате стало тихо. Учителя разошлись по классам. Рослая, веселая Ирина Филипповна, собираясь во второй класс, сказала Новиковой:
- Ну, посмотрим, как ваш Митхат будет заниматься. На вступительном экзамене читал хорошо, а уж письмо! Умудрился такую фразу состряпать: «Ласточка делает гнездо из блин»!
- Да что вы! - огорчилась Татьяна Борисовна. - Он просто не понял слова «глина».
- Ну, рассказывай, Тоня, - сказала Сабурова, когда в учительской никого не осталось, кроме них.
Выслушав девушку, она задумалась.
- Дело сделано. Я, сказать по правде, ничего плохого не вижу в том, что ты еще год поживешь на прииске, поработаешь. Но отца ты, конечно, серьезно огорчила. Помирись с ним непременно, слышишь?
- Я сама бы хотела, Надежда Георгиевна… До сих пор мне трудно было к нему подойти, а теперь эта ссора так меня измучила, что я больше не могу… Как только приедет, попробую с ним помириться.
- Непременно, - повторила Сабурова. - А о Павле что скажешь?
Тоня с гордостью рассказала Сабуровой, что Павел взялся за работу серьезно. То, что ему рассказывают, легко удерживает в памяти, а что не запоминает, просит повторить. Целыми вечерами решает задачи и уже научился очень ловко обращаться с Толиными пособиями.
Она задумалась, стараясь определить перемену в Павле, и добавила, что он очень сердечно прощался с товарищами, стал как будто больше интересоваться людьми.
- Ничего, Тоня, он постепенно преодолевает эгоизм горя.
- Надежда Георгиевна, ведь комитет комсомола решил, что я должна побеседовать с десятиклассниками насчет занятий Павлика…
- Прекрасно! Ты сейчас и пойди вместе с Татьяной Борисовной в десятый класс.
После перемены Тоня последовала за Новиковой и со странным чувством оглядела знакомые стены своего класса. Как-то обидно показалось, что на ее месте теперь сидит Лена Баранова, которая так хорошо играла Простакову на школьном спектакле зимой, а на месте Жени - Даша Ульчугашева.
Высокий, серьезный, напоминающий Иллариона Митя Бытотов кивнул Тоне, давая понять, что уже подготовил ребят. А класс смотрел на Тоню с любопытством. Недавно она сама и ее друзья так же глядели на Новикову… Какая Татьяна Борисовна была тогда робкая, связанная, как сердито и настороженно глядела на учеников!..
Новикова что-то сказала Бытотову. Митя встал. Он напомнил ребятам о решении комсомольского комитета относительно Павла и сказал, что Тоня Кулагина расскажет им подробнее о занятиях Заварухина.
Тоня заговорила о том, как хорошо учился Павел, как любил школу, руководил комсомольской организацией.
- Вам ведь понятно, что ему тяжело оторваться от учебы, он хочет кончить школу… Вот тут вы и можете помочь. Наши преподаватели навещают его, рассказывают то, что ему неясно, проверяют… Я занимаюсь с Павликом по литературе. Но для повседневного прохождения курса ему нужны еще помощники.
Лена Баранова подняла руку:
- Я могу заниматься с Заварухиным немецким.
- Не выскакивай! - сердито крикнула высокая темноглазая Оля Китаева. - Мы сами выберем учителей.
- Нет, - остановила ребят Новикова. - Мне кажется, что это неверно. Здесь очень важно добровольное согласие. По-моему, предложение Лены надо принять.
Бытотов вызвался помогать Заварухину по физике, Володя Арыштаев - по истории, Оля Китаева - по химии.
- У вас будет немного работы, - сказала ей Новикова: - Петр Петрович обещает сам часто бывать у Заварухиных. Теперь остается решить дело с математикой. Здесь большую помощь может оказать Слава Черных.
Но Слава, знаменитый математик, молчал.
- Как вы считаете, Черных? - спросила Татьяна Борисовна.
- Времени это много будет отнимать, - недовольно ответил Слава. - Ведь я учусь кругом на «отлично», Татьяна Борисовна. Это нелегко. Заниматься приходится всерьез. А туда ходьба одна…
- Почти не придется ходить, - успокоила его Тоня: - уж в один-то конец всегда можно проехать на машине.
- И по комсомольской линии у меня большие нагрузки, - продолжал Черных. - Первым долгом, я думаю, нужно свою комсомольскую работу выполнять…
- А это, по-твоему, не комсомольская работа? - крикнул Бытотов.
- В нашем классе так отличники не рассуждали, - не удержалась Тоня.
- Ну-у… - протянул Слава. - Тебе, например, конечно, не страшно было время терять. Ты ведь никуда не едешь, здесь осталась. А я дальше учиться хочу, мне снижать отметки не годится.
Тоня вся вспыхнула, но, взглянув на Татьяну Борисовну, сдержалась. Новикова пристально смотрела на Черных.
- Хорошо, - громко сказала она. - Я думаю, что мы не станем уговаривать Славу, если он занят больше всех. Кто же из вас, ребят, согласен помочь Павлу по математике?
Вызвались Саша Плотников и Макар Доможаков. После некоторых споров решили поручить дело Макару.
- Без тебя обойдемся, - сказал Славе Бытотов. - Сиди, копи пятерки! А на комсомольском собрании разговор будет.
- Это, ребята, не значит, что остальным можно о хороших отметках забыть, - строго сказала Новикова. - Все дело в том, чтобы, помогая товарищу, собственных оценок не снижать. А теперь начнем наш урок. Расписание занятий с Заварухиным выработаем вечером.
Тоня простилась с ребятами и ушла довольная, только досада на Черных не утихала.
Взглянув на часы в раздевалке, она заторопилась: в двенадцать нужно быть у Каганова.
- Ты что, опять учиться к нам поступила? - улыбнулась ей гардеробщица Маруся.
- Кое-чему научилась сегодня, - ответила Тоня.
Входя в управление, она столкнулась со Стешей Сухих.
- В проектной буду работать! - весело крикнула Стеша.
Тоня вспомнила, что у Сухих всегда была пятерка по черчению.
- Ну, желаю удачи!
Михаил Максимович ожидал Тоню.
- Не раздумали, значит? - спросил он. - Не знаю только, устроит ли вас работа… Пробщицей пойдете?
- А справлюсь, Михаил Максимович?
- Справитесь, дело не хитрое.
- Я пойду, - ответила Тоня. - Я, Михаил Максимович, последние дни, как сонная муха, брожу. Очень плохо без дела.
- Ну, так я сейчас напишу вам записку.
Каганов принялся писать, говоря в то же время:
- Еще писем не получали? У меня от Жени уже три открытки есть. С дороги еще… Ехали хорошо, весело. В Новоградске сошли Лиза, Нина, еще кто - то…
- Петя, Ила Рогальский…
- Да, да. Нину там отец встретил. Он на пути из Москвы в Новоградске задержался…
Михаил Максимович пробежал глазами записку и подал Тоне:
- Ну, идите в отдел кадров. Оформляйтесь.
Тоню назначили в третью шахту, что шла под самый голец. Ходить нужно было далеко, но она обрадовалась, что попала не туда, где работал Николай Сергеевич.
Вечером Тоня опять побывала в школе. Десятиклассники составили расписание занятий с Заварухиным. Условились, что о затруднениях будут сообщать Тоне. Раз в неделю она решила проверять работу. Ей казалось, что ребятам нетрудно будет повторять Павлу то, что они сами проходят в классе. Но у «преподавателей» сразу же возникло множество вопросов, а некоторые уже начали сомневаться, справятся ли. С помощью Татьяны Борисовны Тоня успокоила и подбодрила ребят.
Ночью она почти не спала и вскочила задолго до гудка. Уходить первый раз на работу без отцовского напутствия было грустно. Зато мать заботливо снарядила Тоню: с вечера приготовила для нее резиновые сапоги и теплую отцовскую куртку, утром накормила и с собой дала аккуратно уложенный в холщовую сумку обед. Дорога материнская забота, но и отцовское мудрое слово нужно человеку, когда он начинает новое, непривычное дело.
Тоня думала об этом, шагая по тихим утренним улицам поселка и входя в клеть, чтобы спуститься в шахту. Когда клеть резко качнулась и пошла вниз, у Тони перехватило дыхание. Спуск показался очень долгим, и она обрадовалась словам пожилого рабочего:
- Приехали! Выходи!
Тоня вышла из клети. Прямо перед ней далеко тянулся ряд лампочек, освещая длинный коридор, по которому шла широкая, сейчас неподвижная дорожка транспортера.
С непривычки у Тони после спуска немного кружилась голова, казалось, что все кругом продолжает двигаться. Преодолев неприятное ощущение, она спросила у женщины, стоявшей возле клети:
- Участкового геолога где искать?
- Сейчас только прошел, - откликнулась женщина. - Эй, Савельев! - крикнула она. - Скажи геологу, что его ждут!
Савельев, уже знакомый Тоне складный белокурый парень, внимательно посмотрел на нее и зашагал по коридору.
Поглядывая на толщи породы, нависавшие над рудничным двором, Тоня невольно втягивала голову в плечи. Так и казалось, что сейчас на нее обрушится огромная глыба. Сердясь на себя за трусость, она не заметила, как начался рабочий день, и поняла это, только услышав рокочущий шум. Лента транспортера ожила и поползла вперед. Непрерывно спускавшиеся в шахту люди разошлись по своим местам.
«Включили моторы, - подумала Тоня. - Что же геолог не идет?»
Она бывала в шахте раза два с экскурсией, да и по рассказам отца хорошо представляла себе все, с чем ей придется здесь встретиться.
Шум моторов не заглушал мерных глухих ударов, доносившихся со всех сторон. Через несколько минут из забоев стали появляться откатчики с тачками. Они ссыпали породу на транспортер. Резиновая лента транспортера двигалась с тихим шуршаньем и несла на себе песок и гальку к бункерам[12].
К зумпфу - яме с водой - сверху спустилась деревянная, окованная железом бадья. Женщина открыла люк бункера, и порода начала сыпаться в бадью. Раздался звонок. Наполненная бадья ушла наверх и снова спустилась в шахту, груженная крепежным лесом. Его сейчас же начали растаскивать по выработкам, требующим крепления.
- Вы ко мне?
Тоня обернулась и увидела худощавого, с небольшой бородкой человека.
- К вам, товарищ…
- Панкратов моя фамилия. Новая пробщица?
- Да.
- Мастера Кулагина дочь?
- Да, - снова коротко ответила Тоня.
- Работа у вас будет нехитрая. Получите снаряжение: костюм брезентовый, резиновые сапоги, ковш азиатский, лоток, ендовку, кайлу с лопатой, совочек для подсушки золота и журнал для записи результатов опробования… Кажется, все перечислил… Обязанность ваша - ходить по шахте и брать пробы. Брать их будете бороздой через каждые пять метров. Делается это для того, чтобы в забое выбирать рентабельные золотоносные пески, не работать в пустой породе. Пробы промываются в лотке тут же, у зумпфа, потом сушатся и в бумажном пакетике с надписью сдаются мне.
Тоня напряженно слушала.
- Здесь где-то наша пробщица Блохина. Сегодня-завтра поработайте с ней, она вас поучит, а потом уйдет в другие забои.
Они быстро нашли Блохину. Тоня обрадовалась, узнав в ней маленькую бледную Зину, с которой встречалась в молодежном общежитии.
Зина, подняв на геолога немигающие светлоголубые глаза, выслушала его и обернулась к Тоне. Глаза ее не изменили выражения.
- Ну что же, пошли! - деловито сказала она.
Девушки вместе отправились в подземную инструментальную камеру, где Тоня получила оборудование. Затем Зина повела свою новую ученицу по выработкам. Тоня внимательно смотрела, как Зина набирала в подставленный лоток породу с бокового борта.
- Ты приглядывайся, - говорила она. - Кроме бортовых и забойных проб, надо опробовать кровлю и почву выработки. Будешь брать пробу с полотна - с пола значит; потом низа, середина, верха… Понятно? Снизу пойдешь… А выше огнив будет последняя проба. Все эти лесины наверху, поперечные, огнива называются.
- Знаю.
- Знаешь порядок крепления? Ну, это что? - Зина коснулась лесины, на которой лежала верхняя перекладина - огниво.
- Это стойка.
- А это?
- Подхват. Когда забой отойдет от главного штрека метров на пять, ставят подхватное крепление.
- Ну, не всегда. Это там нужно, где давление породы сильное. Иногда ставят крепление с тройными подхватами, если порода сама по себе слабая, не связанная и давит сильно.
Зина надолго замолчала и, только когда они подошли к зумпфу, спросила:
- А лежак можешь объяснить?
Что такое лежак, Тоня не знала, и ее маленькая наставница, глядя все так же серьезно и прямо, рассказала, что если почва выработки мягкая и стойки в нее вдавливаются, то под них подкладывают обрубки бревен - лежаки.
Тоня напряженно смотрела, как ее учительница быстро крутила лоток, и старалась повторять все ее движения. Зина взмучивала в лотке воду с породой железным гребком. Центробежная сила воды быстро смывала и уносила верхний пустой песок.
- Сильно перегребать надо, - говорила маленькая девушка. - Мясниковатая порода - тяжелая. Пловучее золото легко смывается.
Когда песок ушел и на дне лотка остались серо-черные осколки, Зина зачерпнула в лоток немного воды:
- Видишь, порода доведена до серых шлихов.
Она начала встряхивать лоток кругообразными движениями.
- Что-то у меня так не получается, - пожаловалась Тоня.
- А ты от себя, от себя… Не так! Ну, муку когда-нибудь сеяла? Вот в этом роде надо, как бабы сито встряхивают.
Шлиха становилось все меньше и меньше. Вот заблестели первые золотинки. Тоня молча посмотрела на Зину.
- Ты что? Думаешь, всё? Нет еще. Тряси да тряси
Наконец тончайшие частицы черного магнитного железняка с золотыми блестками осели на кромке лотка.
- Как оно все у тебя к бортику прибилось…
- Так и должно быть у хорошего доводчика. Ну, смывай его теперь в совок и суши здесь. Углярку-то разжечь сначала надо… - Зина указала на небольшую жаровню.
Ссыпав высушенный шлих в бумажный пакетик, на котором стояла заранее сделанная надпись, из какого забоя и с какой глубины взята проба, девушки снова пошли в свой обход.
Работая и усердно приглядываясь ко всему, что ее окружало, Тоня не заметила, как прошло время до перерыва, и они с Зиной уселись обедать на крепежных бревнах. Лес для крепления подавался сверху в перерывы между подачами наверх породы. Круглые лиственничные стволы приносили с собой под землю запах тайги, и Тоня, с удовольствием вдыхая его, украдкой погладила ровную лесину.
- Домой в перерыв ходить не будешь? - спросила Зина.
- Нет, далеко… У нас и отец никогда не ходит.
Тоня быстро покончила с едой и стала приглядываться к соседям. Люди вокруг, казалось, и не помышляли о многометровой толще породы, нависающей над ними. Они ели, разговаривали, курили, а ей, как только перестали работать, снова стало жутко и хотелось съежиться, чтобы занимать как можно меньше места.
Неожиданно Тоня поймала насмешливый взгляд белокурого Савельева. Он, улыбаясь, глядел на нее и что-то тихо говорил своему соседу. Тоня моментально выпрямилась и, в свою очередь, сердито поглядела на ребят, но сейчас же обрадовалась. С пареньком разговаривал Мохов.
- Андрюша, ты? Поди-ка сюда!
Андрей подошел и присел рядом с Тоней.
- Ты разве здесь? Я и не знала.
- Здесь. Откатчиком пока работаю. А ты как? Боязно под землей?
- Сначала как-то неприятно было, а теперь ничего, - храбро сказала Тоня и быстро перевела разговор: - Гляди, Петра нашего отец.
- Он самый. Забойщик-стахановец Таштыпаев. Могучий мужик! - Андрей засмеялся. - Не говорил я ребятам… Ну, да ты теперь свой брат, можно сказать. И запаривал же он меня первое время!
- Ты с ним работаешь, что ли?
- Ну да. Теперь мы двое с Кенкой, - Андрей показал на своего товарища, - а сначала я один был. Старик породу швыряет на полок, а я - с полка на тачку. А тачки к транспортеру возил еще один мальчишка… Таштыпаев породу бросает, как машина, а я из кожи лезу, аж голова кружится. Пыхтел, пыхтел… Время, когда устанешь, медленно идет. Думал, уже смена кончилась, а оказывается, только перерыв. Пока отдыхал, замерз, спать захотел… Нелегко эта первая ночка далась, - я в ночную вышел… К рассвету вылез, шел домой и шатался. Весь день спал, а к вечеру опять пошел. Говорит он мало, Таштыпаев-то, и даже не похоже, что быстро работает. Вроде как и не торопится, а порода вынутая все растет и растет горой…
- А он видел, как ты уставал?
- Он хитрый. Видел и молчал. Только к концу недели сказал: «Сходи сегодня в баню, в воскресенье погуляй хорошенько и выспись. Больше так изнуряться не будешь».
- И что же, правда?
- Правда. Привык за неделю, наверно. Гораздо легче стало.
- А ты погулял, как он велел?
- Я в Шабраки уехал с вечера. В машине трясет, подкидывает, а я сплю. Приехал к сестре, в баню сходил и опять лег. А утром встал: трава зеленая, небо синее, цветы кругом, речка блестит. Словно все заново покрасили… Так красиво мне показалось, будто сроду не видал!..
И Тоне после первого дня работы в шахте, когда она поднялась на поверхность, все показалось необыкновенно ярким, звонким и красивым. Однако прелесть наземного мира не уменьшила интереса к миру подземному. Все в шахте было для нее значительным и интересным.