Составляя юго-восточную окраину России, Оренбургский край лежал в стороне от политической жизни центра страны. Слабая населенность, отсутствие ж. д. и водных путей сообщения — определяли полный застой политической и общественной жизни края, который составлял глухую провинцию, живущую местными интересами. Освободительное движение крестьян, распространившееся в центре России, не имело здесь той остроты, с какою оно проявлялось в 50 г. XIX в. во внутренних губерниях. Отличительной особенностью Оренбургского края являлось то обстоятельство, что здесь не было на лицо аграрного перенаселения, а большинство крестьянства принадлежало к сословию государственных и удельных крестьян, свободных от крепостной зависимости. Государственные и удельные крестьяне составляли основную массу населения в 900.000 душ обоего пола. Эта почти миллионная крестьянская масcа, хотя и чувствовала на своей спине гнет полицейской власти, но была свободна от крепостного труда, что ставило ее в более благоприятные условия, чем крестьянство центральных губерний.
Занимая привольные и плодородные земли, крестьяне здесь обладали значительным достатком. Размер денежной и натуральной повинности был не велик и особенно не обременял крестьянского хозяйства. Так, государственные крестьяне в общей сложности платили податей до 5 руб. с ревизской души, а удельные по 3 рубля в год. По свидетельству современных исследоватей, крестьянство Оренбургского края «славилось своей зажиточностью», причем в этом отношении на первом месте стояли крестьяне Челябинского уезда.
Крепостные помещичьи и заводские крестьяне составляли вторую по величине группу населения, около 330 тыс. душ.
Большинство помещиков, владевших массой этих крестьян, принадлежали к классу мелкопоместных дворян. Около половины из них владели не свыше, как десятью душами крепостных. Помещиков, владевших от 10 до 100 душ крепостных, было 1216 человек; от 100 до 200 душ — 111, от 200 до 500 душ — 74; свыше 500 — 27; свыше 1000 — 12; свыше 2 тыс.— 6; свыше 5 тыс. — 1 помещик.
По числу крепостных крестьян Оренбургский край, несмотря на его обширность, из 45 крепостных губерний занимал лишь 36 место.
Крепостные помещичьи крестьяне были обязаны своим помещикам 3-х дневной барщиной. Лишь незначительная часть крепостных крестьян состояла на оброке и на издельной оплате. Последний вид эксплуатация крепостного труда применялся исключительно на горных заводах.
Крепостные заводские крестьяне разделялись на частновладельческих и казенных крестьян. На частных заводах крестьяне получали плату сдельно и содержались на свой счет, если только не владели при заводах землей и угодьями, или снабжались продовольствием из провиантских магазинов своих господ в счет заработной платы.
Заводские казенные крестьяне находились в ведении горного начальства и состояли на правах военнослужащих. Они получали натурой провиант и сдельную заработанную плату.
Обращаясь к статистике хозяйства свободных и крепостных крестьян, мы видим, что по основной отрасли сельского хозяйства — земледелию крепостные крестьяне не только не стояли ниже государственных крестьян, но даже их превосходили. Так сбор хлеба за 1850 г. у государственных крестьян определялся по 4 ¼ четвертей на каждую душу населения, а у крепостных помещичьих и у удельных крестьян — по 4 ½ четверти на каждую душу населения.
Тем не менее крепостные крестьяне не были довольны своим положением, чрезвычайно тяготились барщиной и искали средств, чтобы освободиться от крепостной зависимости, о чем свидетельствуют многочисленные эксцессы и целый ряд бунтов, как среди помещичьих, так и среди заводских крестьян Оренбургского края.
Что касается государственных крестьян, то последние были настроены чрезвычайно консервативно и боялись лишь одного, чтоб каким нибудь образом не подпасть под барщину, почему недоверчиво относились ко всякому административному новшеству и с чрезвычайным рвением оберегали свой социальный и хозяйственный строй.
Башкиры, как нам уже известно, наравне с казаками составляли военное сословие и находились под гнетом военно-полицейского режима, который оставил глубокие следы как на развитии хозяйства, так и в психике этого народа.
«Башкиры, народ в начале дикий и необузданный, — говорит Черемшанский, — привыкший действовать самопроизвольно, не терпящий над собою никакой власти, одним словом — народ буйный и своевольный, в настоящее время представляет народ мирный, терпеливый и покорный, не имеющий того уже строптивого духа».
Конечно, трудно было сохранить башкирам «строптивый дух» при палочном режиме Николаевской эпохи, когда на каждые 5 башкир приходился один чиновник, стоявший с палкой. Башкиры сгибались под бременем военщины, которая подчинила себе как хозяйственную, так и общественную жизнь страны.
В крае была введена суровая военная дисциплина. Все население Башкирии подлежало военному суду. Наряду с военной службой мужское население Башкирии привлекалось на казенные работы по постройке степных укреплений, по перевозкам военных грузов, рубке и сплаву леса; башкиры строили казармы и дворцы оренбургским губернаторам, настилали мосты и гати. И все это делалось ими за собственный счет. Конный башкир вместе с лошадью за казенные работы получал по 5 коп., а пеший — по 2 коп. в сутки. Только за 1850 год по нарядам губернатора башкиры поставили 30 тыс. рабочих и 311,013 лошадей на казенные работы. Во время же Хивинского похода генерала Перовского в 1839—40 г. они поставили 7000 пароконных подвод, которые все погибли в степи.
Столь тяжелые натуральные повинности и военная служба довели башкирский народ до крайней нищеты и духовной забитости.
Почти в таком же состоянии находилось и население казачьих войск.
Несмотря на значительные участки земли, которыми владело казачество, эти земли не могли быть обработаны населением, которое все время отрывалось от домашнего хозяйства служебными нарядами. У казаков часто не хватало хлеба для личного прокормления, в особенности у одиноких, почему в период 1835—37 г. были учреждены в станицах общественные хлебные запасы на случай недорода.
Эта полезная мера была проведена в порядке приказа, без всякого разъяснения населению о ее назначении. Некоторые станицы приняли общественные магазины, как начала барщины, и забунтовали. На место бунта, как, например, в ст. Чернореченскую, выехал сам генерал Перовский с войском и восстание было подавлено в самом начале; главари прогнаны сквозь строй.
В 1837 г. по причине введения таких же общественных магазинов начались бунты в Башкирии. Мусульманские муллы стали распространять в народе слухи, что правительство под видом магазинов намерено построить церкви и обратить мусульман в христианство
В том-же 1837 г. произошел бунт среди уральских казаков, недовольных изменением внутренних порядков.
Таким образом административные мероприятия правительства, обычно проводимые без разъяснительной кампании, встречали решительное противодействие как среди русского, так и среди туземного населения края. Это обстоятельство объясняется тем, что администрация края была чрезвычайно плоха и не пользовалась среди населения доверием. Чиновники были взяточники и казнокрады и всячески злоупотребляли своим служебным положением. Достаточно сказать, что в течение 1836—37 г. генерал Перовский отдал под суд 120 чиновников, изобличенных в разных преступлениях по службе.
Кроме того нужно принять во внимание, что край постоянно наполнялся пришлым бродяжническим элементом, который распространял среди населения иногда самые нелепые слухи, волновавшие население.
История сохранила нам не мало примеров того, что благодаря слухам то в одном, то в другом месте вспыхивали крестьянские бунты, которые иногда не имели другой почвы под собою.
Наиболее примечательные крестьянские бунты происходили в 1840 г. на почве нежелания крестьян перечислиться в войсковое казачье сословие и в 1843 г., когда произошел известный «картофельный» бунт крестьян Челябинского уезда, возникший на почве нелепых слухов об обращении государственных крестьян в крепостное состояние.
Причиной восстания крестьян в 1843 г. послужили административные мероприятия правительства, направленные к улучшения крестьянского хозяйства и возникшие на этой почве слухи о барщине.
Оренбургская Палата Государственных Имуществ, в ведении которой находились государственные крестьяне, в 1843 г. разослала по волостям образцы хлебных семян и холста, вытканного на широких бердах, рекомендуя эти образцы распространить среди крестьянства, в целях улучшения хозяйства. Вместе с тем волостям было предложено обязательно завести хлебные магазины и ввести посевы картофеля, с которым население еще не было знакомо.
В связи с распоряжением Палаты, среди крестьянства распространился слух, что государь проиграл их в карты министру государственных имуществ и что требование Палаты о заведении хлебных магазинов и о посеве картофели и проч. исходит от нового барина.
Среди крестьян стали распространяться «копии» с указа о введении барщины. В этих «копиях» говорилось, что отныне крестьяне отдаются во владение помещику, почему и должны сеять хлеб, жать, молотить и доставлять в магазины барина; платить ему оброк по 100 руб. в год с души, половину скота и половину птицы; крестьянки должны прясть из своей кудели и ткать для барина холст на широких бердах. Кто этого не исполнит, тот будет наказан плетьми и сослан в Сибирь.
Автором «копии» указа был крестьянин Воскресенской волости Варушкин; разъезжая по деревням, он распространял свои «копии», уверяя, что сам видел указ написанный золотыми буквами и с золотой печатью, который прислан в волостное правление.
Крестьяне заволновались; они собрались большой толпой в Воскресенской слободе и потребовали у волостного писаря указ «о поверстании их под барина». Когда же писарь сказал, что такого указа нет, то они подвергли его пыткам, и, не добившись ничего, перерыли все бумаги в волостном правлении.
Кто-то пустил слух, что указ хранится в церкви «под престолом». Толпа бросилась к священнику. Последний пытался уговорить толпу. Ему не поверили и открыли церковь. Однако суеверный страх перед «престолом божьим» и заклинания священника остановили толпу.
Из Воскресенской вол. волнение крестьян распространилось на ближайшие Белоярскую, Чумлякскую, Окуневскую и Кислянскую волости Челябинского уезда. Крестьяне всюду искали указ «с золотыми буквами» и избивали представителей волостной и уездной власти и священников, обвиняя их в скрытии этого указа.
10-го апреля в район восстания прибыл управляющий Оренбургской Палатой полковник Львов с уездными исправником и окружным начальником, в сопровождении двух с половиной сотен башкир.
В с. Каменном между башкирами и крестьянами произошло целое сражение, в котором башкиры были разбиты и рассеяны. Крестьяне схватили исправника Де-Граве, раздели его донага, посадили верхом на шелудивую кобылу и погнали по селу с криком: «не продавай мира, делай правду!»
Крестьянский террор охватывал все новые и новые волости. Повсюду волостные писаря, старшины, священники спасались бегством в Челябинск. Против восставших крестьян выступил в поход сам военный губернатор Обручев. С Оренбургской линии против них же был послан наказный атаман граф Цукато с оренбургскими казаками, который выступил из г. Троицка.
Крестьяне, собравшись огромной толпой, вооруженной чем попало, решили дать отпор правительственным войскам. Столкновение произошло в с. Каменном и в деревне Гагарьей Таловской волости.
После бесплодных переговоров с толпой генерал Обручев приказал открыть огонь из пушек «холостыми зарядами», но это произвело такое впечатление на крестьян, что они дрогнули и бросились в рассыпную. Началось избиение крестьян нагайками. Более 600 человек крестьян было предано военному суду и заключено по тюрьмам, многие из них, исполосованные нагайками, не дожили до суда. Крестьяне были «помилованы» государем, а вожаки восстания по наказании кнутом были сосланы в каторжные работы.
На той же почве недоразумения по поводу правительственных распоряжений произошел бунт уральских казаков в 1874—75 г. Изданием закона о всеобщей воинской повинности, который коснулся и казачьих войск, военная служба стала личной повинностью каждого гражданина. Такой порядок в корне нарушал установившийся в войске обычай «наемки», который позволял состоятельным казакам нанимать вместо себя на службу бедняков.
Этот закон прежде всего ударил по состоятельным классам войска, которые уже больше не могли откупаться от службы. Старообрядческое духовенство, недовольное этим нововведением, начало агитировать, что принятие «нового закона» есть не что иное как принятие «новой веры». Возмущенное население отказалось принять «новый закон». Против уральцев были посланы регулярные войска, подвергшие непокорных жестокой экзекуции. Упорных казаков, отказавшихся принять «новый закон», оказалось около 5000 человек. Все они, вместе со своими семьями, были выселены на Сыр-Дарью и Аму-Дарью, где они основали свои колонии, существующие до сих пор.
Все крестьянские и инородческие бунты, происходившие в Оренбургском крае на протяжении XIX в. по преимуществу имели местный характер. Правительство, учитывая национальную и сословную рознь населения Оренбургского края, легко подавляло возникающие беспорядки, посылая против крестьян башкир и казаков, а против башкир и казаков регулярные войска. Так например, в 1807 г. башкиры усмиряли уральских казаков, а в 1837 г. уральские казаки усмиряли башкир и т д.