Осень, пожалуй, лучшее время в тайге.
Ночные морозы убивают гнус—слепней, оводов, исчезают комары, и со всеми этими насекомыми тайга освобождается от самой страшной своей особенности. Солнечные дни здесь не редкость, и небо в такие дин бывает поразительно чистого, густого синего цвета. Небу не уступает в смысле красоты ярко-желтая и оранжевая листва берез и осин, рябина же кажется охваченной багрово-красным пламенем.
После полудня остановились попить чаю на маленьком, давно не работающем прииске. В почти единственной сохранившейся постройке его жил старик—хозяин с сыном, кое-как перебивавшиеся на остатки от прошлого и на небольшие доходы от маленького хозяйства.
С неделю назад они пережили несколько неприятных минут. Почти на дворе усадьбы на корову напал медведь. Старик с сыном выбежали отбивать животное: старик с маленькой винтовкой, годной лишь на рябчиков, сын — с дробовиком. Тогда медведь оставил корову, повалил старика и основательно поцарапал ему спину. Однако, старик показался медведю, видимо, не стоющим внимания, зверь его бросил и вернулся к корове. Старик с сыном не стали более испытывать судьбу и пустились па утек в помещение.
Ночь застала нас в пути. Небо заволокло тучами, и все исчезло в полной темноте. Я не видел лошади, своей руки.
Затем разразилась гроза, и мы решили ночевать у тропы. Пользуясь то и дело ослепительно сверкавшей молнией собрали дров, устроили из непромоканцев шалашик и развели огонь. Стреноженные лошади паслись здесь же.
Хлынул ливень, но под шалашиком было сухо, и мы хорошо поспали до утра.
Днем опять ласково сияло осеннее солнце. К вечеру прибыли на Беррикуль, в котором до трех тысяч рабочих и служащих, считая и их семьи. Впрочем, женщин и детей здесь видно мало.
Но это поселение резко отличается от уездного городка как по содержанию жизни, так и по внешнему облику.
Здесь все работают на одном деле, у всех один распорядок дня, и здесь нет ничего не делающих, если не считать жен высшей администрации, иногда приезжающих сюда варить варение да покататься верхом.
Не видно торговцев. Все необходимое рабочие и служащие получают из склада и магазина предприятия. Не видно праздношатающихся, жизнь, видимо, насыщена напряженным трудом.
На руднике —восьмичасовой рабочий день. Заработок— один рубль в день и выше. На приисках всегда ощущается нехватка рабочих рук, и заработок здесь всегда удовлетворительный.
Строения рудника раскинулись по долине потока Беррикуля, заняв и боковые склоны долины. На самом потоке стоит завод рудника, здесь же ход в шахты и штольны.
Неподалеку контора, склады, магазин, дома управляющего, инженеров, штейгеров (горных техников), разных служащих конторы, складов и пр. Дальше раскинулись казармы и домики рабочих.
С моим пребыванием здесь совпал приезд на рудник окружного горного инженера, обязанностью которого является следить за выполнением требований закона относительно мер безопасности работ, санитарного состояния рабочих жилищ, доброкачественности отпускаемых рабочим продуктов и т. д. Как раз та плохая мука, которую в трудную минуту подобрал Петр Иванович, была выброшена из склада но требованию этого горного инженера.
Я попросил разрешения присутствовать при обходе. Это было разрешено, и, таким образом, мне удалось видеть весь процесс добывания золота из руды от начала до конца.
Обходившая рудник группа состояла из следующих лиц. Управляющий прииска — седой благообразный старик из местных крестьян, отлично знающий тайгу и рабочих и умеющий хорошо ладить с ними. Инженер прииска — знаток золотого дела, окончил Фрейбургскую (в Германии) горную академию, весь ушел в спою специальность. Штейгер — полный человек, что называется собаку съевший на своем деле, следит за работой в главном забое. Окружной горный инженер —спокойный и уравновешенный человек, который мало говорит, по много смотрит.
Сначала отправились к подземным работам.
В немногих словах ход работы, как я его наблюдал на Беррикуле, таков.
Труд на руднике хорошо механизирован, работают пар и сжатый воздух. В маленьких вагонетках по рельсам спустились по наклонной шахте на глубину девяноста сажен. Здесь в разные стороны шли штольны, горизонтальные ходы, приводившие к забоям. Порода была очень крепка, верх штольны сводчатый, и поэтому креплений было мало. Отовсюду сочилась и капала вода, проникавшая сюда по трещинам к породе. Под ногами часто попадались лужи, Для откачки води имеются механически работающие насосы - без них подземные выработки скоро заполнились бы водой. Освещаются ходы электрическими лампочками. В общем сыро и темновато.
Средний по размерам прииск и Кузнецком Ада-тау.
Первое время, со света, итти приходилось почти ощупью. Потом глаз приник, и стало видно довольно хорошо. Кое-где держались клуби тумана, и в них фигуры рабочих казались бесформенными темными тенями. Воздух проветривался искусственными вентиляторами, доставлявшими, согласно установленным законом правилам, один кубический метр воздуха в минуту на одного рабочего.
Рабочих видно было немного. Все они были в брезентовых костюмах. Лица многих смотрели угрюмо, другие окидывали группу осматривавших презрительными и враждебными взглядами. У многих лицо выражало усталость и изможденность.
Пожалуй, предпочтешь двенадцатичасовой рабочий день в ледяной канаве смыва этому восьмичасовому рабочему дню.
Подошли к забою. Около него, среди груды обломков пород, пять серых фигур нагружают рудой вагонетки. Наполнив их доверху откатывают к шахте, где могучий пар подымает их наверх и доставляет на завод.
Когда забой очистился от загромождения, штейгер пустил в ход бур, приводимый в движение сжатым воздухом. Весело было слушать и смотреть на эту работу. Что-то бодрое и задорное есть в частом, оглушительно-звонком и четком стуке бура. Не менее красива и та легкость, с которою он сверлил и входил в породу, словно перед ним была не каменная скала, но мягкое дерево.
Сделав восемь шпуров, штейгер заложил в них восемь же динамитных патронов и, быстро зажегши один за другим восемь затравок, поспешно отошел вместе с рабочими и нами за поворот штольны.
Прошло несколько секунд в ожидав ни, и затем один за другим оглушительно ударили восемь взрывов, от которых, казалось, дрогнули сами скалы штальны. Воздух густыми и сильными волнами понесся по штольне, гудя и шумя в ушах.
Подойдя опять к забою, увидели огромную кучу обломков, за которые принялись те же рабочие. От забоя пошли на завод — обширное здание с рядом механизмов, шаг за шагом извлекающих из руды золото. Из шахты вагонетки доставляют руду сначала к толчеям. Это огромные ступы, в которых руда толчется многопудовыми пестами. Каждый пест поднимается на определенную высоту так называемым «кулаком», особою зацепой, непрерывно вращающейся. Там пест соскакивает с кулака и всею тяжестью надает в ступу, дробя обломки руды, пока другой зубец кулака снова не поднимет пест кверху. Работа этих грузных и массивных снарядов сопровождается сильным шумом. Толчеями руда измельчается на куски величиною с орех.
От толчей материал переправляется к "бегунам". Бегуны — эго мощные жернова, которые не вращаются в горизонтальной плоскости, как на обычных мельницах, но попарно «бегают» но кругу в большом резервуаре по обработанному толчеями материалу и крошат его почти в муку. Каждые два бегуна поставлены вертикально и соединены между собою на известном расстоянии горизонтальною осью. Горизонтальная ось особым механизмом приводится во вращательное движение в горизонтальной плоскости и, таким образом, бегуны непрерывно катятся по кругу. Через резервуары с бегунами пропускается вода, которая увлекает материал дальше и несет его по наклонной системе широких желобов, дно и бока которых сложены из амальгамирован пых медных досок, т.-е. из меди, пропитанной ртутью. Поперек досок в нескольких местах залегают порожки — плинтусы.
Перед обедом, около полудни, с досок снималось золото, предварительно растворенное в ртути на медных досках.
Воду с досок отвели в сторону.
Затем рабочий - татарин надел на руки кожаные перчатки, чтобы предохранить руку от втирания в нее и далее в организм ртути, так как последняя может быть для организма губительна. В присутствии администрации татарин начал рукою сгребать амальгаму, имевшую вид серебристой творожистой массы. Когда сгребалась значительная кучка, рабочий клал ее в замшевый мешечек и переходил к другому месту. Когда вся амальгама была собрана, рабочий крепко закрутил мешечек, и из него, словно сыворотка из творога, выступила ртуть и светлой струей полилась па медные доски.
Выжав излишек ртути, рабочий вытряс из мешка амальгаму на две широкие сковороды и распределил ее равномерно по дну сосудов. Сковороды были помещены в особую печь, где ртуть должна была улетучиться в виде паров. Действительно, скоро из печи были вынуты две огромные золотые лепешки. Это золото было пористо, поэтому его надо было сплавить в плотный брус. Операция эта производится здесь же на заводе.
На медных досках улавливается не все золото. Не менее одной четверти его уходит с досок в так называемом «шламме», т.-е. в мелкой мути, уносимой водой. Этот шламм скопляется ниже досок по руслу потока и подвергается дальнейшей, уже химической обработке. Эти осадки помещают в огромные чаны, наполненные водою, содержащею в растворе или синеродистый калий, или хлор. Как первый, так и второй растворяют золото, переводя его в растворимое в воде соединение. Для лучшего соприкосновения золотых частичек в шламме с растворителем муть в чанах взмучивается особыми мешалками. Когда все золото перейдет в раствор, дают мути, уже лишенной золота, осесть, и отделяют раствор от ненужной осевшей массы.
Теперь остается осадить золото из раствора. Для осаждения золота из раствора в синеродистом калие употребляется обычно цинк. На его стружках золото и осаждается. Для осаждения хлорного золота применяется железный купорос.
В настоящее время эти химические способы извлечения золота широко распространились и сделали золотое дело гораздо более выгодным и менее хищническим, так как позволяют с выгодой работать там, где прежде никто не стал бы работать. Во многих местах приступили даже к переработке старых отвалов, в которых хищническая работа оставила значительное количество золота.
Золото сдается в казну в Томске, при чем здесь же устанавливается проба золота. Последнее в природе, обыкновенно, бывает сплавлено с серебром, с медью и некоторыми другими металлами. Количество серебра иногда достигает 50%.
Доставка золота с рудника на станцию железной дороги сопряжена с некоторым риском, так как здесь нередки нападения на караваны, ограбления и убийства.
Отправление на разведку.
Поэтому время отправления каравана тщательно скрывается и распускаются слухи, вводящие возможных грабителей в заблуждение. Так, например, как будто случайно, кто-нибудь из осведомленных лиц пускает и ход слух, что караван выступит в такой-то день но такой-то тропке, тогда как в действительности решено отправиться совсем в иной день и по другой дороге.
Недавно на этой почве произошел такой случай.
По одной из таежных тропок возвращались домой рабочие. С ними были женщины и дети. Все были верхами, дети находились при матерях. Несложное имущество шло вьюками.
На дороге попался завал, какие часто бывают после бури. Кое-как с трудом обошли его чащей. Едва тронулись в дальнейший путь, как из чащи раздались выстрелы. Караван рванулся уходить, но тут же очутился перед вторым завалом, устроенным как и первый грабителями. Пока караван метался взад и вперед, все были перестреляны, в том числе женщины и дети. Но ожидающегося золота у каравана не оказалось. Настоящий золотой караван благополучно прошел другим путем, и разбойники ни с чем ушли от своего кровавого дела.