Не рано, не поздно, в самый сладкий утренний час, когда птицы солнце восхваляют, когда от хвойной тайги смолистый запах веет, пробудился Тереха и посмотрел на озерину.
Тихая, как зеркало, и голубая, словно небушко, стояла озерина бездонная в зеленых берегах. А на середке лебеди купались, били по воде белыми крыльями, окачивали лебеди свои шеи лебединые прохладной утренней водой.
В кустах кудревастых птицы чирикали, радостные высвистывали песни.
- Погадай-ка поскорей, чернявая, в какую нам сторону идти, - сказал Тереха.
Раскинула цыганка карты волшебные, сама шепчет-наговаривает, так и этак перекладывает.
- Идите, братчики, в леву сторону, встретите медведя глупого, незадачливого.
Скликал Тереха своего товарища, косолапого Мишку, захватил хлеба добрую краюху, отправились. И немного места прошли, глядь: идет медведище, а за ним на веревке чурбан кувыркается, о деревья, о коряжины стук да стук. А медведище сердится, к чурбану подбежит, да ну его катать да лапой бить, а сам рявкает.
Тереха достал из кармана грамоту, враз стали они с Мишкой невидимками и подошли к медведю.
- Вишь ты. Он лапой в петлю попал… - сказал медвежонок.
- Я знаю, - тихонько проговорил Тереха,-это охотники настораживают петли… Мне тятенька сказывал, как.
- А как?
- А очень просто… Сделают из веревки петлю, да на медвежьей тропе и положат, а к другому концу веревки круглый чурбан привяжут… Ну, медведь как попал лапой, так с чурбаном и таскается… А с этаким чурбанищем куда уйдешь? Ну, охотник зверя и накроет.
- А пошто же веревку прикручивают к чурбану, а не к дереву? - полюбопытствовал медвежонок.
- К дереву нельзя, оборвет… Велика ль для медведя в веревке крепость, все одно, что нитка. А ежели чурбан, тогда медведю и в башку не вскочит веревку рвать. А петлю распутать он не смыслит. Ему это не показано.
- А ежели зубами перегрызть?
- Тоже не показано…
Разговаривают приятели возле самого медведя, а тот ни глазом их не видит, ни слухом не слышит, ни нюхом не чувствует, будто один в тайге.
Долго медведь по чурбану лапой бил, долго взрявкивал, на дыбах вокруг ходил: стал плевать на веревку.
- Четвертые сутки тебя, окаянного, таскаю… Тьфу!
Чихал, пофыркивал да так упарился, аж волком взвыл и поволок за собой на веревке чурбанище.
Приятели за ним.
Вот вышел медведь на самый край страшительной пропасти, аж жутко глазам взглянуть, глубь непомерная.
А медведю любо, - закричал от радости:
- Дождался, окаянный!.. Вот я те сейчас удостоверю.
Всплыл на дыбы, схватил чурбан в беремя, размахнулся, да как бросит его в пропасть.
Чурбан-ух! Веревка за лапу - дерг!
Ну, ясное дело, и медведь в пропасть загремел
У Терехи сердце обмерло, схватился за березку, глянул вниз: а медведь по острым камнищам грох, грох, грох… Вот уж с махонькую собачонку стал. Страсть глыбь какая, а все еще кувыркается.
- Пойдем, посмотрим… Любопытно…-и с помощью перышка волшебного живчиком спустились приятели на дно провалища.
* * *
Холод на дне, темень, сырость и чуть слышно ручеек журчит.
Тереха вышиб искру, зажег кусок бересты.
- Вот он.
Лежит медведь, свернувшись,! не дышит, не рявкает. А чурбана уж нет: в щепы разбился, только петля_все еще на лапе.
- Царство тебе небесное… - сказал, крестясь, Тереха и скривил слезливо рот.
- Так дураку и надо…- сказал Мишка и потрогал медведя лапой.
Ловко истолкло всего… кости в шкуре, как труха в мешке.
Береста догорела, тьма кромешная залила всю пропасть. Надо уходить.
Взглянул Тереха вверх, чтобы прикинуть глазом, высоко ли им карабкаться.
- Мишка! Глянь-ка, звезды… Неужто ночь?!
Задрал вверх нюхалку и Мишка:
- Ночь… Вот и месяц светит…
- Как же так, ведь день был?
- А уж не могу тебе сказать… Я никаких арихметиков ваших не учил, неграмотный…
- А чистописание учил?
- Чистописание? Кажется, тоже не учил…-ответил простоватый Мишка.
- А поведение?-подтрунивал Тереха.
- Учил, учил, поведению цыган обучал меня: поведет-поведет, да кнутом по морде.
Тереха засмеялся:
- Нет, поведению так не обучают… У нас, бывало, в школе учитель Прокофий Сидорыч…
Но его прервал вдруг голос:
- Садитесь, братцы, в лодочку… Журчеек журчит, куда надо, принесет…
Видит Тереха: два глаза блестят, от них лучи идут, в лодку ударяют, ручеек веселый серебрят.
- Здравствуй, филин-батюшка!- враз крикнули товарищи.
- Здорово, ребятенки… Что, не наскучило по тайге бродить?
- Нет, нет, филин - птица вещая…
- Ну, ин, живите, коли так… Садитесь скорей в лодочку… Журчеек журчит, куда надо принесет…
Ох и понеслась-понеслась легким бегом лодочка, вскинешь вверх голову, в ущельи звезды золотые видно, а кругом темным-темно.
Вот светлей, светлей становиться стало, вдруг звонкий ручеек в озеро вбежал, лодочку на отмель выбросил.
- Батюшки, день! День!.. - вскричал Тереха.
- И не лодочка это, а перышко волшебное!-вскричал медвежонок.
- И озерина эта наша… Вот и цыганка обед варит!..- волчком закрутился Тереха от радости.
Встретила их цыганка приветливо.
- А отчего это, сестрица, мы видели днем ночные звезды?-спросил Тереха.
- А это уж так положено… - ответила цыганка.- Я как-то маленькая в глубокий колодец по веревке лазила. Как лезла-солнце вовсю светило, а взглянула снизу: ночь, звезды ходят. Это уж в небе такой фокус заведен… Понял?
- Понял, - сказал Тереха.
