Лица: Анатоль, Макс, Бьянка Комната Макса в совершенно мрачных тонах: темно-красные обои, темно-красные портьеры. В глубине сцены посредине дверь. Другая дверь налево от зрителя. Посреди комнаты большой письменный стол; на столе лампа с абажуром; тут же книги и рукописи. Направо впереди высокое окно. В углу направо камин, в котором пылает огонь. Перед камином два низких кресла. Возле них темно-красные ширмы.
Макс (сидит перед письменным столом с сигарой, читает письмо). «Дорогой Макс! Вот я и опять здесь. Наша труппа остается здесь на три месяца, как вы это уже знаете из газет. Первый вечер посвящается друзьям. Сегодня вечером я у вас. Биби»… Биби… значит Бьанка… Буду ждать ее. (Стучат). Неужели это она?… Войдите!
Анатоль (входит с большим пакетом под мышкой, в мрачном настроении). Добрый вечер!
Макс. А — что ты принес?
Анатоль. Ищу убежища для моего прошлого.
Макс. Как это прикажешь понимать?
Анатоль. (Держит пред ним пакет).
Макс. Ну?
Анатоль. Вот я принес тебе все мое прошлое, всю мою юношескую жизнь: приюти ее у себя.
Макс. С удовольствием. Но не объяснишь ли ты мне, в чем дело?
Анатоль. Можно присесть?
Макс. Конечно. Отчего, кстати, ты такой торжественный?
Анатоль (Уселся). Ты разрешишь закурить сигару?
Макс. Возьми вот там, они свежие, нынешнего года.
Анатоль (зажигает предложенную сигару). О — чудная!
Макс (указывая на пакет, который Анатоль кладет на стол). Итак?…
Анатоль. Этой юношеской жизни нет больше места в моем доме. Я покидаю этот город.
Макс. А… аа!
Анатоль. Я начинаю новую жизнь на неопределенное время. Для этого я должен быть свободен и одинок, а потому я и освобождаюсь от прошлого.
Макс. У тебя, стало быть, новая любовница.
Анатоль. Нет — пока у меня только нет прежней… (быстро обрывая и указывая на пакет) — у тебя, дорогой друг, пусть покоится вся эта дрянь.
Макс. Ты говоришь дрянь!.. Почему же ты не бросишь ее в печку.
Анатоль. Я не могу.
Макс. Это ребячество.
Анатоль. О нет: в этом выражается моя верность. Я не могу забыть ни одной из тех, кого я любил. Когда я роюсь в этих листках, цветах, локонах — ты должен мне позволить приходить иногда к тебе только с тем, чтобы в них покопаться — тогда я опять с ними, тогда они опять оживают, и я опять молюсь на них.
Макс. Ты хочешь, стало быть, в моей квартире устроить себе место свиданий с прежними любовницами?…
Анатоль (едва слушая его). Иногда мне приходит в голову… Если бы существовало такое слово, чтобы они могли вновь появиться! Если бы я посредством колдовства мог вызвать их из небытия!
Макс. Получилась бы, пожалуй, пестрая компания!
Анатоль. Да, да… вообрази, я произнес бы это слово…
Макс. Быть может, ты найдешь такое, которое подействует… например: единственно-любимая!
Анатоль. Итак, я призываю: единственно-любимая!.. И вот они приходят; одна из маленького домишка в предместье, другая из пышного салона ее благоверного супруга — одна из гардероба своего театра…
Макс. Несколько!
Анатоль. Несколько — ладно… одна из модного магазина…
Макс. Одна из объятий нового любовника…
Анатоль. Одна из могилы… Одна оттуда… другая отсюда — и вот они все здесь…
Макс. Не говори лучше этого слова. Эта компания могла бы быть не из приятных. Ибо они все, быть может, перестали любить тебя, но ни одна не перестала ревновать.
Анатоль. Очень мудро сказано… следовательно, покойтесь с миром!
Макс. Теперь дело идет о том, чтобы найти подходящее место этому солидному пакету.
Анатоль. Ты должен будешь разделить его. (Вскрывает пакет: в нем видны изящные, связанные ленточками пачки).
Макс. Ах!
Анатоль. Все в идеальном порядке.
Макс. По именам?
Анатоль. О нет. Каждая пачка имеет какую-нибудь надпись: стихи ли, какое-нибудь слово, заметку, которые вызывают в моей памяти все пережитое. Никаких имен, ибо Mapией или Анной могла быть, в конце концов, каждая…
Макс. Дай прочитать.
Анатоль. Узнаю ли я вас всех? Иное лежит здесь уже годами, и я ни разу не взглянул даже на него.
Макс (взяв в руки сверток, читает надпись).
«Ты чудно-прекрасная, нужная, дикая
Дай свою шейку мне страстно обнять,
Целую безумно, о женщина милая,
Матильда прекрасная, еще раз… опять!»…
Ведь это же имя? Матильда!
Анатоль. Да, Матильда. Но ее звали иначе. Я все беспрестанно целовал ее шею.
Макс. Кто она была такая?
Анатоль. Этого не спрашивай. Она была в моих объятьях — этого достаточно.
Макс. Ну, долой Матильду. Кстати тоненький пакетик.
Анатоль. Да, в нем только локон.
Макс. Вовсе нет писем?
Анатоль. О… от нее! Это стоило бы ей колоссальных усилий. Да и куда бы мы зашли, если бы нам все женщины писали письма! Ну, долой Матильду!
Макс (по-прежнему читает): «В одном отношении все женщины равны: они становятся дерзкими, когда их поймают на лжи».
Анатоль. Да, это верно!
Макс. Кто была эта? Тяжелый пакетик!
Анатоль. Только ложь на восьми страницах! Долой и эту!
Макс. Эта тоже была дерзка?
Анатоль. Когда я ее поймал. Долой ее!
Макс. Долой дерзкую обманщицу!
Анатоль. Пожалуйста без ругательств. Она была в моих объятьях: — она святая.
Макс. Это еще недурное основание! Ну, дальше (читает):
«Чтоб от себя прогнать хандру — я думаю:
Где твой жених теперь, дитя?
Тогда, мой милый друг, смеюсь:
Ведь есть же вещи! — ха, ха, ха!»
Анатоль (улыбаясь). Ах да, то была она.
Макс. А что там внутри?
Анатоль. Фотография. Ее с женихом.
Макс. Ты знал его?
Анатоль. Понятно, иначе бы я не мог смеяться. Это был дурень.
Макс (серьезно). Он был в ее объятьях: он святой.
Анатоль. Довольно!
Макс. Долой веселое милое дитя вместе со смешным женихом! (Берет новый пакетик). А это что? Всего одно слово?
Анатоль. Какое?
Макс. «Оплеуха».
Анатоль. О, это то я помню!
Макс. Это было заключение?
Анатоль. О нет, только начало!
Макс. Ах так! А это… «Легче изменить направление пламени, чем воспламенить его». Что это значит?
Анатоль. Да, направление пламени изменил я, воспламенил ее другой.
Макс. Долой пламя… «Вечно она со щипцами». (Смотрит вопросительно на Анатоля).
Анатоль. Ну да; она всегда таскала за собой щипцы — на всякий случай. Но она была очень красива. Впрочем, от нее у меня только кусочек вуали.
Макс. Да это чувствуется по… (Читает дальше). «Как я потерял тебя?»… Ну расскажи, как ты ее потерял?
Анатоль. Этого как раз — не знаю: Ее не стало вдруг — внезапно она исчезла с моего горизонта. Уверяю тебя, это иногда бывает. Представь себе, что ты где-нибудь оставишь зонтик и только несколько дней спустя вспомнишь….. но не помнишь больше, когда и где.
Макс. Прощай, потерянная! (Читает). «Была ты милым, прекрасным созданием» —
Анатоль (мечтательно продолжает) «Дева с исколотыми пальцами».
Макс. Это была Кора, — нет?
Анатоль. Да — ведь ты был знаком с ней.
Макс. Знаешь ты, что с нею потом сталось?
Анатоль. Потом я ее опять встретил — она была женою столяра.
Макс. Правда!
Анатоль. Да, так кончают девицы с исколотыми пальцами. В городе их берут в любовницы, в предместьи на них женятся… Это было сокровище!
Макс. Добрый путь!.. А это что такое?… «Эпизод» — внутри ничего нет?… Тут одна пыль!
Анатоль (берет в руки конверт). Пыль?… Когда-то это был цветок!
Макс. Что это значит: эпизод?
Анатоль. Пустое! Так случайная мысль. Это был только эпизод, двухчасовой роман… больше ничего!.. Да, пыль! А все же печально, что от такого блаженства ничего другого не остается. — Правда?
Макс. Конечно, это печально… Но почему ты избрал здесь это слово? Ведь его ты мог бы написать везде?
Анатоль. Конечно; но никогда это так ясно не доходило до моего сознания, как именно здесь. Часто, когда я проводил время с той или другой женщиной, в особенности в прежнее время, когда я еще многое о себе воображал, я все повторял себе: бедное, бедное дитя!
Макс. Почему так?
Анатоль. Я представлялся себе великаном духа. Эти девушки и женщины — я растаптывал их своими мощными шагами, которыми я шествовал по земле. Закон природы, думалось мне — я должен идти через вас вперед.
Макс. Ты был бурным ветром, который сдувает лепестки… не так ли?
Анатоль. Да! Я шумно несся вперед. Поэтому-то я и думал: бедное, бедное дитя. Теперь оказывается, что я ошибся. Теперь я знаю, что я не принадлежу к великим миpa и, что особенно грустно, — я помирился с этим. Но тогда!
Макс. Ну, а где же эпизод?
Анатоль. Это и был именно такой случай… Она была именно такое существо, я нашел ее на своем пути.
Макс. И растоптал.
Анатоль. Знаешь, если я хорошенько подумаю, то мне кажется: эту я действительно растоптал.
Макс. Ну!
Анатоль. Да, послушай только. Это, собственно говоря, лучшее из всего того, что я пережил… Я право не могу даже рассказать тебе.
Макс. Почему?
Анатоль. Потому что история эта столь обычна, как только можно вообразить себе… это — ничто… Прекрасного в ней ты и не восчувствуешь. Тайна всей вещи в том, что я в ней пережил.
Макс. Ну?…
Анатоль. Вот я сижу перед роялем… Это было в маленькой комнате, которую я тогда занимал… Вечер… Я познакомился с ней два часа тому назад… Горит мой фонарь с красными и зелеными стеклами — я упоминаю о красно-зеленом фонаре; это прямо относится к делу.
Макс. Ну?
Анатоль. Ну! Я у рояля. Она — у моих ног, так что я не мог взять педали. Ее голова у меня на коленях и ее растрепанные волосы отливают красным и зеленым тонами от фонаря. Я фантазирую на клавишах, но одной левой рукой; к правой руке она прильнула своими губами…
Макс. Ну?
Анатоль. Вечно ты со своими многоожидающими «ну»… Больше собственно ничего… Я знаком с ней, всего лишь два часа, я знаю также, что я ее после сегодняшнего вечера, вероятно, никогда больше не увижу — это она мне сказала — и при этом я чувствую, что в те мгновения я ее безумно любил. Все это так обволакивает меня — весь воздух был напоен и благоухал этой любовью… понимаешь ты меня? (Макс кивает.) — И опять у меня мелькнула эта глупая, премудрая мысль: ты бедное, — бедное дитя! Эпизодический характер всей истории стал так ясно в моем сознании. Еще ощущая теплое дыхание ее уст на своей руке, я уже переживал всю эту историю в воспоминании. Она тоже была одной из тех женщин, через которую я должен был перешагнуть. Тут это слово пришло мне в голову, черствое слово: эпизод. И при этом я сам воображал себя чем-то вечным… Я знал прекрасно, что «бедное дитя» никогда более не вычеркнет этого часа из своего сознания — в ней именно я был вполне уверен. Ведь часто чувствуешь: завтра утром тебя забудут. Здесь было нечто другое. Для той, которая здесь лежала у моих ног — я был весь мир; я чувствовал какой святою, непреходящей любовью окружала она меня в этот момент. Это чувствуется; этого сознания нельзя у меня отнять. Наверное, в это мгновенье она ни о чем другом думать не могла, — только обо мне. А она была уже для меня прошлое, мгновенное, эпизод.
Макс. А кто она была такая?
Анатоль. Кто она была?… Ну, ты знал ее. Мы познакомились с ней как-то вечером в веселой компании; ты знал ее уже и раньше, как ты мне тогда сказал.
Макс. Да кто же она была? Я ведь многих раньше знал. Ты в своих изображешях при свете твоего фонаря даешь какой-то сказочный образ.
Анатоль. Да — в жизни она была не то. Знаешь ты, кто она была? Я разрушу сейчас, наверно, весь ореол.
Макс. Итак, она была?
Анатоль (ухмыляясь). Она была — из…
Макс. Из театра?
Анатоль. Нет — из цирка.
Макс. Возможно ли!
Анатоль. Да — это была Бьянка. До сегодняшнего дня я не рассказывал тебе, что я ее опять встретил — после того вечера, когда я на нее вовсе не обращал внимания.
Макс. И ты думаешь в самом деле, что Биби тебя любила?
Анатоль. Да, именно эта! восемь или десять дней спустя после того вечера мы встретились на улице… На следующее утро она уехала со всей труппой в Россию.
Макс. Это было как раз вовремя.
Анатоль. Я ведь так и знал; вот для тебя все в этой истории разрушено. Ты еще не дошел до понимания истинного таинства любви.
Макс. В чем же разрешается для тебя загадка женщины?
Анатоль. В настроении.
Макс. Ах — тебе нужна полутьма, твой красно-зеленый фонарь… твоя игра на рояле.
Анатоль. Да, пусть так. Но это делает мне жизнь такой разнообразной и переменчивой, что одна краска изменяет весь мир. Чем была бы для тебя, для тысячи других эта девушка с искрящимися волосами; что для вас тот фонарь, который ты высмеиваешь! Цирковая наездница, красное и зеленое стекло со свечою за ним! Тогда, конечно, исчезает волшебное; тогда можно, конечно, жить, но так ничего не переживешь. Вы бросаетесь в какое- нибудь приключение грубо, с открытыми глазами и замкнутой душой — и оно остается бесцветным для вас. Из моей же души, да, из моего нутра блестят тысячи огней и красок, и я могу чувствовать там, где вы только — вкушаете!
Макс. Чисто волшебный родник твое «настроение». Все, кого ты любишь, погружаясь в него, приносят тебе особый аромат приключений и редкостей, которые тебя опьяняют.
Анатоль. Принимай это так, если тебе нравится.
Макс. Что же касается до твоей наездницы из цирка, то, пожалуй, тебе труднее будет доказать мне, что она под красно-зеленым фонарем испытывала тоже, что и ты.
Анатоль. Но я же должен был чувствовать, что она переживает в моих объятьях.
Макс. Ну, ведь я ее тоже знал, твою Бьянку, и лучше тебя.
Анатоль. Лучше?
Макс. Лучше; потому что мы не любили друг друга. Для меня она не сказочный образ; для меня она одна из тысячи падших, которых фантазия мечтателей снабжает новой девственностью. Для меня она не лучше сотни других, которые скачут сквозь обручи или в коротеньком передничке стоят в последней кадрили.
Анатоль. Так… так…
Макс. Она и не была ничем другим. Не я просмотрел, что в ней было, а ты видел то, чего в ней не было. Из богатой, прекрасной жизни твоей души ты влил в ее ничтожное сердце свою фантастическую молодость и пыл и то, что блестело в ней, было отблеском от твоего света.
Анатоль. Нет. Иногда и это со мной бывало. Но тогда нет. Я ведь не хочу сделать ее лучше, чем она была. Я не был ни первым, ни последним… я был—
Макс. Ну, что ты был?… Одним из многих. Тою же она была в твоих объятьях, тою же она оставалась в объятьях других. Женщиной в ее наивысшем мгновеньи!
Анатоль. Зачем я тебя посвятил? Ты меня не понял.
Макс. О нет. Ты меня плохо понял. Я хотел только сказать, ты мог испытывать сладчайшее очарование, тогда как для нее оно значило столько же, как и многие простые приключения. Разве для нее мир имел тысячу красок?
Анатоль. Ты знал ее очень близко?
Макс. Да; мы часто встречались в том веселом обществе, куда ты однажды пошел со мной.
Анатоль. И это было все?
Макс. Все. Мы были добрыми друзьями. Она была остроумна; мы охотно болтали.
Анатоль. Это было все?
Макс. Все!
Анатоль. А все же… она меня любила.
Макс. Не прочитать ли нам дальше… (берет в руки пакетик) «О, если бы я знал, что значит твоя усмешка, о, женщина, с зелеными глазками…»
Анатоль. А знаешь ты, что вся труппа опять приехала сюда?
Макс. Конечно. Она также.
Анатоль. Может быть…
Макс. Совершенно наверное. И я даже сегодня вечером увижусь с ней.
Анатоль. Как? Ты? Ты знаешь, где она живет?
Макс. Нет. Она мне писала. Она придет сюда.
Анатоль (вскакивает с кресла). Как? И ты только теперь говоришь мне это?
Макс. Разве это тебя касается? Ты ведь хочешь «быть свободным и одиноким!»
Анатоль. Ах поди ты!
Макс. И, кроме того, нет ничего печальнее, как подогретые чары.
Анатоль. Ты думаешь?
Макс. Я полагаю, что ты должен остерегаться увидеть ее вновь.
Анатоль. Так как она вновь может стать опасной для меня.
Макс. Нет — потому что тогда это было так прекрасно. Ступай домой со своим сладким воспоминанием… Ничего не нужно желать пережить вновь.
Анатоль. Ты не можешь серьезно думать, чтобы я отказался от свидания, которое само напрашивается.
Макс. Она умнее тебя. Она тебе не писала… Быть может, впрочем, только потому, что она тебя забыла.
Анатоль. Вздор!
Макс. Ты считаешь это невозможным?
Анатоль. Я смеюсь над этим.
Макс. Не у всех воспоминание пьет жизненный эликсир настроения, которое твоему создает вечную свежесть.
Анатоль. О — этот час тогда!
Макс. Ну?
Анатоль. Это был один из бессмертных часов.
Макс. Я слышу шаги в передней.
Анатоль. Пожалуй это она.
Макс. Уходи через мою спальню.
Анатоль. Дурак бы я был.
Макс. Иди — зачем хочешь ты разрушить свое очарование?
Анатоль. Я остаюсь. (Стучат).
Макс. Иди же, ступай скорей!
Анатоль качает отрицательно головой
Макс. Так становись, по крайней мере, сюда, чтобы она сразу тебя не увидела — сюда… (отводит его к камину, так что ширма закрывает Анатоля наполовину).
Анатоль (облокачиваясь на камин). Будь что будет! (Стучат).
Макс. Войдите!
Бьянка (входя, оживленно). Добрый вечер, дорогой друг; вот и я опять!
Макс. (протягивая ей руки). Добрый вечер, дорогая; Бьянка, — это очень мило с вашей стороны, право, очень мило!
Бьянка. Ведь вы же получили мое письмо? Вы ведь, самый первый — единственный вообще.
Макс. И вы можете представить себе, как я горжусь этим.
Бьянка. А что делают другие? Наши захеровские завсегдатаи? Что еще существует наша компания? Собираются ли они по-прежнему после спектакля вместе?
Макс (помогает ей раздеться). Бывали, однако, вечера, когда, вас было не найти.
Бьянка. После представлений?
Макс. Да, вечера, когда вы исчезали куда-то сейчас же после представления.
Бьянка (усмехаясь). Ах да… правда… как это, однако, хорошо, когда этак говорят кому-нибудь — и без малейшей ревности! Нужно иметь также таких друзей, как вы…..
Макс. Да, да, это следует.
Бьянка. Которые любят тебя и не мучат!
Макс. Это вам случалось редко!
Бьянка. (Увидев тень Анатоля) Да вы не одни!
Анатоль выходит, низко кланяется.
Макс. Старый знакомый.
Бьянка (Прикладывая лорнет к глазам). А!
Анатоль (Подходя ближе). Mademoiselle!
Макс. Вы поражены, что скажете, Биби?
Бьянка (немного смущенная, очевидно ищет в своих воспоминаниях). Ах, правда, мы ведь знакомы…
Анатоль. Конечно — Бьянка!
Бьянка. Ну, да — мы знакомы, даже очень хорошо знакомы…
Анатоль (возбужденный, хватает обеими руками ее правую руку). Бьянка…
Бьянка. Где это было только, где мы встречались… где… ах да!
Макс. Вы припоминаете!
Бьянка. Конечно… не правда ли… это было в Петербурге?..
Анатоль (быстро отпускает ее руку). Это было не в Петербурге… Mademoiselle… (оборачивается чтобы уйти).
Бьянка (испуганно к Максу). Что с ним такое… обидела я его?
Макс. Вон он убегает… (Анатоль исчезает через дверь в глубине).
Бьянка. Да что же это значит?
Макс. Да разве вы его не узнали?
Бьянка. Узнала… да, конечно. Но я не помню хорошенько, где и когда?
Макс. Но, Биби, это был Анатоль!
Бьянка. Анатоль?… Анатоль?…
Макс. Анатоль — рояль — фонарь… такой красно-зеленый… здесь в городе — три года тому назад…
Бьянка (хватает себя за голову). Где же были мои глаза? Анатоль! (Бежит к двери). Я должна его вернуть… (Открывает дверь) Анатоль! (Выбегает, за сценой на лестнице) Анатоль, Анатоль!
Макс (Стоит усмехаясь, идет за ней к двери). Ну?
Бьянка (входя). Он уже должно быть на улице. (Открывает быстро окно). Вон он идет внизу.
Макс (стоит сзади ее). Да, это он.
Бьянка (зовет). Анатоль!
Макс. Он уже не слышит вас.
Бьянка (слегка топает ногой). Как жаль… Вы должны извиниться пред ним за меня. Я его обидела, этого доброго, милого малого.
Макс. Значит вы все же вспомнили его?
Бьянка. Ну, конечно. Но… он поразительно похож на кого-то в Петербурге.
Макс (успокаивая). Я ему это скажу.
Бьянка. И затем: когда три года о ком-нибудь не думаешь, и вдруг он стоит перед тобой — всего ведь сразу не припомнишь.
Макс. Я закрою окно. На дворе холодно! (Закрывает окно).
Бьянка. Я еще увижусь с ним, пока я здесь.
Макс. Быть может. А я хочу кое-что вам показать. (Берет конверт с письменного стола и держит пред ней).
Бьянка. Что это такое?
Макс. Это цветок, который вы в тот вечер… в тот вечер носили.
Бьянка. Он сохранил его?
Макс. Как видите.
Бьянка. Значит, он любил меня?
Макс. Горячо, бесконечно, вечно — как и всех этих. (Показывает на пакеты).
Бьянка. Как… всех этих!.. Что это значит? Это все только цветы?
Макс. Цветы, письма, локоны, фотографии. Мы занимались сейчас приведением их в порядок.
Бьянка (раздраженным голосом). В разные рубрики.
Макс. Да, очевидно.
Бьянка. И в какую я попала?
Макс. Я думаю… в эту! (Бросает конверт в камин).
Бьянка. О!
Макс (про себя). Я мщу за тебя, как могу, друг Анатоль… (громко). Так, а теперь не сердитесь… Садитесь сюда ко мне и расскажите что-нибудь о последних трех годах.
Бьянка. Как раз я теперь к этому расположена! Когда тебя так принимают.
Бьянка. Ведь я же ваш друг… Идите сюда, Бьянка… расскажите мнe что-нибудь!
Бьянка (позволяет усадить себя в кресло у камина). Что же вам рассказать?
Макс (опускаясь в кресло напротив нее). Например о «похожем» в Петербурге.
Бьянка. Несносный вы!
Макс. Итак…
Бьянка (сердито). Да что я должна рассказать.
Макс. Только начните… Был некогда… ну… был некогда большой, большой город…
Бьянка (с досадой). Там стоял большой, большой цирк.
Макс. И там была маленькая, маленькая артистка.
Бьянка. Она прыгала через большой, большой обруч… (легко смеется).
Макс. Видите… уже идет! (Занавес начинает медленно опускаться). В одной ложе… ну… в одной ложе сидит каждый вечер…
Бьянка. В одной ложе сидит каждый вечер один прекрасный, прекрасный… ах!
Макс. Ну… И…?
Занавес опустился.