Небольшая комната, обставленная небогато, но со вкусом. Из-за плотных занавесей вишневого цвета в комнате полумрак. Большой письменный стол, на нем бумаги и книги. У стены пианино. Входят Гризетка и Поэт, который закрывает за собой дверь.
Поэт. Ну вот, крошка. (Целует ее.)
Гризетка (в плаще и шляпе). О! А тут мило! Только почти ничего и не видно.
Поэт. Твои глаза должны привыкнуть к полумраку. Твои чудные глаза. (Целует ее в глаза.)
Гризетка. Для этого у чудных глаз слишком мало времени.
Поэт. Почему же?
Гризетка. Потому, что я зашла всего на минуту.
Поэт. Давай-ка снимем шляпу.
Гризетка. Это ради одной-то минуты?
Поэт (вынимает заколку из ее шляпы, снимает ее и кладет в сторону). А теперь плащ…
Гризетка. Ну, чего тебе? Я же уйду скоро.
Поэт. Отдохни хоть немного! Ведь мы с тобой часа три провели на ногах.
Гризетка. Сюда мы приехали.
Поэт. Сюда — да. Но в парке мы с тобой бродили вдоль ручья часа три. Так что садись, детка, расслабься… куда хочешь садись, хоть за письменный стол… или нет, здесь неудобно. Лучше на диван. Вот так. (Усаживает ее.) Можешь и прилечь, если очень устала. Вот так. (Укладывает ее на диван). А под головку положим подушку.
Гризетка (со смехом). Но я совсем не устала!
Поэт. Это тебе только кажется. Вот так. Можешь и поспать, если хочешь. Я не буду тебе мешать. Могу сыграть тебе и колыбельную… мою собственную… (Подходит к пианино).
Гризетка. Твою собственную?
Поэт. Да.
Гризетка. А я думала, Роберт, что ты доктор.
Поэт. Почему? Я ведь говорил тебе, что я писатель.
Гризетка. Все писатели доктора.
Поэт. Нет, не все. Я вот не доктор. Но почему это пришло тебе в голову?
Гризетка. Ну, потому, что ты сказал, что сыграешь свою колыбельную.
Поэт. Ах да… Но, может быть, она и не моя. Ведь это совершенно неважно. Что? Вообще, кто написал — не имеет никакого значения. Лишь бы было красиво — не так ли?
Гризетка. Натурально. Лишь бы красиво — чего ж еще…
Поэт. А ты поняла, что я имел в виду?
Гризетка. Ты про что?
Поэт. Ну, про то, что я только что сказал.
Гризетка (сонным голосом). Натурально.
Поэт (встает, подходит к ней, гладит ее по волосам). Ничего ты не поняла, ни слова.
Гризетка. Ладно тебе, я никакая не дура.
Поэт. Натурально, ты дура. Но за это-то я тебя и люблю. Ах, как это прекрасно, что вы такие дуры. Я имею в виду таких, как ты.
Гризетка. Да ладно, чего ты ругаешься-то?
Поэт. Ты ангел, малыш. А приятно лежать на мягком персидском ковре, не так ли?
Гризетка. О да. Ну, чего ж ты не играешь на пианино? Не хочешь?
Поэт. Нет уж… лучше побыть с тобой рядом. (Гладит ее.)
Гризетка. Слышь, зажги свет, а?
Поэт. О, нет… Эти сумерки так прекрасны. Мы ведь целый день будто купались в солнечных лучах. А теперь словно выходим из ванны, заворачиваясь в покров темноты… (Смеется.) Нет, это нужно бы сказать по-другому… Ты не находишь?
Гризетка. Не знаю.
Поэт (элегантно отступая от нее). О, эта глупость божественна! (Берет записную книжку и что-то записывает).
Гризетка. Что это ты делаешь? (Поворачиваясь на диване в его сторону.) Чего записываешь-то?
Поэт (негромко). Солнце, Купание, Сумерки, Покров… так, так… (Прянет записную книжку. Громко). Ничего… Не хочешь ли чего-нибудь съесть или выпить, скажи?
Гризетка. Жажды я не испытываю. А вот аппетит разыгрался.
Поэт. Гм… Я бы предпочел, чтобы ты испытывала жажду. Коньяк в доме найдется, а вот за едой надо сходить.
Гризетка. Что, некого послать?
Поэт. Трудно — служанка уже ушла… ничего, сам схожу… чего тебе хочется?
Гризетка. Да нет, не стоит, мне все равно скоро уходить.
Поэт. Детка, об этом не может быть и речи. Но я вот что предлагаю — пойдем потом вместе куда-нибудь поужинать.
Гризетка. Нет, нет. У меня на это нет времени. Да и куда мы можем пойти? Везде ведь можно встретить знакомых.
Поэт. У тебя так много знакомых?
Гризетка. Достаточно встретить одного — и уже неприятность.
Поэт. Да в чем же тут неприятность?
Гризетка. Ну, а как ты думаешь — если мать вдруг узнает…
Поэт. Можно пойти туда, где нас никто не увидит, есть ведь рестораны с отдельными комнатами.
Гризетка (напевает). Ах, этот суп в сhambre separee!
Поэт. Ты уже бывала когда-нибудь в сhambre separее?
Гризетка. Сказать по правде — да!
Поэт. Кто был счастливец?
Гризетка. О, все было не так, как ты думаешь… Я была с подругой и ее женихом. Они взяли меня с собой.
Поэт. Вот как. И я должен этому верить?
Гризетка. Можешь не верить — подумаешь…
Поэт (подходя к ней вплотную). Ну, что, покраснела? Ничего не видно уже! Даже твоего лица. (Касается рукой ее щек). Но я узнаю тебя так.
Гризетка. Смотри, только не перепутай меня с какой-нибудь…
Поэт. Странно, но я не могу вспомнить, как ты выглядишь.
Гризетка. Мерси!
Поэт (серьезно). Знаешь, ведь это почти жутко — я совершенно не могу представить себе твои черты. В каком-то смысле я уже забыл тебя… Если бы я не мог вспомнить еще и твой голос — то что бы от тебя осталось? Ты вблизи и далеко-далеко… Жуть.
Гризетка. Эй, ты о чем?
Поэт. Ни о чем, ангел мой, ни о чем. Где твои губы? (Целует ее.)
Гризетка. Зажги лучше свет, а?
Поэт. Нет… (С наплывом нежности). Ты меня любишь, скажи!
Гризетка. Очень… очень!
Поэт. Ты уже любила кого-нибудь так, как меня?
Гризетка. Я тебе уже сказала — нет.
Поэт. Но… (Вздыхает.)
Гризетка. Да ведь это был мой жених.
Поэт. Могла бы и не вспоминать о нем в такую минуту.
Гризетка. Э… что ты делаешь, слышь…
Поэт. Давай представим, что мы в каком-нибудь замке, где-нибудь в Индии.
Гризетка. Ну, там они ведут себя наверняка приличнее, чем ты.
Поэт. Не говори глупостей! Это божественно — о, если б ты знала, что ты для меня значишь…
Гризетка. И что же?
Поэт. Да не отпихивай ты меня все время, я ведь ничего тебе не делаю — пока что.
Гризетка. И без того корсет жмет.
Поэт (просто). Так сними его.
Гризетка. Ладно. Но только ты не нахальничай.
Поэт. Не буду.
Гризетка, встав с дивана, снимает в темноте корсет.
(Продолжая сидеть на диване). Скажи, а тебе было бы интересно узнать мою фамилию?
Гризетка. И какая же у тебя фамилия?
Поэт. Я лучше назову тебе ту, которой подписываюсь.
Гризетка. А что — есть разница?
Поэт. То есть литературный псевдоним.
Гризетка. Значит, ты пишешь под чужим именем?
Поэт подходит к ней вплотную.
Ой!.. Слышь, не надо!..
Поэт. Какие запахи, какой аромат. Волшебно. (Целует ее в грудь.)
Гризетка. Порвешь мне рубашку.
Поэт. Сними… сними… все это лишнее.
Гризетка. Но Роберт!
Поэт. А теперь, приди в наш индийский замок.
Гризетка. Сначала скажи, что ты меня действительно любишь.
Поэт. Да я молюсь на тебя. (Пылко целует ее.) Молюсь на тебя, радость моя, весна моя…
Гризетка. Роберт… Роберт…
Поэт. Это было райское блаженство… А подписываюсь я как…
Гризетка. Роберт! О Роберт…
Поэт. Как Бибиц.
Гризетка. А почему Бибиц?
Поэт. Это только так, псевдоним… или ты не слыхала никогда это имя?
Гризетка. Нет.
Поэт. Ты никогда не слыхала? Божественно! Нет, в самом деле? Или ты просто разыгрываешь меня?
Гризетка. Господи, ну что тут такого. Не слыхала — и все!
Поэт. Ты что же, никогда не ходишь в театр?
Гризетка. Да нет, почему, я была тут с одним… С дядей моей подруги и подругой мы ходили в оперу.
Поэт. Гм, а в Бургтеатр ты, стало быть, не ходишь.
Гризетка. Туда мне еще никто не дарил билеты.
Поэт. Я пошлю тебе билет в ближайшее время.
Гризетка. Хорошо бы! Только не забудь. И на что-нибудь веселенькое!
Поэт. Гм, веселенькое… А на трагедию, стало быть, пойти не хочешь?
Гризетка. Не очень.
Поэт. Даже если это моя пьеса?
Гризетка. Твоя? Брось! Ты пишешь для театра?
Поэт. Позволь, я только зажгу свет. Я ведь тебя еще и не видел — с тех пор как ты стала моей возлюбленной. Ангел! (Зажигает свечу.)
Гризетка. Эй, стыдно же… Дай хоть одеялом прикроюсь.
Поэт. Потом! (Подходит к ней со свечой в руках, долго разглядывает.)
Гризетка (закрыв лицо руками). Ну, Роберт!
Поэт. Ты красива, ты сама красота, ты, может быть, сама природа, ты святая простота.
Гризетка. Ой, капает же! Ты что — не видишь?
Поэт (ставит свечу на стол). Ты — это то, что я давно искал. Ты любишь только меня, ты любила бы меня, даже если б я был разносчиком мелких товаров. В этом такая отрада. Признаться, я все не мог отделаться от некоторого подозрения… Скажи, только честно, неужели ты действительно не знала, что я Бибиц?
Гризетка. Господи, вот пристал. Ну, откуда мне знать, кто такой.
Поэт. Что есть слава! Нет, забудь все, что я тебе говорил, забудь даже имя, которое я тебе называл. Для тебя я Роберт и останусь Робертом. Да я и пошутил. (Легко.) Я вовсе не писатель, а разносчик товаров, а вечерами подыгрываю певцам в кафе на клавире.
Гризетка. Ну, совсем запутал… И смотришь как странно… Да что с тобой в самом деле?
Поэт. Это так необыкновенно — со мной такого еще и не было, крошка, прямо слезы навертываются. Эго так волнительно. Мы не будем разлучаться, да, мы будем очень любить друг друга.
Гризетка. Слышь, это правда — насчет кафе?
Поэт. Да, но не спрашивай ни о чем больше. Если ты меня любишь, не спрашивай ни о чем. Скажи, ты могла бы вырваться недели на две?
Гризетка. Как это вырваться?
Поэт. Ну, из дома.
Гризетка. Да ты что!! Как же это? А что я скажу матери? И потом, без меня у них все в доме пойдет кувырком.
Поэт. Ах, как это было бы славно — побыть с тобой вдвоем, где-нибудь в полном уединении, в лесу, на природе, недели две… А там, в один прекрасный день сказать адью и пойти каждый своей дорогой — неведомо куда.
Гризетка. Вот, уже и адью на уме! А говорил, что любишь.
Поэт. Так ведь именно поэтому. (Наклоняется к ней и целует в лоб.) Сладость моя!
Гризетка. Прижмись, а? Чего-то мне холодно.
Поэт. Ну, так одевайся — пора. Давай я зажгу тебе еще пару свечей.
Гризетка (встает). Не смотри.
Поэт. Не буду. (Отходит к окну). Скажи, ты счастлива, детка?
Гризетка. Что ты имеешь в виду?
Поэт. Вообще — счастлива ли?
Гризетка. Ну, могло быть и лучше.
Поэт. Ты меня не понимаешь. О твоих домашних обстоятельствах я уже достаточно наслышан. Я знаю, что ты не принцесса. Я о другом. О том, как ты вообще ощущаешь жизнь. Ощущаешь ли ты, что счастлива, что живешь?
Гризетка. Слышь, а гребенка у тебя есть?
Поэт (подходит к туалетному столику, подает ей расческу, долго разглядывает Гризетку). Господи, как ты прелестна…
Гризетка. Эй… не надо!
Поэт. Останься, а? Останься — я схожу, принесу чего-нибудь нам на ужин…
Гризетка. Но уже слишком поздно.
Поэт. Еще нет и девяти.
Гризетка. Ну, пожалуйста, мне правда пора топать.
Поэт. Когда же мы теперь увидимся?
Гризетка. А когда тебе хотелось бы?
Поэт. Завтра.
Гризетка. А завтра какой день?
Поэт. Суббота.
Гризетка. Ой, тогда я не могу, мне нужно к опекуну идти с младшей сестрой.
Поэт. Тогда в воскресенье… гм… в воскресенье… в воскресенье… Тут вот какое дело. Я не Бибиц, но Бибиц — мой друг. Я тебя с ним как-нибудь познакомлю. В воскресенье идет его пьеса, я пошлю тебе билет и потом заеду за тобой после спектакля. А ты мне скажешь, понравилась ли тебе пьеса, идет?
Гризетка. Слышь, эта история с Бибицем… ну, где мне, дуре, понять.
Поэт. По-настоящему я тебя узнаю только после того, как ты мне расскажешь, что чувствовала, когда смотрела пьесу.
Гризетка. Ну вот… я и готова.
Поэт. Пойдем, радость моя.
Уходят.