Комната в гостиной за городом. Весенний вечер, окна распахнуты, над лугами и холмами стоит луна. Великая тишина. Входят Поэт и Актриса, в руках у него свеча, которая гаснет в тот момент, когда они входят.
Поэт. Ой…
Актриса. Что такое?
Поэт. Свет… Хотя и так все видно. Смотри совершенно светло. Просто чудо!
Актриса, подойдя к окну, внезапно падает на колени, молитвенно складывает руки.
Что с тобой?
Актриса молчит.
(Подходит к ней). Что ты делаешь?
Актриса (возмущенно). Разве не видишь — молюсь!..
Поэт. Ты веришь в Бога?
Актриса. Разумеется, я не какая-нибудь серость.
Поэт. Вот оно как!
Актриса. Иди же, стань рядом на колени. Помолись и ты хоть раз. Не потускнеет от этого венец твоей славы.
Поэт становится рядом с ней на колени и обнимает ее.
Растлитель! (Встает.) Знаешь, кому я молилась?
Поэт. Богу, я полагаю.
Актриса (с издевкой). Как же! Тебе — я молилась тебе!
Поэт. Зачем же ты тогда смотрела в окно?
Актриса. Скажи лучше, куда это ты меня завез, соблазнитель?
Поэт. Но ведь. Это твоя идея была, детка. Ведь это ты хотела на природу — и именно сюда.
Актриса. Ну и разве я была не права?
Поэт. Вестимо, права — здесь прелестно. Подумать только — всего два часа от Вены, а уже ни души. А как тут красиво!
Актриса. А? Ты бы и стихи тут мог сочинять, если б у тебя случился такой талант.
Поэт. Ты уже была здесь когда-нибудь?
Актриса. Бывала ли здесь я? Да я жила здесь годами!
Поэт. С кем?
Актриса. Ну, с Фрицем, конечно.
Поэт. Ах так!
Актриса. Я прямо-таки молилась на него!
Поэт. Ты уже рассказывала об этом.
Актриса. Ради Бога — я могу и уйти, если тебе со мной скучно!
Поэт. Мне — скучно — с тобой?.. Ты даже не представляешь себе, что ты для меня значишь… Ведь ты — это целый мир в себе… Ты сама гениальность, ты само божество… Ты… собственно, ты сама святая простота… Да, да… Но ты не должна вспоминать о Фрице.
Актриса. Ну, обмолвишься иной раз — не без этого…
Поэт. Как мило, что ты это осознаешь.
Актриса. Иди же, поцелуй меня!
Поэт целует ее.
Ну, а теперь пожелаем друг другу спокойной ночи. Прощай, радость моя.
Поэт. Что ты хочешь этим сказать?
Актриса. Что я ложусь спать!
Поэт. Ну, это — само собой… Но при чем здесь «спокойной ночи»? Мне-то где ночевать?
Актриса. В доме, наверное, найдется немало свободных комнат.
Поэт. Да какой мне в них прок? Надо бы теперь свет зажечь, пожалуй, не возражаешь?
Актриса. Зажги.
Поэт (зажигает лампу на ночном столике). Как тут мило… И какие набожные хозяева — сплошные лики святых… Было бы интересно пожить какое-то время среди этих людей… ведь это совсем другой мир. А мы так мало знаем, по сути, о других.
Актриса. Перестань молоть чушь, подай мне лучше эту сумочку со стола.
Поэт. Держи, единственная моя!
Актриса вынимает из сумочки маленькое изображение в рамочке и ставит его на ночной столик.
Что это?
Актриса. Это Мадонна.
Поэт. Ты всегда ее носишь с собой?
Актриса. Ведь она мой талисман. А теперь ступай, Роберт!
Поэт. Ну, что за шутки! Могу я тебе помочь?
Актриса. Нет, ты можешь идти.
Поэт. А когда я могу снова прийти?
Актриса. Через десять минут.
Поэт (целует ее). До свидания!
Актриса. А куда ты пойдешь?
Поэт. Стану расхаживать под твоим окном. Люблю бродить по ночам. Тогда мне приходят в голову самые лучшие мысли. А тут еще твоя близость, дуновение, так сказать, томления… навеваемое твоим искусством.
Актриса. Ты бредишь как сумасшедший.
Поэт (страдальчески). Есть женщины, которые могли бы сказать… как поэт.
Актриса. Ну, ступай же наконец. Но смотри мне, не заводи по дороге интрижку с подавальщицей…
Поэт уходит.
(Раздевается, прислушиваясь к шагам поэта сначала по лестнице, а потом под ее окнами. Едва раздевшись, она устремляется к окну, выглядывает, убеждается, что он там, шепчет.) Иди же!
Поэт стремительно врывается в комнату, в которой она уже легла в постель, предварительно выключив свет.
Ну вот, а теперь ты можешь сесть ко мне и что-нибудь рассказать.
Поэт (садится к ней на кровать). Закрыть окно? Тебе не холодно?
Актриса. О нет!
Поэт. Что же тебе рассказать?
Актриса. Ну, хотя бы кому ты изменяешь в данный момент?
Поэт. К сожалению, пока еще никому.
Актриса. Утешься, я ведь тоже кое-кому изменяю.
Поэт. Могу себе представить.
Актриса. И как ты думаешь — кому?
Поэт. Откуда ж мне это знать, детка?
Актриса. А ты угадай.
Поэт. Постой… ну, наверное, директору театра.
Актриса. Голубчик, я не хористка.
Поэт. Ну, это первое, что приходит в голову.
Актриса. Угадывай дальше.
Поэт. Ну, ты обманываешь своего коллегу… Бенно…
Актриса. Ха-ха! Он вообще равнодушен к женщинам… ты что, не знал? У него роман с почтальоном!
Поэт. Не может быть!
Актриса. Поцелуй меня лучше!
Поэт стискивает ее шею руками.
Да что ты делаешь?
Поэт. А ты не мучай меня.
Актриса. Послушай, Роберт, у меня есть предложение. Ложись ко мне.
Поэт. Принято!
Актриса. Быстрей, быстрей же!
Поэт. По мне, так я бы давно уже… Слышишь?..
Актриса. Что именно?
Поэт. За окном цикады стрекочут.
Актриса. Ты, верно, бредишь, милый, здесь нет цикад.
Поэт. Но ты ведь их слышишь.
Актриса. Ну, иди же наконец!
Поэт. Иду. (Ложится к ней.)
Актриса. Вот так, а теперь полежи немного спокойно… Тсс, не шевелись.
Поэт. Что тебе взбрело в голову?
Актриса. Похоже, ты не прочь завести со мной роман?
Поэт. Об этом ты могла бы уже догадаться.
Актриса. Но этого многие уже хотели…
Поэт. И все же не приходится сомневаться, что в настоящий момент у меня наилучшие шансы.
Актриса. Так приди же, цикада моя! Я теперь буду называть тебя цикадой.
Поэт. Красиво…
Актриса. Итак, кого я обманываю?
Поэт. Кого? Меня, быть может…
Актриса. Дитя мое, у тебя тяжелое мозговое расстройство.
Поэт. Или некоего человека, которого ты сама никогда в жизни не видела… которого ты не знаешь… который предназначен тебе, но ты не можешь его отыскать…
Актриса. Прошу тебя, прекрати нести свою баснословную чушь.
Поэт. Не странно ли, ты — и вдруг… кто бы мог подумать… но нет, кто может посягнуть на святыню… иди же ко мне, иди… иди…
Актриса. Насколько же это лучше, чем играть в дурацких пьесах… Не находишь?
Поэт. Гм… Я нахожу, что тебе достаются не одни только дурацкие пьесы.
Актриса. Бес тщеславный, ты имеешь в виду, конечно, свою собственную?
Поэт. Точно так!
Актриса (серьезно). Это, пожалуй, и впрямь великолепная пьеса!
Поэт. Вот видишь!
Актриса. Да, ты гений, Роберт!
Поэт. Может, скажешь теперь заодно, почему ты отказалась играть позавчера. Ведь ты отнюдь не была больна.
Актриса. Так, хотела тебя подразнить.
Поэт. Почему это вдруг? Что я тебе сделал?
Актриса. Расхвастался очень.
Поэт. Да что ты?
Актриса. Все в театре так считают.
Поэт. Вот как.
Актриса. Но я им сказала: ему есть чем хвастать.
Поэт. А они что?
Актриса. Что они мне могут ответить? Я ведь ни с кем не разговариваю.
Поэт. Ах так.
Актриса. Им всем больше всего хотелось бы меня отравить. Но это им не удастся.
Поэт. Забудь их всех. Радуйся тому, что мы здесь, и скажи, что ты меня любишь.
Актриса. Тебе все еще нужны доказательства?
Поэт. Доказать это вообще невозможно.
Актриса. Великолепно! Чего же ты тогда хочешь?
Поэт. Скольким уже ты доказывала это подобным образом… и ты всех их любила?
Актриса. О нет. Любила я только одного.
Поэт (обнимая ее). Радость…
Актриса. Фрица.
Поэт. Меня зовут Роберт. Кто же я для тебя, если ты теперь думаешь о Фрице?
Актриса. Ты — это каприз.
Поэт. Хорошо, что сказала.
Актриса. Тебе есть чем гордиться.
Поэт. Чем же тут гордиться?
Актриса. По-моему, у тебя появились все основания…
Поэт. Ах, этим.
Актриса. Да, этим, кузнечик ты мой зелененький. Как они там, кстати? Все стрекочут?
Поэт. Непрерывно. А ты не слышишь?
Актриса. Конечно, слышу. Но это лягушки, друг мой.
Поэт. Ты заблуждаешься, лягушки квакают.
Актриса. Вот они и квакают.
Поэт. Но это же не кваканье, это стрекотанье.
Актриса. Нет, упрямее тебя я еще никого не встречала. Поцелуй меня, лягушонок!
Поэт. Прошу тебя, не называй меня так. Это выбивает меня из колеи.
Актриса. Как же мне тебя называть?
Поэт. У меня ведь есть имя — Роберт.
Актриса. Ну, это как-то слишком глупо.
Поэт. Но я прошу тебя называть меня просто по имени.
Актриса. Хорошо, поцелуй меня, Роберт… О! (Целует его.) Ну, теперь ты доволен, лягушонок? Ха-ха-ха!
Поэт. Я закурю сигарету, ты позволишь?
Актриса. Дай и мне тоже.
Он берет с ночного столика сигаретницу, вынимает из нее две сигареты, прикуривает обе и одну передает ей.
Кстати, ты мне еще ни слова не сказал о моем выступлении вчера.
Поэт. О каком выступлении?
Актриса. То есть?
Поэт. Ах, да. Я не был вчера в театре.
Актриса. Изволишь шутить?
Поэт. Вовсе нет. После того как ты отказалась выступать позавчера, я решил, что ты не соберешься с силами и на следующий день — и отказался от удовольствия.
Актриса. Ты много потерял.
Поэт. Вот как.
Актриса. Это была сенсация. Люди аж побелели от восторга.
Поэт. Ты это хорошо разглядела?
Актриса. Бенно сказал: детка, ты играла, как богиня.
Поэт. Гм! Это на другой-то день после болезни.
Актриса. Да, я тяжко страдала. И знаешь отчего? От тоски по тебе.
Поэт. Раньше ты говорила, что хотела меня позлить и поэтому отказалась от выступления.
Актриса. Ах, что ты ведаешь о моей любви к тебе. Ты ведь всегда так холоден. А у меня уже случались ночи, когда меня мучил жар в сорок градусов!
Поэт. Многовато для каприза.
Актриса. И это ты называешь капризом? Да я умираю от любви к тебе! А ты называешь это капризом…
Поэт. А как же Фриц?..
Актриса. Фриц?.. Не говори мне об этом прохвосте!