До войны 1914 г. отношеніе прогрессивныхъ круговъ къ арміи было скорѣе прохладнымъ. Очень ужъ сильна была антипатія къ военно-политической позиціи царскаго режима.
Армія императорскаго періода не только была орудіемъ опредѣленно-агрессивной внѣшней политики, при ея помощи и содѣйствіи осуществлялась и карательная система въ политикѣ внутренней. Армія была превращена въ орудіе реакціи, надъ нею виталъ идеалъ грубаго милитаризма, ей самой порою не чужды были кастовыя традиціи и предразсудки. Армія была связана крѣпкими нитями съ царствовавшей династіей, глава которой былъ верховнымъ вождемъ арміи, а его ближайшіе родственники — занимали главнѣйшіе въ арміи административные посты. Обстоятельство это спаивало армію съ династіей, сближая интересы династіи съ интересами высшаго офицерства.
Все это вмѣстѣ взятое въ значительной степени заслоняло ролъ арміи, какъ одного изъ устоевъ государственности и великодержавности, какъ защитницы неприкосновенности территоріи, охранительницы границъ, поборницы національной независимости.
Патріотическій подъемъ, охватившій страну съ началомъ военныхъ дѣйствій противъ Германіи видоизмѣнилъ и отношеніе къ арміи. Въ ней стали видѣть одинъ изъ основныхъ элементовъ защиты страны, стали цѣнитъ ея сѣрыхъ героевъ, стали работать надъ облегченіемъ ея тяжелой, подчасъ — технически непосильной задачи.
Цѣли у арміи, начиная съ 1914 г., стали болѣе ясными и болѣе близкими прогрессивной общественности; основная задача арміи — отраженіе внѣшняго врага и защита родной территоріи — была всѣмъ понятна. Смущалъ все еще реакціонный характеръ военнаго министерства и большинства высшаго команднаго состава, но, если не умомъ, то сердцемъ русское общество было всецѣло вмѣстѣ съ русской арміей. На поляхъ Галиціи, на высотахъ Карпатъ, въ Восточной Пруссіи и на Кавказѣ, всюду, гдѣ русская армія защищала достоинство и честь Россіи, духовно съ нею была и лучшая частъ русскаго общества. Общественныя усилія къ облегченію ратнаго подвига арміи, вся работа по мобилизаціи промышленности и приспособленію ея къ нуждамъ арміи — говорятъ сами за себя. Характерно, что и первымъ лозунгомъ революціи 1917 г. было — облегченіе побѣды, сверженіе стараго режима — ради снятія препонъ, нависшихъ надъ порывами арміи къ побѣдѣ. Страданіе арміи, нехватка въ ея снабженіи и оборудованіи, бюрократически бездарный строй ея управленія, ненадежность части высшаго командованія — все это было стимулами къ ниспроверженію сгнившаго и обанкротившагося строя. Анти-правительственная агитація въ арміи, естественно, питалась бездарностью, тупостью и слѣпотой петербургской бюрократіи. Агитаторамъ не было нужды въ измышленіи фактовъ, характеризовавшихъ старую власть, факты эти были извѣстны всякому въ арміи, которая собственнымъ горбомъ и кровью дошла до осознанія преступно-небрежнаго отношенія самодержавія къ жизненнымъ интересамъ арміи и страны. Въ 1905 г. революція не удалась, т. к. армія стояла въ сторонѣ отъ нея, была ей чужда и, даже, враждебна; въ 1917 г. революція творилась во имя защиты арміи и при ея явномъ сочувствіи, а, порою, и участіи. Значительная частъ офицерства, являясь отпрыскомъ интеллигенціи страны, радостно и сочувственно — встрѣтила февральскій переворотъ. Вѣрилось въ возможность добиться мира черезъ побѣду, но искусственное усиленіе большевиками всеобщаго развала и использованіе нѣмецкими агентами состоянія усталости страны — привело къ миру похабному, къ миру во что бы то ни стало, къ ускоренію мира на фронтѣ ради ускоренія захвата земли внутри страны. Въ солдатской массѣ пробудили звѣря, деморализація ея была доведена до логическаго конца, солдатчина подняла руку на офицерство, на интеллигентовъ въ офицерскихъ шинеляхъ, которыхъ большевики огульно выдавали за «буржуевъ» и «старорежимниковъ». Солдатская вольница, своей хулиганщиной и своимъ дикимъ разгуломъ, снова оттолкнула отъ арміи общественныя симпатіи, столь сильно, казалось, спаянныя въ періодъ революціонной весны. Солдатская опричина, безсмысленно-жестоко расправлявшаяся съ офицерствомъ, перенесла на послѣднее едва ли не всю сумму симпатій общества. Во время августовскаго наступленія 1917 г., сотнями офицерскихъ жизней было заплачено за попытку вызвать порывъ въ солдатской массѣ и снова возродитъ ее, какъ боевую силу. Неудача этой попытки только еще болѣе ярко освѣтила всю красоту подвига офицерскаго состава арміи, столь беззавѣтно храбро проявившаго свой пламенный патріотизмъ.
Этотъ свой ореолъ офицерство принесло и въ дѣло организаціи силъ для вооруженаго отпора большевизму. Руководимое такими славными вождями, какъ М. В. Алексѣевъ, Л. Г. Корниловъ, ген. Калединъ, А. И. Деникинъ, С. Л. Марковъ и нѣкоторые другіе, офицерство внесло много идеализма, патріотизма, гражданской выдержки и въ первыя фазы противобольшевистскаго отпора. Только впослѣдствіи у мудрой головы и здороваго тѣла анти-большевистской арміи появился длинный хвостъ —классово-настроенныхъ людей, который много повредилъ успѣху всего дѣла. Не подлежитъ теперь никакому сомнѣнію, что именно это «соціальное сопровожденіе» — по выраженію П. Н. Милюкова — бѣлыхъ армій было одной изъ многихъ причинъ ихъ гибели. Первоначально въ героическій періодъ борьбы, въ легендарную пору кубанскихъ походовъ, въ арміи были сильны освободительные и демократическіе идеалы. Съ теченіемъ времени эти традиціи, привитыя рыцарями долга, каковыми были ген. Алексѣевъ, Корниловъ и Деникинъ, стали вывѣтриваться. Комплектованіе арміи сперва по добровольческому принципу, а впослѣдствіи по мобилизаціи, не давали возможности въ какой бы то ни было степени «процѣживать» составъ арміи. Люди добровольно шли — часто на вѣрную смерть, соглашаясь, не взирая на чины и боевой стажъ, идти въ походъ въ качествѣ простыхъ рядовыхъ — можно ли было при подобныхъ условіяхъ даже помышлять о какомъ бы то ни было «фильтрѣ». Когда же принципъ добровольчества былъ замѣненъ призывомъ по мобилизаціи — отпала всякая возможность «подбора» состава арміи. Постепенно качественный составъ освободительной анти-большевистской арміи сталъ ухудшаться.
Трагическій ходъ русской исторіи, гримасы гражданской войны — привели къ тому, что создалось двѣ русскихъ арміи — красная и бѣлая. Въ составѣ той и другой не мало преданныхъ Россіи патріотовъ, многіе изъ которыхъ всемѣрно старались послужить родинѣ.
Взаимоотношенія красной и бѣлой русской арміи — большой, трагическій вопросъ, споры о которомъ еще далеко не «взвѣшены судьбою». Не подлежитъ сомнѣнію, что въ высшемъ бѣломъ командованіи временъ Деникина — Романовскаго усвоили чрезмѣрно ригористическій и прямолинейный взглядъ на всѣхъ, служившихъ въ красной арміи. Военный судъ надъ взятыми въ плѣнъ офицерами красной арміи, третированіе плѣнныхъ, многіе изъ которыхъ сдавались добровольно и сознательно, частые случаи разстрѣловъ ихъ по приговорамъ военно-полевыхъ судовъ — все это зря сгущало атмосферу, обостряло отношенія, вызывало излишнее раздраженіе. Исключая горсть честолюбивыхъ карьеристовъ, изъ соображеній личнаго характера «не признававшихъ» Алексѣева, Корнилова или Деникина, масса краснаго офицерства — и часть солдатъ — сердцемъ и душой были съ добровольцами. Нужно было найти возможность соединить тянущіяся другъ къ другу руки, но полевые суды для этого были способами ненадежными. Въ итогѣ — ожесточенная дуэль офицеровъ бѣлаго и краснаго генеральнаго штаба, закончившаяся отступленіемъ Добровольческой арміи отъ Орла до Новороссійска. Когда впослѣдствіи ген. Врангель измѣнилъ политику въ отношеніи къ служащимъ въ красной арміи, и обстоятельства измѣнились въ худшую сторону для бѣлыхъ, надзоръ большевистскихъ компссаровъ усилился, подъ ихъ вліяніемъ стала практиковаться массовая сдача въ плѣнъ частей красныхъ для разложенія бѣлыхъ и неожиданнаго нанесенія удара имъ въ тылъ, къ моменту генеральнаго наступленія большевиковъ. Вопросъ объ отношеніи къ красной арміи и, въ особенности, къ ея командному составу, не потерялъ своей остроты и послѣ уничтоженія бѣлыхъ армій, какъ организованной силы. Нужно разъ и навсегда отказаться отъ чувства мстительности въ отношеніи всѣхъ, служащихъ «въ арміи красной звѣзды», по поэтическому выраженію хамелеонствующаго публициста генерала Носкова, — за исключеніемъ, конечно, индивидуальныхъ преступниковъ и злостныхъ предателей. Нужно, чтобы въ красной арміи не боялись ниспроверженія большевиковъ, чтобы его желали не только крестьяне-красноармейцы, мечтающіе о спокойномъ трудѣ на собственной землѣ, но и красноармейскій командный составъ, откинувъ опасенія расправъ, мести, раскассированій и т. д. Не подлежитъ сомнѣнію массовое наличіе безъ вины виноватыхъ среди «малыхъ сихъ» большевистской военной организаціи; и среди команднаго состава, наряду съ фанатиками коммунизма, ренегатами и оборотнями изъ карьерныхъ соображеній, имѣется, вѣдь, не мало службистовъ, подчиняющихся, не разсуждая, а также — сбитыхъ съ толку, служащихъ изъ подъ палки, изъ опасенія «всевидящаго ока» чрезвычайки, разстрѣла взятыхъ заложниками близкихъ или лишенія пайка жены и дѣтей. Открытый переходъ къ бѣлымъ при этихъ условіяхъ — геройство, не всегда къ тому же вознаграждавшееся, даже — морально. Передъ геройствомъ нельзя не преклоняться, но нельзя требовать геройства всеобщаго, въ особенности въ странѣ, гдѣ пассивность стала національной чертой характера, гдѣ фаталистическое преклоненіе передъ обстоятельствами — едва ли не всеобщее явленіе.
Нужно отмѣтить, что вообще у насъ почему-то принято предъявлять къ арміи нѣсколько повышенныя требованія. Правда, «кому много дано — съ того много и взыщется», но нельзя забывать, что, въ государствахъ со всеобщей воинской повинностью, армія — сколокъ со страны, ея кровь и плоть. Безспорно и несомнѣнно, что грабежи, насилія, мародерство, пьянство, погромныя дѣйствія и настроенія — явленія, съ которыми надлежитъ вести самую энергичную борьбу и всячески ихъ искоренять. Отнюдь не оправдывая ихъ, нельзя, однако, не признать, что странно обвинять въ нихъ однихъ только военно-служащихъ, когда рядомъ, въ гражданскомъ обществѣ, явленія того же порядка расцвѣтаютъ махровымъ цвѣтомъ. Тяжело, конечно, что въ арміи, гдѣ было и есть столько героевъ, гдѣ не умеръ еще духъ рыцарства и жертвеннаго подвига, — сильно порою сказываются явленія рѣзко отрицательнаго характера. Но, разъ современники, не носящіе военной формы, также далеко не свободны въ массѣ отъ темныхъ инстинктовъ, отдавая дань грабежу, крыстолюбію, насилію, спекуляціи, разврату всѣхъ формъ и видовъ и т. д., то приходится нѣсколько иначе подходить къ вопросу.
Было бы неправильно утверждать, что ошибки въ области земельнаго и другихъ основныхъ вопросовъ внутренней политики явились единственной причиной неудачи бѣлаго антибольшевистскаго движенія. Но, съ другой стороны, явно впадаетъ въ иную крайность противоположное мнѣніе, сводящееся къ тому, что только ошибки военнаго характера вызвали побѣду красныхъ надъ бѣлыми и что внутренняя политика — тутъ не причемъ. Эвакуація Крыма въ 1920 г. объясняется спеціалистами въ значительной степени неудачнымъ и недостаточно продуманнымъ планомъ подготовки оборины этого полуострова. Въ теченіе всего періода вооруженной борьбы противъ большевиковъ сказывалось также и неумѣніе высшей военной власти использовать и развитъ помощь союзниковъ вооруженіемъ и снабженіемъ. Чтобы дать возможность Черчилямъ и Фошамъ усилить матеріальную помощь анти-большевистскимъ арміямъ, нужно было не выбивать у нихъ оружія изъ рукъ, давая козыри тѣмъ, кто велъ агитацію противъ бѣлыхъ армій, обвиняя ихъ въ реставраціонныхъ замыслахъ. Но, оставляя даже въ сторонѣ значеніе иностраннаго общественнаго мнѣнія, какъ фактора, способствующаго анти-большневистскимъ силамъ, — и внутри Россіи общественное мнѣніе неизбѣжно оказывало значительное вліяніе на ходъ и успѣшность военныхъ операцій. Исходъ мобилизаціи, степень готовности населенія продовольствовать армію, способствованіе военной развѣдкѣ — все это, вѣдь, въ значительной степени зависѣло отъ довѣрія и симпатіи населенія.
Характерно, что сами большевики, обсуждая причины пораженія «бѣлыхъ», выдвигаютъ на первый планъ не столько вопросы чисто военные, сколько — внутреннюю политику своихъ противниковъ. Такъ, въ брошюрѣ, озаглавленной «Разгромъ Врангеля», изданной большевиками въ Харьковѣ, членъ революціоннаго военнаго совѣта южнаго фронта Гусевъ писалъ (цитирую по большевистской газетѣ «Путъ» — Гельсингфорсъ): «У Врангеля — "лучшая въ мірѣ конница", одержавшая рядъ побѣдъ надъ численно болѣе превосходной красной пѣхотой, "самое идеальное войско по силѣ удара, по маневренной гибкости", сильные офицерскіе кадры, высокія боевыя качества артиллеріи. Наконецъ, самъ Врангель — по мнѣнію Гусева — крупный военный талантъ. Что было противъ Врангеля? Многочисленная пѣхота, плохо обученная ... слабо снабженная, къ тому же, не разъ битая врангельскими войсками... Малочисленная кавалерія, не вышедшая еще изъ пеленокъ партизанщины, лишенная броневиковъ и аэроплановъ. И, однако, Врангель былъ разбитъ. Былъ разбитъ потому, что, кромѣ войска, у него не было опоры. Въ моментъ наибольшихъ успѣховъ Врангеля, совѣтская власть сумѣла въ очень короткій срокъ напречь всѣ силы и выставить боеспособную армію. Въ сущности, Врангель былъ разбитъ раньше, чѣмъ пришли съ западнаго фронта освободившіяся послѣ польскаго перемирія красныя части. Повторилась обычная картина революціонной войны. Технически спаянная бѣлая армія чернаго авантюриста разбилась о самопожертвованіе революціонныхъ массъ и объ энергію революціонной власти.»
Какъ бы ни расцѣнивать этотъ «отзывъ», какъ бы ни усматривать въ немъ рьяное желаніе Гусева показать, что, несмотря на все совершенство военной организаціи въ арміи Врангеля, онъ, Гусевъ, все же ее «разбилъ», — нельзя не призадуматься надъ большевистскими указаніями на связь военныхъ успѣховъ съ отношеніемъ къ арміи населенія.
Арміи предстоитъ еще сыграть въ Россіи видную и важную роль по водворенію порядка, борьбѣ съ анархіей, охраненію государственнаго начала и національной независимости отъ покушеній, откуда бы они не исходили. Повндимому, выполненіе этой задачи не выпадетъ на долю одной только бѣлой или красной арміи, но ихъ комбинированными усиліями будетъ пройденъ многотрудный путь возсозданія Россіи. Только, когда удастся возродитъ единую національную русскую армію, не бѣлую, красную или зеленую, а — идущую подъ національнымъ трехцвѣтнымъ бѣло-сине-краснымъ знаменемъ, можно будетъ быть болѣе или менѣе спокойнымъ за дальнѣйшія судьбы россійской государственности.
Армія должна быть внѣ партій и партійности; преступна, поэтому, была партійная пропаганда въ арміи, которая велась умѣренно-соціалистическими партіями еще до большевиковъ, равно какъ недопустимы и рѣчи партійнаго характера, произносившіяся въ началѣ 1921 г. въ лагеряхъ подъ Константинополемъ, въ которыхъ была расквартирована эвакуированная изъ Крыма армія, ген. Врангелемъ, считавшимъ возможнымъ передъ солдатами говорить о своихъ политическихъ противникахъ изъ анти-большевистскаго же стана въ такихъ выраженіяхъ, какъ «дрянь» и т. д.
Можно для будущаго считать незыблемо установленнымъ наличіе въ арміи прочной и разумной дисциплины. Кризисъ, имѣвшій мѣсто въ этой области, изжитъ, повидимому, окончательно. Характерно, что большевики сами отказались отъ своихъ первоначальныхъ взглядовъ на дисциплину въ арміи, доводя ее въ своихъ частяхъ до предѣловъ возможнаго. Печальной памяти приказъ № 1, всѣ эти солдатскіе комитеты въ арміи и совѣты солдатскихъ депутатовъ, съ ихъ претензіями на выборъ начальниковъ, съ ихъ вмѣшательствомъ въ распоряженія, даже — оперативнаго характера, — сослужили свою службу въ томъ смыслѣ, что наглядно показали, чего быть не должно, чего допускать никоимъ образомъ нельзя.
Вопросъ о втягиваніи арміи, какъ таковой въ активную политику, былъ не только остро поставленъ, но и практически разрѣшенъ русской революціей. Успѣхъ революціи въ значительной степени зависѣлъ отъ того, что съ первыхъ же фазъ революціи армія послужила одной изъ основныхъ ея точекъ опоры. Но тутъ активная роль арміи въ революціи не закончилась, армію стали втягивать — и, притомъ, даже безъ достаточныхъ основаній и нужды — и въ послѣдующія фазы революціоннаго движенія. Аполитичности арміи былъ нанесенъ рѣшительный ударъ и, скатываясь по наклонной плоскости, армія превратилась въ своеобразныхъ преторіанцевъ революціи. Первый толчекъ въ этомъ отношеніи дали даже не большевики, а соціалисты болѣе умѣренныхъ толковъ. Эсеры ц эсдеки едва ли ни съ первыхъ фазъ революціи стали вести усиленную пропаганду въ арміи, толкая отдѣльныя войсковыя части на выступленіе, вовлекая отдѣльныхъ военныхъ на различныя дѣйствія чисто политическаго характера. Волна митинговъ залила фронтъ, въ ближайшемъ тылу жизнь въ казармахъ превратилась въ сплошное митингованіе. Умѣренно-лѣвыя не соціалистическія партіи первоначально сознательно уклонялись отъ пропаганды въ войскахъ, потомъ, считая нужнымъ хоть какъ-нибудь противостоять пропагандѣ крайне-лѣвыхъ дѣлали кое-какія робкія попытки выступленій и передъ солдатской аудиторіей, но успѣха, уже конечно, не имѣли.
Помню, какъ лѣтомъ 1917 г. мнѣ привелось выступать на предвыборномъ собраніи въ одесскую городскую думу, спеціально устроенномъ для солдатъ въ громадномъ казарменномъ дворѣ одного изъ пѣхотныхъ полковъ. Едва ли не весь полкъ былъ выстроенъ въ обширномъ казарменномъ дворѣ, ораторы смѣнялись и излагали свои программы. Надъ возвышеніемъ, на которомъ выступали ораторы, развѣвалось красное знамя интернаціонала. Подъ этимъ знаменемъ пришлось говорить и ораторами, рѣзко отвергавшимъ интернаціонализмъ. Подобнаго рода рѣчь не пришлась по вкусу аудиторіи, которая сугубо шумѣла, прерывала неугоднаго оратора, едва давъ ему договорить. Въ другой разъ, въ аудиторіи, гдѣ была значительная группа раненыхъ солдатъ, оратору, не соціалисту, стали угрожать костылями собравшіеся вокругъ эстрады «распропагандированные» инвалиды войны. Легко можно себѣ представитъ ощущеніе оратора, всегда считавшаго себя другомъ солдатской массы, когда ему вдругъ стали угрожать избіеніемъ костылями и кто же? — раненые солдаты родной русской арміи...
Изъ воспоминаній выборной компаніи въ Учр. Собраніе сохранился въ памяти митингъ въ г. Николаевѣ, Херсонской губ., на которомъ многочисленные солдаты, не безъ ловкости руководимые нѣкіимъ шустрымъ большевикомъ, всячески пытались сорвать митингъ, не дать говорить кадетскимъ ораторамъ. Неожиданно большевистскія попытки сорвать митингъ вызвали отпоръ со стороны кадетскаго оратора, который, приноравливаясь къ уровню аудиторіи, ироническими репликами по адресу не въ мѣру развязнаго большевистскаго «лидера», сумѣлъ заставить аудиторію себя слушать. Тогда, по серединѣ его рѣчи, раздается возгласъ: «Товарищи, намъ тутъ дѣлать больше нечего, выйдемъ отсюда.» И, словно по командѣ, три четверти присутствовавшихъ солдатъ съ шумомъ оставили залъ собранія. Ничто не сумняшеся, ораторъ продолжалъ рѣчь, у входной двери шелъ громкій споръ, завершившійся тѣмъ, что значительная часть ушедшихъ солдатъ вернулась обратно. Ихъ встрѣтили аплодисментами, а, по окончаніи рѣчи «буржуазнаго» оратора, среди аплодировавшихъ ему было и не мало солдатъ. Значитъ, при извѣстной настойчивости и смѣлости, можно было заставить себя слушать и не соціалистическимъ ораторамъ...
Въ нѣкоторыхъ мѣстахъ дѣлались попытки на первыхъ порахъ революціи не дать развиться самовольнымъ политическимъ выступленіямъ воинскихъ частей, предпочитая, во имя сохраненія дисциплины, чтобы такого рода выступленія имѣли мѣсто скорѣе по приказу свыше, чѣмъ по самочинному поползновенію снизу. Въ началѣ марта 1917 г. на большомъ собраніи представителей различныхъ общественно-политическихъ организацій г. Одессы было рѣшено устроить «выступленіе» политическаго характера расквартированныхъ въ городѣ запасныхъ полковъ. Рѣшеніе это было принято подавляющимъ большинствомъ голосовъ, противъ него раздалось одно только возраженіе, базировавшееся на необходимости оберегать боеспособность арміи и не разлагать ее внесеніемъ политики. Всѣ ссылки на близость Одессы къ фронту, всѣ указанія на вредъ отъ подрыва дисциплины — остались безъ вниманія и встрѣчались ироническими возгласами со стороны участниковъ собранія. Было рѣшено немедленно же, ночью, командировать по казармамъ опытныхъ агитаторовъ, чтобы подготовить на утро манифестацію по городу съ красными флагами и оркестрами военной музыки. Когда объ этомъ постановленіи узнали въ штабѣ одесскаго военнаго округа (ген. Эбѣловъ и Марксъ), было рѣшено немедленно по телефону предписать всѣмъ командирамъ полковъ, всѣмъ начальникамъ военныхъ училищъ вывести свои части на революціонный парадъ, который будет принимать начальникъ штаба военнаго округа. На утро парадъ состоялся, колыхались по вѣтру красныя знамена и всѣ въ городѣ были увѣрены, что выступленіе воинскихъ частей состоялось въ обычномъ порядкѣ торжественнаго парада. Не смотря на всѣ попытки штаба одесскаго военнаго округа держать въ своихъ рукахъ революціонныя дѣйствія солдатской массы, скоро, однако, стали имѣть мѣсто выступленія самочинныя, отнюдь не въ субординаціонно-дисциплинарномъ порядкѣ проводимыя.
Такъ было въ арміи, почти такъ же обстояло дѣло въ черноморскомъ флотѣ. Первоначально адм. Колчаку и его сотрудникамъ удалось поддержать дисциплину среди черноморцевъ. Матросы повѣрили искреннему присоединенію большинства офицеровъ къ лозунгамъ революціи и это въ не малой степени способствовало сохраненію дисциплины во флотѣ. И въ первые мѣсяцы послѣ революціи черноморскій флотъ несъ береговую охрану и, вообще, выполнялъ всѣ свои, диктуемые войной съ Турціей, обязанности. Насколько популярна была въ публикѣ эта одновременная преданность матросовъ-черноморцевъ воинскому духу и революціи можетъ послужить слѣд. эпизодъ. На какомъ-то митингѣ въ Одессѣ одинъ изъ ораторовъ неосторожными выраженіями вызвалъ шумное неудовольствіе значительной группы присутствовавшихъ. Всѣ попытки предсѣдателя собранія возстановить порядокъ и дать возможность продолжать пренія не приводили ни къ какому результату. Предсѣдательскій колокольчикъ взывалъ къ спокойствію до тѣхъ поръ, пока не былъ сломанъ. Оставалось только закрыть собраніе, но тутъ предсѣдателю на глаза попались два скромно сидѣвшихъ на галлереѣ матроса-черноморца. Достаточно было на нихъ обратить вниманіе собранія, какъ всѣ встали и устроили шумную овацію матросамъ, подчеркивая тѣмъ самымъ свое уваженіе передъ стойкими воинами, являющимися въ то же время и стойкими революціонерами. Эта овація матросамъ отвлекла вниманіе собравшихся отъ предыдущаго инцидента и митингъ благополучно продолжался, закончившись въ сознаніи необходимости всячески способствовать соблюденію дисциплины и воинскаго долга въ частяхъ арміи и флота.
Скоро, однако, и изъ среды матросовъ черноморскаго флота стали выдѣляться бурливые и крикливые элементы. При этомъ въ матросахъ еще, пожалуй, больше чѣмъ у солдатъ сказывалось ухарство, разухабистость, развинченность и, порою, истеричность. На митингахъ стали выступать матросы съ крайне-лѣвыми рѣчами, имѣли мѣсто случаи убійствъ флотскихъ офицеровъ, а также звѣрскихъ расправъ съ арестованными «буржуями». Совѣты матросскихъ депутатовъ начинаютъ играть все болѣе видную роль, отдѣльные матросы становятся вожаками совѣтской демагогіи и т. д. Многіе матросы, сами особенно жадные при награбленіи чужого имущества, именуемаго то «реквизиціей», то «конфискаціей», то «изъятіемъ излишковъ», — сами особенно щедрые при надѣленіи дамъ своего сердца всевозможными подарками за чужой счетъ, — почему-то проявляютъ особенную прыть при борьбѣ съ буржуазіей, при взысканіяхъ съ нея всяческихъ «обложеній» и т. д. Стоявшія на одесскомъ рейдѣ военное судно «Синопъ» и яхта «Алмазъ» были пугаломъ, средствомъ и мѣстомъ террора, истинной притчей во языцѣхъ. Туда свозили арестованныхъ, тамъ производили надъ ними расправы, оттуда раздавались угрозы обстрѣла города въ случаѣ неисполненія малѣйшаго «распоряженія» совдепа или ревкома, оттуда и происходилъ артиллерійскій обстрѣлъ города. Нужно попутно отмѣтить героическую и безконечно тяжелую роль офицеровъ на этихъ судахъ, фактически находившихся въ рукахъ разнузданной матросской черни. На «Синопѣ» командиромъ былъ ст. лейтенантъ Рыбалтовскій, человѣкъ умѣренныхъ взглядовъ, сохранявшій власть только потому, что во всѣ острые моменты, отвѣдавъ бутылку коньяку, храбро объявлялъ себя лѣвѣе всѣхъ, анархистомъ и т. д. Это дѣйствовало на матросовъ, признававшихъ на себѣ власть командира, который, де, былъ лѣвѣе даже самыхъ лѣвыхъ соціалистовъ. Матросы «Синопа» вздумали какъ-то снести бомбардировкой аристократическую Маразліевскую ул. подъ тѣмъ предлогомъ, что тамъ живутъ «жирные буржуи». Большихъ трудовъ ст. лейтенанту Рыбалтовскому стоило отговорить матросовъ отъ выполненія ихъ плана и убѣдить ихъ направить наведенныя уже орудія на кладбище и окружающіе его пустыри. Нужно было много выдержки и силы воли, чтобы умудряться охранять городъ и его жителей отъ хулиганскихъ обстрѣловъ, сохраняя въ то же время авторитетъ и среди не знавшихъ удержу и осатанѣвшихъ матросовъ. Впослѣдствіи старшій лейтенантъ Рыбалтовскій былъ въ Москвѣ разстрѣлянъ большевиками, если не ошибаюсь — по дѣлу національнаго центра (Н. Н. Щепкина, К. К. Черносвитова и др.). Старшимъ офицеромъ на «Алмазѣ» былъ лейтенантъ Коростовцевъ, состоявшій въ то же время начальникомъ штаба береговой обороны Одессы. И этотъ офицеръ проявилъ много такта, выдержки и упорства ради смягченія «ндрава» матросовъ, огражденія жителей отъ ихъ насилій, отвлеченія вниманія наиболѣе опасныхъ по своей жестокости матросовъ и т. д. Нужно было имѣть желѣзную волю и сильный характеръ, чтобы удержаться на стражѣ защиты общественныхъ интересовъ среди разыгравшейся вакханаліи страстей, хулиганства и насилій. Несмотря на громадное напряженіе, лейтенантъ Коростовцевъ до конца оставался на своемъ посту, безкорыстно защищая, въ предѣлахъ доступнаго, человѣческую жизнь и чужое имущество. А сколько такихъ безвѣстныхъ Коростовцевыхъ и Рыбалтовскихъ было среди офицеровъ морскихъ и сухопутныхъ! Сколько погибло ихъ въ борьбѣ съ разнузданной и ничѣмъ больше не сдерживаемой массой...
Революція усилила и углубила тотъ процессъ деморализаціи арміи, который началъ намѣчаться болѣе или менѣе явственно уже во второй половинѣ войны. Безпрерывными мобилизаціями призывались подъ ружье буквально милліоны людей, на фронтъ изъ за нехватки снаряженія и вооруженія, отправлялась только незначительная часть мобилизуемыхъ, громадная часть которыхъ буквально изнывала отъ бездѣлія въ тылу. Мобилизаціи привели къ тому, что отъ 10% до 12% всего мужского населенія оказалось оторванными отъ производительнаго труда. Въ тыловыхъ центрахъ скоплялись десятки тысячъ бездѣйствовавшихъ солдатъ. Мартъ 1917 г. засталъ въ атмосферѣ лѣни и ничего не дѣланія многотысячное населеніе казармъ, революція присоединила къ разврату бездѣлія развратъ превратно понятой свободы. Людямъ, отвыкшимъ отъ трудовой дисциплины, зараженнымъ тыловыми настроеніями, «митингованіе» пришлось особенно по вкусу. Участіе въ комитетахъ, совѣтахъ и т. д. стало способомъ заполненія безконечныхъ досуговъ. Въ тылу, развращенномъ долгими мѣсяцами ожиданія и прозябанія безъ дѣлъ въ опостылѣвшихъ казармахъ, скоро сталъ появляться духъ революціоннаго преторіанства.
Разложеніе русской арміи было началомъ разложенія и распада Россіи, русской государственности и державности. Разложеніе арміи не было важно только какъ гибель одной изъ главнѣйшихъ пружинъ въ государственномъ механизмѣ, оно явилось толчкомъ распада всего этого организма. Обстоятельство это заставляетъ многихъ призадумываться надъ вопросомъ о томъ, что могло бы удержать армію и, слѣдовательно, страну отъ распада. Возможно, что, будь предвидѣна заранѣе непосильность ноши, усталость народа, его нетерпѣніе съ разрѣшеніемъ внутреннихъ задачъ и врачеваніемъ внутреннихъ болячекъ — можно было постепенно подготовить выходъ Россіи изъ круга воюющихъ, безъ нанесенія союзникамъ неожиданнаго удара. П. Н. Милюковъ, одинъ изъ стойкихъ защитниковъ необходимости продолженія войны, произвелъ громадное впечатлѣніе на одномъ изъ к.-д. совѣщаній въ Кіевѣ въ 1918 г., сообщивъ съ присущей ему полной искреностью и откровенностью, что онъ считаетъ теперь ошибкой отсутствіе у Вр. Правительства силы воли громко заявить въ первой половинѣ 1917 г. о невозможности для Россіи дальше продолжать войну. Это заявленіе министра иностранныхъ дѣлъ Вр. Правительства, яраго «жюскабуциста», обвиненнаго недавно только «революціонной демократіей» въ имперіализмѣ и милитаризмѣ, заставляетъ сильно призадуматься. Вѣдь если у руководителей революціонной власти еще въ началѣ 1917 г. являлись сомнѣнія и сверлило мозгъ сознаніе невозможности сохраненія русскаго фронта, то не лучше ли было бы раскрыть глаза странѣ и ея союзникамъ, сдѣлавъ затѣмъ, осторожно и мудро, всѣ соотвѣтствующіе выводы?