Дальнейший рост города Оренбурга был в зависимости от того обстоятельства, что город вплоть до 1862 года был крепостью. Приводим описание, сделанное П. И. Рычковым, одним из первых работников на пользу Оренбурга, сподвижником и помощником основателя города И. И. Неплюева. Описание заимствовано из известной книги Рычкова: «Оренбургская топография»:
«Крепостное строение города Оренбурга состоит все на ровном месте, но по ситуации оного расположено иррегулярно, овальною фигурою о одиннадцати полигонах. Имеет в себе десять целых бастионов и два полубастиона, которые, начинаясь от большой соборной церкви Преображения Господня называются Успенский, Преображенский, Неплюевский, Никольский (от церкви Николая Чудотворца (близ его имеющегося) потом, Штокманский, Галафеевский, Губернский, Петропавловский. Бердский (от места где бывала Бердская крепость), Торговый и Воскресенский, при том на поверхности той горы, коя к реке Яику, лежит, между полубастионов от Воскресенского до Успенского по длине на 275 саженях, по прямой линии положено быть брустверному укреплению». Высота крепостного вала 12 футов, ширина по верху 6 сажен, глубина рва 12, а ширина 35 футов».[17]
Таким образом крепость — Оренбург представлял из себя одиннадцати-угольник, причем бастионы имели вид треугольников.
Крепостной вал шел по нынешней Инженерной улице, затем поворачивал приблизительно на месте пересечения нынешних Троицкой и Петропавловской улиц, здесь находился Петропавловский бастион, далее вал выходил на Чернореченскую площадь, захватывал в себя существующие и теперь провиантские магазины и шел по Безаковской улице; последний целый бастион крепости был на месте нынешнего духовного училища, в другую сторону, к форштадту вал, направлялся также по Инженерной улице, образуя на пересечении этой улицы с Перовскою Галафеевский бастион, затем на месте нынешних Константиновских казарм находился Никольский бастион, между юнкерским и епархиальным училищами был бастион Неплюевский, далее вал подходил к нынешним Александровским казармам — остатки его в этом месте видны и в настоящее время — и оканчивался на крутом берегу реки Урал позади Преображенского собора.
Вследствие положения о крепостях — постройки ближе 130 сажен от классисса крепости не разрешались вовсе, а разрешаемые на дальнейшем расстоянии постройки должны были носить временный характер. Весьма понятно, что при таком законе город не мог развиваться, пространство занимаемое им в стенах было слишком незначительно: ширина в самом широком месте 570 сажен, длина по Николаевской улице 677 сажен, окружность по валу 5 верст 102 сажени.
Но на помощь как бы явилась русская пословица: не было бы счастья да несчастье помогло. В 1786 году в Оренбурге весною были три громадные пожара, истребившие чуть ли не весь город. Екатерина II оказала щедрую поддержку городу, она три раза посылала по 10 т. р. на имя генерал-губернатора барона Игельстрома[18]. В посылаемых Екатериной II рескриптах указывалось, что «деньги должны выдаваться не более 20 рублей на двор и так чтобы получали, первоначально вдовы, сироты и военно служащие, а затем и прочие жители тамошние могли скорее устроить себе жилище и приятное получить подкрепление»; кроме того на Игельстрома возлагалось попечение, чтобы строение города «производимо было по плану, с наблюдением всех возможных осторожностей, от пожара быть могущих».
На основании последней фразы Игельстром стал вырабатывать план и обратил внимание на состав жителей и возник новый непредусмотренный вопрос.[19] Оказалось, что в Оренбурге есть много жителей — «под права городского положения не подходящих», а потому не имеющих права жить в городе. Нельзя забывать, что в рассматриваемое нами время деление на сословие достигло своего апогея и каждое сословие, кроме дворянства только что получившего грамоту на свою вольность, обязывалось не только занятиями, но и местом жительства. В городе из податных сословий имели право жить те, кто прежде всего был записан в обывательскую книгу, а затем платил городские повинности. Между тем Игельстром заметил, что в городе Оренбурге жили и имели дома, которые, положим, успели сгореть в пожар «служащие и не служащие казаки, отставные солдаты с малолетними их детьми, вдовы оных своекошные, словом все такого рода люди, которые не входят в число дворянства и классных чинов, купцов и мещан, яко люди под право городового положения не подходящие и не могущие иметь позволение на заведение в городе их домов».
Таким образом на сцену в первый раз выдвинулся вопрос о взаимоотношении жителей города и казаков. По инструкции данной Императрицею Анной Иоанновной тайному советнику Кириллову последний должен был для заселения города Оренбурга взять часть уфимских казаков. Последние и были поселены в Оренбурге и в Форштадте. Но при осаде Оренбурга Форштадт был весь уничтожен, по свидетельству Пушкина осталось всего лишь одна изба и Георгиевская церковь. Весьма понятно, что в это время казаки разместились в городе. Никольская церковь, бывшая около нынешнего костела и сгоревшая в 1786 году, по некоторым данным была специально казачья, но всем вероятиям около этой церкви и жили казаки.
После пугачевского бунта прошло сравнительно немного времени, каких нибудь 12 лет, очевидно, в это время казаки не успели устроиться в Форштадте и жили в городе. Не будь пожара 1786 гoдa, на это обстоятельство, пожалуй, и не обратили внимания — теперь же решили принять строгие меры. Обер комендант должен был объявить казакам и солдатам, у которых уцелели дома, чтобы они «те свои дома сломав перенесли в предместие и сию ломку начать им непременно с 1 числа будущего сентября, дабы принуждением к скорейшей их домов в предместия переноске, не препятствовать им в рассуждении нынешнего летнего времени в их домостроительстве, кои же из лишившихся в пожаре домов и следующих к переселению в предместие город построили ныне на погорелых местах шалаши, тем велеть без малейшего отлагательства, шалаши те сломав, выходить из города на ново отведенные им в том предместье места».
Для построения нового предместья был составлен план, причем по этому плану предполагалось «отставным солдатам, своекошным и сего сорта людям», кроме казаков отвести для застроения три квартала против реки Урала и вала лежащие, кои бы потому, как особую часть занимали, так и особую между ними полицию учредить».
Таким образом главное начальство края считало, что земля Форштадта есть не частная собственность казаков, а принадлежит городу, составляет его предместье, в котором должны жить не только казаки, но вообще все те, которые не имеют права жительства в самом городе. На это есть прямое указание в том же ордере генерал-поручика Игельстрома обер-коменданту города. А именно губернатор поручает обер-коменданту Закбулатову «а ваше превосходительство наблюдите, как возможно чаще личное иметь обозрение, ежедневно же употребляя к тому городскую полицию, ибо оное предместий застраивается на городском выгоне».
Но предположение Игельстрома было приведено в исполнение неполностью. Надо полагать, что отставные солдаты, служилые, вдовы, своекошные стали обращаться с просьбами, прося разрешение селиться не вместе с казаками, а отдельною слободою. К этому, конечно, побуждал страх возможности сделаться казаками, так как правительство в то время обыкновенно переселяло в Оренбургскую губернию крестьян и затем обращало их в казаков.
Нет сомнения, что и казаки также с своей стороны приняли меры избавиться от неприятного соседства и от занятия мест в Форштадте не казаками
На основании этих соображений мы позволяем себе высказать догадку — к сожалению мы не нашли в местных архивах документальных подтверждений — что старая слободка возникла именно в эту пору и что казаков стали выселять вверх по р. Уралу, а «для солдат, своекоштных и прочаго сорта людей, не подходящих под права городового положения» отвели места по берегу Банного озера и таким образом произошло первое расширение территории города, который с этих пор, стал состоять из собственно города крепости и двух предместий: одно из них Форштадт скоро совершенно отделилось от города, стало самостоятельной станицею, а другое старая слободка, получившая и другое название «Голубиная».