На следующий день дело Канарелли было прекращено, так как главные свидетели обвинения отсутствовали.
Сол Мирберг, защитник обвиняемого, заявил, что он весьма разочарован таким исходом дела. Он не собирался доказывать, что обвинение в шантаже необосновано, а хотел установить более существенный момент, а именно: что «Союз защиты сиропщиков» — добровольная организация, назначение которой — защищать своих членов. Что же касается частного вопроса о формах дисциплины внутри самой организации — не выходят ли они за рамки дозволенного законом, — то решение этого вопроса он намерен был предоставить на усмотрение суда.
Антония и Паула Эстовиа отсутствуют, сказал он, но Анджело Эстовиа здесь, в зале. Он имел несчастье лишиться дома вследствие выселения за неплатеж арендной платы… И он, Мирберг, намерен взять мальчика на службу к себе в контору, отчасти для того, чтобы дать ему работу, но главным образом — с целью удержать его в пределах досягаемости на случай, если бы это дело было возобновлено.
Это была прямодушная речь. Казалось, мистер Мирберг не столько заинтересован в оправдании обвиняемого, сколько в том, чтобы перед лицом суда вскрыть подлинную сущность дела, — а там… пусть будет, что будет.
Достопочтенный Генри Каридиус на этот раз был налицо. Он готов был поддерживать обвинение, но, к несчастью, уже ничего нельзя было сделать.
Мирберг спросил Каридиуса о его дальнейших планах. Каридиус отвечал, что отправляется в Вашингтон. Он уже ликвидировал остатки своих адвокатских дел и готов лететь в столицу хоть сейчас. Он сказал это громко и таким тоном, словно «эти остатки» насчитывались легионами и справился он с ними в такой короткий срок только благодаря своей неугасимой энергии.
Мирберг отнесся слегка насмешливо к нетерпению, с каким новоиспеченный депутат рвался в Вашингтон.
— Ваши пятеро коллег, члены Конгресса от Мегаполиса, очень редко заглядывают в Вашингтон. Зачем вам ехать?
Каридиус несколько растерялся, но в переполненной камере суда было не до разговоров, и он сдержанно ответил, что едет устраивать свою канцелярию. Когда они вдвоем вышли на улицу и очутились в толпе, Каридиус озабоченно спросил, правда ли, что члены Конгресса от Мегаполиса не бывают в американском Капитолии.
— Они ездят туда, когда речь идет о каких-нибудь ассигнованиях или законопроектах, затрагивающих интересы нашего города, но с какой стати депутаты от Мегаполиса станут особенно печалиться о судьбе дальних округов?
— Дальних округов?
— Да. Иначе говоря — остальной части Соединенных Штатов Америки.
Каридиус не сумел бы сказать, шутит ли Мирберг или говорит серьезно. Если бы это сказал недавний пришелец в Мегаполис, он увидел бы в этом ядовитую иронию, но Мирберг родился в Мегаполисе и, возможно, считал это в порядке вещей.
Каридиус распрощался со своим другом и компаньоном и, подозвав такси, поспешил в аэропорт.
Не прошло и двух часов, как Каридиус ехал с вашингтонского аэропорта в здание Капитолия. В первый раз вступая в столицу с тяжелым бременем государственных обязанностей на плечах, новоиспеченный член Конгресса проникся непривычной торжественностью, еще более усилившейся при виде статуй великих людей Америки, выстроившихся вдоль бульвара, по которому он проезжал. Грант, Хейс, Гарфилд и Гаррисон[4] с высоты своей бронзовой неуязвимости вопросительно смотрели на нового пришельца.
Шофер осведомился через окошко, угодно ли седоку объехать Капитолий кругом. Новый член Конгресса очнулся от задумчивости и улыбнулся ошибке шофера, принявшего его за туриста.
— Подвезите меня к Дому канцелярий, — сказал он.
Когда такси остановилось у подъезда, Каридиус увидел молодого человека и высокую, стройную девушку, с сомнением посматривавших на огромную пятнистую собаку, которую девушка держала на сворке. Каридиус вылез из машины и стал подниматься по лестнице.
— Вот и мистер Каридиус. Можете спросить его самого, — сказала девушка.
— Мне кажется, что это не имеет отношения к мистеру Каридиусу, — очень вежливо возразил молодой человек.
— Но ведь она будет находиться у него в канцелярии.
— В чем дело? — спросил член Конгресса, услыхав свое имя.
— Ваш секретарь хочет взять с собой собаку, — объяснил молодой человек, — но, к сожалению, это запрещено.
Поскольку молодая девушка, повидимому, была его секретарем, Каридиус сообразил, что это та самая мисс Литтенхэм, о которой ему говорил Крауземан. И в то же время он узнал в ней девушку с пятнистой собакой — репортершу «Трибуны», бравшую у него интервью.
— Мне кажется, что если мистер Каридиус пожелает держать Раджу в своей канцелярии, никто не сможет возражать против этого, — спокойным тоном настаивала девушка.
— Разрешите, я снесусь по телефону с комендантом, — попросил молодой человек.
— Пожалуйста.
Молодой человек подошел к своей конторке, стоявшей в дверях, и вступил в переговоры с комендантом. Подробно описав собаку, послужившую предметом спора, он добавил: — Собака дорогая, стоит, вероятно, от семисот до восьмисот долларов.
Мисс Литтенхэм досадливо поморщилась и внесла поправку:
— Если это так важно, то имейте в виду, что за щенка было уплачено две тысячи восемьсот долларов, а взрослой собаке и цены нет.
Молодой человек повторил слово в слово в телефон: — За щенка было заплачено две тысячи восемьсот долларов, а взрослой собаке и цены нет.
С полминуты он слушал молча, потом раза два прокричал в трубку фамилию Литтенхэм. Наконец, обернулся:
— Комендант сказал, что временно можно.
Так как вопрос с собакой был улажен, Каридиус стал справляться насчет помещения для своей канцелярии.
— Я хотел бы занять бывшее помещение мистера Эндрью Бланка.
— Мистер Бланк умер, — сказал молодой человек.
— Я знаю. Я выбран на его место. Поэтому я и считал бы удобным…
— А, понимаю, вы хотите сказать… — Он взял со своей конторки список и провел по нему пальцем, что-то разыскивая. — Не выйдет. Номер 83, где помещалась канцелярия мистера Бланка, передан номеру 165.
— Почему? — спросила мисс Литтенхэм.
— Он здесь уже два-три года, и хочет перейти со второго этажа.
— Кто хочет?
— Номер 165.
— Я хочу знать — кто он, — настаивала девушка.
— Сейчас скажу… — молодой человек опять погрузился в изучение списка.
В дверях показался грузный круглолицый мужчина в широкополой фетровой шляпе; при виде Каридиуса он радостно воскликнул:
— Как поживаете, дорогой Каридиус? Устраиваетесь?
Каридиус пожал огромную лапу мистера Бинга.
— Да, вот хотел обосноваться в помещении мистера Бланка, но, повидимому, кто-то из моих коллег…
— Мистер Джонсон, — торжественно провозгласил молодой человек, глядя в список.
— Ага… — Мистер Бинг кивнул головой. — Тирус Джонсон, а может быть — Филандер Джонсон, либо Истон Джонсон.
— Депутат, занимавший раньше номер 165, — пояснил молодой человек.
— Значит, Истон Джонсон, — заявил мистер Бинг таким тоном, будто этого обстоятельства достаточно, чтобы уладить все к общему удовольствию.
— Тогда я мог бы занять номер 165?
Но тут молодой человек опять погрузился в свой список и поспешил объявить, что в номер 165 переезжает номер 341.
— А 341 на каком этаже? — спросил огорченный Каридиус.
— Скажите пожалуйста, — обратилась мисс Литтенхэм к мистеру Бингу, — какие комнаты считаются лучшими?
Толстяк с изысканной грацией снял шляпу:
— Мадам, это зависит от того, что вам требуется.
— Мистер Бинг, разрешите познакомить вас с моей стенографисткой: мисс Литтенхэм, — вставил Каридиус.
— Литтенхэм! — воскликнул мистер Бинг. — Мисс Литтенхэм… как приятно видеть красоту в дебрях политики! Как я уже сказал, это зависит от того, что вам требуется, мисс Литтенхэм! Если ваша цель — переизбрание, обязательно берите помещение в нижнем этаже старого здания. Если ваша цель — усердный труд, берите помещение в верхних этажах нового здания.
— А почему? — спросила девушка улыбаясь.
— Потому что в нижнем этаже вас легко найдут ваши избиратели. Каждый ваш согражданин, прибыв в Вашингтон, непременно зайдет к вам, и эти голоса будут вам обеспечены. А расположившись наверху, вы потеряете голоса, — слишком трудно к вам добраться.
— Я думаю, мистер Каридиус предпочел бы устроиться внизу? — полувопросительно сказала девушка.
— Мне тоже кажется, что внизу лучше, — поддержал ее Каридиус.
— Безусловно, — кивнул мистер Бинг, — особенно в ноябре; в Вашингтоне это самый жаркий и утомительный месяц.
Девушка повернулась к молодому человеку.
— Послушайте, кто распоряжается этими помещениями?
— Комендант здания.
— А кому подчинен комендант?
— Архитектурному бюро.
Она обернулась к мистеру Бингу:
— Разве Архитектурное бюро — административное учреждение?
Толстяк улыбнулся и закивал головой:
— В Вашингтоне — административное.
Девушка повернулась к молодому человеку.
— Соедините меня с сенатором Лори.
Она подошла к конторке, на которой стоял телефон. Большой дог улегся в дверях и рассеянным взором следил за ней.
Мистер Бинг заговорил с Каридиусом более серьезным тоном:
— Вам надо непременно устроиться в первом этаже, если есть возможность. Будь доступен — это всегда полезно. И ваш долг — во что бы то ни стало добиться переизбрания. Нужно не меньше трех-четырех сроков, чтобы воспитать члена Конгресса, обучить его всем премудростям. Учение его, как видите, обходится дорого. И если вы дадите себя побить на следующих выборах, когда вы только-только начнете приносить какую-то пользу, вы причините убыток американскому народу. Вспомните об этом в день выборов.
Каридиус, улыбаясь, кивнул головой.
— Я запишу это на скрижалях моей памяти.
Потом прибавил уже серьезно:
— Ценность члена Конгресса определяется его работой в комиссиях. А как мне попасть в комиссию?
— Вам надо обратиться к тому депутату от вашего штата, который входит в Комиссию комиссий. Скажите ему, что вы хотите… А кстати, чего вы хотите?
Каридиус задумался:
— Видите ли… Я хотел бы работать… Работать там, где я могу потрудиться на общее благо моей страны.
Толстяк заморгал глазами:
— На общее благо страны?
— Ну да.
— Послушайте. Выбросьте из головы эти фантазии. Общего блага страны не существует. Отдельные штаты нашей страны шлют сюда депутатов, чтобы они урывали, что можно, для своих штатов. Вы вот приехали с Севера, я — с Юга, Джонсон, который занял номер 83, приехал с Запада. Все мы естественные враги. Мы с вами уже воевали. И даже не так давно. Но сейчас мы все трое присланы сюда не для того, чтобы воевать, а чтобы сторговываться друг с другом. Вот для чего существует Конгресс. Это — рынок, где вы обмениваете то, что не нужно вашей местности, на то, что ей требуется. Вот и все. Откажитесь от всяких дурацких идей, будто вы творите законы для всей страны — такого животного, как вся страна, и не существует.
— Я подумывал о комиссии по военным делам, — сказал Каридиус, вспомнив об изобретении Джима Эссери. — Эта комиссия имеет общенациональное значение.
— Да, разумеется, она имеет общенациональное значение для тех районов нашей страны, где делаются самолеты и изготовляется вооружение. Если бы вы сразу объяснили мне, каким образом вы хотите работать на благо нации в целом, я мог бы не трудиться читать вам речь.
На этом разговор двух государственных мужей был прерван появлением молодого человека и мисс Литтенхэм, которые объявили, что Архитектурное бюро отменило распоряжение относительно номера 83. Джонсон переедет обратно в номер 165, а Каридиус займет помещение, принадлежавшее раньше Эндрью Бланку.