Обман зрения всей России, видевшей -- от арапской крови, "Арапа Петра Великого" и "Цыган" -- Пушкина черным. ( Правильный обман.) Был рус. Но что руководило стариком, никогда не читавшим Пушкина? А вот: "В те дни сложилось предание, что Пушкин ведается с нечистою силою, оттого и писал он так хорошо, а писал он когтем". (Воспоминания одного из современников.) Старик Пушкина черным и страшным видел от страха.
И -- живой голос Пушкина с Полотняного Завода: "Жена моя прелесть, и чем доле я с ней живу, тем более люблю это милое, чистое и доброе создание, которого я ничем не заслужил перед Богом".
Конец августа 1834 года, а в феврале 1837 года "милое, чистое и доброе создание, ничем не заслуженное перед Богом" приезжает на тот же Полотняный Завод -- вдовой. Здесь протекают первые два года ее вдовства, сначала в отчаянии (может быть -- раскаянии?) -- потом в грусти, -- потом в скуке.
Смерть Пушкина, которую я, в иные часы, особенно любя его, охотно ее вижу в прелестном обличии Гончаровой, -- Гончаровой прощания, например, поящей с ложечки, -- чем в хохочущей образине Дантеса, смерть Пушкина вернулась к месту своего исхождения: на первом ткацком станке Абрама Гончара ткалась смерть Пушкина.
Еще одно, чтобы больше к этому не возвращаться -- к тому, от чего оторваться нельзя! -- какое счастье для России, что Пушкин убит рукой иностранца. -- Своей не нашлось!
В лице Дантеса -- пусть, шуана (потом -- бонапартиста), Пушкин убит сыном страны Вольтера, тем смешком, так омрачившим его чудесный дар. Ведь два подстрочника вдохновения Пушкина: няня Арина Родионовна и Вольтер. Няня Арина Родионовна (Россия) на своего выкормыша руки не подняла.
Больше скажу: Вольтер жил в нем, и в каком-то смысле (не женитьба на Гончаровой, -- а... "Гавриилиады" хотя бы) в переводе на французский вернувшийся в свою колыбель; смерть Пушкина -- рукой Дантеса -- самоубийство. Дантес -- ancien régime? [Здесь: представитель "прежнего времени" (фр.)] Да, Дантес, смеющийся в лицо умирающему, пуще, чем вольтерьянец, смеющийся в лицо только своей. ("Dieu me pardonnera, c'est son métier!" "Бог меня простит, это его ремесло" (фр.).) (Гейне). Оскал Дантеса -- вот расплата за собственный смешок.
"Es-tu content, Voltaire, et ton hideux sourire?..""Доволен ли ты, Вольтер, и твоя отвратительная улыбка?" (фр.).
И еще одно: все безвозвратно, и едва ли когда-нибудь мне придется еще -- устно -- вернуться к смерти Пушкина -- какая страшная посмертная месть Дантесу! Дантес жил -- Пушкин рос. Тот поднадзорный и дерзкий литератор, запоздалый камер-юнкер, низкорослый муж первой красавицы, им убитый, -- превращался на его глазах в первого человека России, не "шел в гору", а в гору -- вырастал. "Дело прошлое", -- так начал Соболевский свой вопрос -- в упор -- Дантесу (на который солгал или нет -- Дантес?). В том-то и дело, что делу этому никогда не суждено было стать прошлым. Дантесу "освежала в памяти" Пушкина -- вся Россия.
"Он уверял, что и не подозревал даже, на кого он подымает руку" (А. Ф. Онегин).
Тогда не подозревал, потом -- прозрел. Убийца в нем рос по мере того, как вырастал -- вовне -- убитый. Дорос ли Дантес до простого признания факта? Кто скажет? Во всяком случае, далеко от кавалергардского смеха до -- последнего, что мы знаем о нем, -- стариковского:
"Нечистый попутал!" (фр.).
Первый, о ком слышно, -- Абрам Гончар. Абрам Гончар первый пускает в ход широкий станок для парусов. А России нужны паруса, ибо правит Петр. Сотрудник Петра. Петр бывает в доме. Несколько красоток дочерей. Говорят, что в одну, с одной... Упоминаю, но не настаиваю. Но также не могу не упомянуть, что в одном позднем женском -- (гончаровской бабушки) -- лице лицо Петра отразилось, как в зеркале. Первый, о ком слышно, изобретатель, умница, человек, шагавший с временем, которое тогда шагало шагом Петра. Современник будущего -- вот Абрам Гончар. Первый русский парус -- его парус.
Абрамом Гончаром основан в 1712 г. первый полотняный завод, ставший впоследствии селом, потом и городком того же имени.
"Полотняный Завод" имение Гончаровых в Медынском уезде, Калужской губ<<ернии>>, где живал Пушкин после своей женитьбы. Тут когда-то был полотняный завод, которого ныне нет и следа. Обширное торговое и промышленное село, торговое, своею деятельностью и базаром, оно издавна служило значительным торговым центром на довольно большом расстоянии. Здесь писчебумажная фабрика Гончаровых. Местоположение Полотняного Завода прелестно. Помещичья усадьба, с великолепным старинным господским домом, на самом берегу реки. Не так далеко от него стоял на берегу реки деревянный флигель, слывущий до сих пор в народе под названием дома Пушкина. В нем поэт постоянно живал после своего брака, приезжая гостить к Гончаровым. Внутренние стены этого строения, имеющие вид маленького помещичьего дома, были исписаны Пушкиным; теперь от этого не осталось и следа".
(В. П. Безобразов -- Я. К. Гроту, 17 мая 1880 г.)
Запись, отстоящая от смерти Пушкина на те же пятьдесят лет, что и от нас. (Кстати, я, пишущая эти строки и рожденная в 1892-м году, еще застала сына Пушкина, почетного опекуна, бывавшего в доме у моего отца -- Трехпрудный переулок, д<<ом>> 8, соседнем дому Гончаровых. Сын Пушкина, несомненно, встречал в переулке свою двоюродную внучку.)
Та же я, в 1911 году, в Гурзуфе, знала столетнюю татарку, помнившую Пушкина. "Я тогда молодая была, двенадцать лет было. Веселый был, хороший был, на лодке кататься любил, девушек любил, орехи, конфеты дарил. А волосы"... и трель столетних пальцев в воздухе.
На Полотняном Заводе, проездом в Крым, останавливалась Екатерина. Там же стоял и Кутузов.
Полотняный Завод. Громадный красивый сад, ныне торг и пустырь. Пруды уцелели. Красный дом -- пушкинский, собственно, -- исчез почти совершенно. Большой дом, "дворец Гончаровых", цел до наших, 1929 года, дней. Девяносто комнат. Башни, вроде генуэзских.
Красный сад, красный дом. В русском слове красный -- мне всегда слышится страшный, и первая ассоциация -- пожар! (Читаю, уже по написании, сыну сказку. Солдат мужику: "Что такое красота?" "Хлеб -- красота". Тот бац его по щеке: "Огонь -- красота!" -- Перекличка.)
Пушкин на Полотняном Заводе был дважды: в первый раз еще женихом, и жил тогда в красном доме. Во второй раз -- поздней осенью 1834 года. "Еще недавно один из оставшихся стариков, бывший крепостной художник, говаривал так: "еще бы не знать Пушкина; бывало, сидят они на балконе в красном доме, а мы детьми около бегаем. Черный такой был, конопатый, страшный из себя".
Дворянство Гончаровы получают при Екатерине, в 1780 году, точно нарочно, чтобы дать Пушкину "жениться на благородной". Кстати, вся mentalité; [строй мыслей (фр.)] семьи Гончаровых, особенно матери (исключение Сергей Николаевич Гончаров, прадед нашей) -- определенно купеческая. В лице Натальи Ивановны Гончаровой Пушкину дана была самая настоящая теща. -- В их герб вошли все элементы масонских знаков: серебряный, с золотой рукоятью, меч, пятиугольная звезда, а сверху, вместо щита, полукруглый фартучек -- принадлежность посвящения в вольные каменщики.
Среди предков Натальи Сергеевны есть и музыканты (любители) и художники (любители). Не забыть мужененавистницы на качелях, впоследствии вольнодумки и одиночки. В ней-то и отразился лик Петра. Кровь русская, с примесью татарской (Чебышевы). Мать из духовного звания (Беляева), отец -- архитектор, выдающийся математик.
Так, от Абрама Гончарова с его станком, до Гончаровой нашей с ее станком [Мольберт, по-русски, станок. Станковая живопись в противовес декоративной] -- труд, труд и труд. В этом роду бездельников не было.
Гончарова -- наша -- потомок по мужской линии.