XI

Катастрофа

Прошло около шести недель, и я не испытывал при взгляде на результаты гнусных опытов Моро ничего, кроме отвращения. Моим единственным желанием было бежать от этих ужасных каррикатур образа Создателя и вернуться в приятное и благотворное общество людей. Отделенный от всего человеческого мира, из своих воспоминаниях о нем представлял людей добродетельными и идеальной красоты. Моя первоначальная дружба с Монгомери продолжалась недолго: его продолжительное отчуждение от всего человечества; его тайный позыв к пьянству, его очевидная симпатия к очеловеченным зверям — все это отдаляло меня от него. Несколько раз он один отправлялся внутрь острова, так как я всячески избегал иметь сношения с чудовищами. Мало по малу, я привык большую часть моего времени проводить на берегу, отыскивая глазами парус-избавитель, но он не показывался. В один день на нас обрушилась страшная беда, разрушившая совершенно все то общество, среди которого я находился.

Это случилось около семи или восьми недель спустя после моего прибытия на остров, может быть, и более, так как я не трудился считать время, предшествовавшее катастрофе. Она произошла, как я полагаю, ранним утром около шести часов. Разбуженный рано шумом троих двуногих животных, возвращавшихся из лесу с провизией в ограду, я встал и позавтракал. Позавтракав, я приблизился к открытой решетке и прислонился к ней с дымящейся сигарой, наслаждаясь свежестью ранняго утра. Вскоре показался Моро, направляющийся к ограде, и мы обменялись с ним приветствиями. Он прошел, не останавливаясь, и я слышал, как дверь его лаборатории открылась и закрылась за ним. Я в то время уже настолько привык ко всем окружающим меня гнусностям, что без малейшего волнения услышал, как его жертва, пума-самка, чувствуя наступление нового дня мучений, встретила своего мучителя с рычанием, похожим на рев гневной фурии. Вслед за этим что-то такое случилось. Я услышал позади себя пронзительный крик, падение, и, повернувшись, увидал направляющимся прямо на меня страшное лицо, ни человеческое, ни зверское, но адское, мрачное, испещренное шрамами и рубцами, в которых находились еще следы крови, с пылающими яростью глазами без век. Я поднял руку, чтобы защитить лицо от удара, и растянулся на полу с переломанным предплечьем, а чудовище, обмотанное в полотно, из-под которого сочилась кровь, перепрыгнуло через меня и убежало. Катясь несколько раз, я добрался таким образом до низкого песчаного берега и пробовал подняться и опереться на свою раненую руку. В этот момент показалась бледная коренастая фигура Моро с видом еще более ужасным из-за сочившейся с его лба крови. С револьвером в руке, не обращая на меня внимания, он быстро пустился в погоню за пумой.

Опираясь на здоровую руку, мне удалось немного приподняться. Запеленутый зверь громадными прыжками бежал вдоль берега, за ним следовал Моро. Животное повернуло голову и заметило его, тогда оно круто повернуло и направилось в лес. С каждым прыжком зверь увеличивал свою скорость, и я видел, как он исчез в чаще; Моро, бежавший наискось, чтобы отрезать ему отступление, выстрелил, но не попал. Это произошло как раз в тот момент, когда зверь исчезал в чаще. Потом и Моро исчез в лесу.

Некоторое время сидел я неподвижно с устремленными туда глазами; однако боль в сломанной руке дала себя знать, и я со стоном поднялся на ноги. В этот момент на пороге с револьвером в руке появился Монгомери.

— Великий Боже! Прендик! — вскричал он, не замечая моего состояния. — Зверь бежал! Он вырвал цепь, которой был прикован к стене. Видели вы его? Что с вами? — прибавил он быстро, заметив, что я поддерживал свою руку.

— Я был у дверей… — начал я.

Он приблизился и взял меня за руку.

— Кровь на рукаве! — сказал он, поднимая фланель. Он положил свое оружие в карман, ощупал и осмотрел мою сильно распухшую руку и повел меня в комнату.

— Это перелом, — объяснил он; потом он добавил: — скажите мне точно, что произошло…

Я ему рассказал, что видел, в выражениях, прерываемых спазмами боли, между тем, как он очень ловко и быстро перевязывал мне руку. Когда он кончил и положил руку на перевязь, то отодвинулся и посмотрел на меня.

— Хорошо, что ли? — спросил он. — А теперь…

С минуту он обдумывал, потом вышел и запер ограду.

Ничто меня так не беспокоило, как моя рана; все же остальное казалось мне простым приключением. Я растянулся на складном кресле и, должен сознаться, начал проклинать этот остров. Боль в переломе руки превратилась теперь в колющую боль. Когда вернулся Монгомери, лицо его было совершенно бледным, и он показывал более, чем обыкновенно, свои нижние десны.

— О нем нет ни слуху, ни духу! — сказал он. — Мне пришло на мысль, что он мог нуждаться в моей помощи… Это был зверь сильный. Одним ударом им была оборвана цепь…

Разговаривая, Монгомери смотрел на меня своими невыразительными глазами; потом он подошел к окну, затем к двери и обернулся.

— Я иду на поиски за ним, — решил он, — один из револьверов я оставляю вам. Говоря откровенно, я беспокоюсь о Моро…

Он взял оружие и положил его на стол около моей руки, потом вышел. Его беспокойство заразило и меня. Я не мог усидеть на месте и с револьвером в руке направился к двери. Утро было безмятежное, без малейшего дуновения ветра, море блистало своею зеркальною поверхностью на небе не виднелось ни одной тучки, и берег казался пустынным. При моем чрезмерном возбуждении и лихорадочном состоянии, окружающее спокойствие давило меня. Я пробовал свистать и напевать, но звуки замирали на моих губах. Мне захотелось посмотреть на зеленый лесок, скрывший в себе Моро и Монгомери, и я направился в угол ограды, где провел несколько минут в раздумье. Когда они вернутся? И как? Благополучно ли?

Мои размышления были прерваны шорохом на берегу. Показалось маленькое серое двуногое существо и бегом спустилось к морю. Я принялся, подобно часовому, ходить взад и вперед вдоль ограды, прислушиваясь. Вдруг послышался голос Монгомери, выкрикивающий: «Ау, ау! Моро!» Рука моя хотя и не так сильно, а все же болела. Меня стало лихорадить, и губы запеклись от жажды. Глаза мои были устремлены на серое двуногое до тех пор, пока оно не исчезло из виду. Вопрос — вернутся ли Моро и Монгомери — вертелся у меня в голове. В то время, как мое внимание было поглощено тремя морскими птицами, оспаривающими добычу, внезапно вдали раздался звук выстрела из револьвера.

Тишина, потом второй выстрел, третий, грозный вой… и, наконец, мрачное молчание.

Вдруг мне послышались звуки где-то совсем близко. Я дошел до угла ограды и увидал Монгомери с красным лицом, растрепанными волосами и с разорванной в колене штаниной. Лицо его выражало глубокий ужас. Сзади него ковыляло двуногое существо Млинг, на челюстях которого виднелось несколько зловещих темных пятен.

— Вернулся ли он? — спросил Монгомери.

— Кто?.. Моро? Нет! — отвечал я.

— Боже мой!

Несчастный задыхался и готов был упасть в обморок при каждом вздохе.

— Войдем! — сказал он, взяв меня за руку. — Они обезумели, бегают повсюду… Что-то с ними произошло, но что именно, я не знаю. Сейчас вам все расскажу, как только буду в состоянии перенести дух… Где коньяк?

Хромая, он вошел в комнату и уселся в кресло. Млинг растянулся у порога наружной двери и стал учащенно дышать, как запыхавшаяся собака. Я принес Монгомери стакан коньяку, разбавленного водою. Он отхлебнул немного и начал рассказывать о том, что случилось с ним.

Расставшись со мною, он пошел по следам Моро и зверя. След их был довольно ясен по сломанным или стоптанным ветвям, по изорванным в лохмотья перевязкам и по окровавленным листьям кустов и терновника. Между тем все следы прекращались на каменистом грунте, который начинался на другом берегу ручья, где я когда-то видел пьющее двуногое существо; тут Монгомери бесцельно блуждал, направляясь к западу и призывая Моро. Млинг, который присоединился к нему вооруженный своим топориком, не видел борьбы с пумою, так как в то время находился на опушке леса и рубил дрова; он слышал только крики. Оба они стали бродить вместе и звать Моро. Двое двуногих приблизились ползком и рассматривали их сквозь деревья с особенно таинственными приемами, странность которых испугала Монгомери. Он требовал от них ответа, но они исчезли. После тщательных поисков и зова, ему пришло в голову осмотреть берлоги в овраге. Овраг был пуст.

Это открытие крайне его встревожило. Он решил поспешно отправиться домой, к ограде, и поделиться своими опасениями со мной. Млинг сопровождал его. На пути им встретилось двое людей-свиней, — тех самых, которых я видел прыгающими в вечер моего приезда, — рты их были в крови. Животные с шумом подвигались вперед сквозь папоротники, казались в страшном возбуждении и при виде Монгомери, остановились с свирепым выражением. Монгомери стал щелкать кнутом, но на сей раз эти укрощенные животные не испугались, а бросились прямо на него. Никогда прежде такой дерзости не бывало, он испугался и выстрелом в упор убил первого, а Млинг бросился на другого. Завязалась отчаянная борьба. Млинг одолел и вонзил свои зубы в его горло. Еще двумя выстрелами Монгомери удалось прикончить и второго и с трудом отозвать с собою Млинга.

— Что все это значит? — спросил я. Монгомери покачал головою и принялся за третью порцию коньяку. Он был уже немного навеселе. Тут вмешался я, стараясь уговорить его пойти еще раз вместе со мной на поиски Моро, так как, по всей вероятности, с вивисектором должно было случиться нечто серьезное, иначе он возвратился бы. После нескольких пустых возражений Монгомери согласился. Мы взяли немного пищи и в сопровождении Млинга отправились во внутрь острова.

Как сейчас помню все происшедшее тогда: мы шли втроем под полуденным тропическим зноем. Сутуловатый Млинг шел впереди, его черная голова поворачивалась во все стороны, обыскивая взглядом каждую пядь нашей дороги. Свое оружие — топорик он потерял в борьбе с Человеком-Свиньей. Его зубы вполне заменяли оружие. За ним, спотыкаясь, шел Монгомери с опущенной головой и с руками, засунутыми в карманы. Он злился на меня из-за коньяку и был в дурном расположении духа. Я заканчивал шествие. Моя левая рука была на перевязи — к счастью, что это была левая рука, а в правой руке я сжимал револьвер.

Мы следовали по узкой тропинке сквозь дикую чащу острова, направляясь к западу. Вдруг Млинг остановился и насторожился. Монгомери столкнулся с ним и принужден был также остановиться. Мы услышали голоса и шум приближающихся шагов.

— Он умер! — говорил глубокий и дрожащий голос.

— Он не умер, он не умер! — спорил другой.

— Мы сами видели, мы видели! — отвечало несколько голосов.

— Эй!.. — закричал вдруг Монгомери, — Эй!.. Сюда!

— Чтоб чорт вас побрал! — сказал я, держа револьвер наготове.

Воцарилось молчание, нарушаемое треском переплетенных между собою растений: потом здесь и там появилось с полдюжины страшного вида фигур, с новым, особенным выражением в лицах. Слышно было хриплое ворчание Млинга. Я узнал Человека-Обезьяну — по правде сказать, я узнал его еще раньше по голосу — и двух смуглых созданий, виденных мною в шлюпке, окутанных в белое. За ними следовали два пятнистых зверя и блюститель закона — серое чрезвычайно безобразное существо с длинными волосами, падающими на его щеки и свешивающимися двумя прядями на его низкий лоб, с густыми бровями и странными красными глазами, с любопытством осматривающими нас сквозь зелень.

С минуту продолжалось молчание.

— Кто… сказал… что он умер? — спросил Монгомери, заикаясь.

Человек-Обезьяна бросил украдкою взгляд на серое чудовище.

— Он умер, — подтвердило чудовище, — они видели!

Судя по всему, в этой толпе не было ничего угрожающего. Казалось, они были приведены в замешательство и испуганы.

— Где он? — спросил Монгомери.

— Там, внизу! — сказало чудовище, протягивая руку.

— Существует ли теперь закон? — спросил Человек-Обезьяна.

— Разве может существовать еще что-либо, когда он на самом деле умер? Есть ли закон? — повторил двуногий, одетый в белое.

— Разве есть закон, ты, «Второй с плетью?» Умер ли он? — расспрашивало чудовище с серою шерстью.

Все внимательно наблюдали за нами.

— Прендик, — проговорил Монгомери, посмотрев на меня, — он умер… это очевидно!

Я стоял сзади во время предыдущего разговора и понял, что чудовища говорили правду. Быстро пробравшись вперед, я проговорил уверенным тоном:

— Дети закона, он не умер… Он жив! Он только изменил форму, внешний вид тела… Он там… — я поднял руку к небу — оттуда он на вас смотрит и видит вас, хотя вы некоторое время не будете видеть его. Страшитесь закона!

Я пристально и смело смотрел на них. Они под влиянием моего взгляда попятились назад.

— Он велик! Он добр! — сказал Человек-Обезьяна, боязливо устремляя глаза в густую чащу листвы.

— А другое существо? — спросил я.

— Зверь, который истекал кровью я бегал, воя и плача, также умер! — отвечало, следившее за моим взглядом, серое чудовище.

— Все кончено, все кончено! — бормотал Монгомери.

— Второй с плетью… — начало серое чудовище.

— Ну, что-ж? — перебил я его.

— …сказал, что он умер!

Но Монгомери не настолько был пьян, чтобы не понять, что заставило меня оспаривать смерть Моро.

— Он не умер! — подтвердил он медленно. — Вовсе не умер. Он жив так же, как и я!

— Есть такие, — обратился я к ним, — которые нарушили закон. Они умрут, некоторые уже умерли. Покажите нам теперь, где находится его тело; тело, которое он сбросил, так как он больше не нуждается в нем!

— Вот здесь, «Человек, идущий в море»! — указало чудовище, направляясь в чащу. Сопровождаемые остальными созданиями, мы последовали за ним сквозь густые папортники, лианы, кусты — к северо-западу. Вдруг послышался ужасный вой, треск сучьев, и к нам подбежал с криками маленький розовый гомункул; тотчас же показалось громадное чудовище, все измоченное кровью и быстро преследовавшее его. Оно бросилось на нас прежде, чем мы успели уклониться. Блюститель закона уклонился в сторону, а Млинг, рыча, набросился на преследователя, но был им отброшен. Монгомери выстрелил и промахнулся. Тогда выступил я, однако чудовище не обратило на это внимания и продолжало подвигаться ближе; я выстрелил снова в упор, прямо в его ужасное лицо. Вся его фигура как будто съежилась, оно пошатнулось и упало, увлекая своим падением Монгомери, затем на земле продолжало корчиться в судорогах предсмертной агонии.

Одно мгновение мы были вдвоем с Млингом. Монгомери лежал распростертым на земле, подле него мертвый зверь. Наконец, Монгомери поднялся, наполовину отрезвленный, и стал рассматривать простреленную голову зверя. Теперь появилось вновь серое чудовище — блюститель закона.

— Смотри! — произнес я, указывая пальцем на убитое животное. — Еще существует закон; тот, кто его нарушил, погиб!

Чудовище рассматривало труп.

— Он ниспосылает огонь, который убивает! — повторило чудовище замогильным голосом отрывочную фразу из статьи закона.

Остальные приблизились и также стали смотреть.

После того мы опять тронулись в путь, все время придерживаясь направления к западу, наконец, мы добрались до цели. Перед нами лежало обглоданные и изувеченное тело пумы, с плечом, раздробленным пулею, а, приблизительно в двадцати метрах от него, лежал тот, кого искали.

Моро лежал лицом к земле, среди густых камышей. Одна рука его была почти совсем отделена от плеча и его серебристые волосы были смочены кровью. Голова, размозженная, вероятно, цепями пумы, была обезображена. Мы не могли нигде найти его револьвера. Тело Моро было тяжелое, так как он отличался громадным ростом и крепким телосложением. Мы подняли его останки при помощи двух двуногих и после частых роздыхов перенесли в ограду. Возвращаясь лесом к ограде, мы слышали несколько раз вой и ворчание невидимых зверей, но на нас пока еще не нападали. Около ограды толпа двуногих нас покинула, Млинг ушел с ними.

Мы тщательно заперлись и перенесли во двор на кучу хвороста изуродованный труп Моро.

После этого, войдя в лабораторию, прикончили все, что там находилось живого.