В результате острой идейной борьбы перед Плехановым встал еще один кардинальный вопрос революционной теории и практики – вопрос об отношении социализма к политической борьбе. Все дальнейшие его литературные и теоретические изыскания группировались вокруг этого неразрешимого для людей, стоящих на точке зрения народничества, вопроса; он не мог выйти из круга этих проблем до самого момента окончательного перехода на точку зрения современного научного социализма – марксизма.

Еще до своего отъезда за границу, в конце осени, вероятно после того, как раскол освободил обе группы от внутренней фракционной, в значительной мере бесплодной, дискуссии, Плеханов попытался вплотную подойти к тому вопросу, который более всего для него, как для народника, должен был казаться кардинальным, и решить его в соответствии с данными современной науки.

Вопрос об общине для него, как мы увидели выше, стоял очень остро. Его народничество действительно висело на волоске после того, как он согласился с Марксом в том, что общество не может перескочить через естественные фазы «своего развития, когда оно напало на след естественного закона своего развития». Приняв это положение, он мог оставаться народником, верить в русский социализм, если бы оказалось, что община не есть форма, подчиненная этому закону развития, и что нет таких противоречий в общине, которые при развитии привели бы к отрицанию самой общинной формы землевладения.

Так именно он и ставит вопрос в статье «Поземельная община и ее вероятное будущее», первоначально помещенной в «Русском Богатстве» за январь – февраль 1880 года. Он считает, что

«практически важно решить: составляет ли поземельная община такую форму отношения людей к земле, которая самою историей осуждена на вымирание, или, напротив, повсеместное почти исчезновение земельного коллективизма обусловливается причинами, лежащими вне общины, а потому, несмотря на их несомненное участие во всех известных доселе случаях разрушения общины, могущими нейтрализоваться счастливою для общины комбинацией исторических влияний. Какова, в самом деле, должна быть эта комбинация?» [П: I, 76].

Так он ставит вопрос, который имел для него огромное значение. В качестве русского общественного деятеля его интересовал, разумеется, вопрос о судьбе русской общины; не исказили ли эти внешние влияния самую русскую общину до такой степени, что ее разрушение неизбежно.

«Тогда русскому общественному деятелю остается, конечно, предоставить мертвым хоронить своих мертвецов…» [П: I, 76]

А тогда было бы схоронено и все народничество с его русским социализмом. Так ставил себе вопрос Плеханов, его статья по существу преследует цель спасти для него самого народничество, которое он считал за «единственно возможный в России социализм».

С этой целью он подвергает разбору новую книгу М. Ковалевского «Общинное землевладение в колониях и влияние поземельной политики на его разложение» и «Сборник статистических сведений по Московской губернии», составленный Орловым, в котором заключалось обстоятельное описание существующих в губернии «форм крестьянского землевладения». Как известно, М. Ковалевский в этой своей работе пришел к выводам, совсем не приятным народникам; разбирая судьбу поземельной общины в британской Индии, в Америке – Мексике и Перу, в Африке – Алжире и других странах, о которых имеются исторические данные, Ковалевский приходит к выводу, что поземельная община разлагается по причинам внутренним, «самопроизвольным», среди которых не последнее место надлежит отвести «борьбе интересов»; он не отрицал значение внешних принудительных влияний, но отводил им достаточно подчиненное место.

Критикуя и по-своему толкуя факты, приводимые М. Ковалевским, Плеханов одновременно приводил свои соображения об общине, на которых мы и остановимся несколько.

Аграрная история данной страны начинается с момента установления в ней оседлой жизни.

«Какие перемены в экономических, а вследствие этого (курсив мой. – В . В .) и правовых отношениях вызывает оседлое земледелие внутри племени?» [П: I, 86]

М. Ковалевский из примера Индии выводит такую общую схему, что первоначальной формой общественного устройства земледельческих народов является родовая община, которая через сельскую, семейную разлагается и уступает место личной собственности. Плеханов оспаривает это, находя, что это лишь эмпирический закон. Нужно не ограничиваться констатированием факта возникновения частной собственности, а понять причину; признать этот процесс самопроизвольным – это далеко не означает решить вопрос о причинах. Почему важно доискаться причины означенного явления? Потому, что

«Относительно любой из причин, действующих как в обществе, так и во всех других сферах явлений природы, возможно предположение, что влияние ее может нейтрализоваться вследствие других причин… а между тем, называя процесс „индивидуализации имущественных отношений“ самопроизвольным, автор (М. Ковалевский) как бы исключает для вызывающей этот процесс и даже не указанной им причины, возможность сказанного предположения» [П: I, 87].

Говоря проще, знать причины необходимо, чтобы решить вопрос о том, может ли народническая деятельность в России предупредить разложение общины в России.

Что же является причиной возникновения в первобытном обществе частной собственности на движимость?

«Нам кажется, – пишет Плеханов, – что причина возникновения в первобытном обществе частной собственности на движимость заключается в свойствах первобытных орудий и обусловливаемой ими организации труда » [П: I, 87 – 88]

– если это так, то т.н. самопроизвольный процесс есть не что иное, как общественное явление, обусловливаемое

« не более (!), как техникой производства в данном обществе, т.е. его прогрессивный или регрессивный метаморфоз»

тогда зависит от той же самой экономической необходимости, которая была причиной возникновения «архаического коммунизма» [П: I, 88]. Ну, и что же, спросит современный читатель у Плеханова-народника, который так превосходно усвоил материалистическое объяснение истории, разве от того, что происхождение частной собственности на движимость и происхождение первобытного коммунизма подчинены одному и тому же закону экономической необходимости, народническая вера в русскую общину становится более обоснованной? Он и не думает утверждать этого, ему это утверждение нужно для других целей – как мы увидим, а пока он, свой материализм очень последовательно развивая, приходит к совершенно правильному утверждению, что при данном (свойственном первобытному хозяйству), далеко не постоянном, состоянии орудий человеческого труда, процесс индивидуализации имущественных отношений является неизбежным [П: I, 91]. Если эти причины можно с некоторыми ограничениями назвать самопроизвольными, то никак к числу их нельзя отнести факты изменения, внесенные в общину завоеваниями. Всякое завоевание, «в какой бы момент истории данного общества оно ни совершилось» [П: I, 94], есть искусственная причина разложения общины. Но не только одни завоевания, – к числу внешних, искусственных причин надлежит отнести и «влияние усиливающейся государственной организации на формы поземельного владения в данной стране», и обложение налогами в пользу привилегированных классов, захват служилыми чиновниками отдельных участков общинных земель [П: I, 96].

«Ни одна из них (причин разложения коллективизма, перечисленных выше) не имеет, по нашему мнению, связи с внутренней организацией общины, а потому вызываемое их совокупным действием разрушение коллективизма не может быть приписано экономической необходимости» [П: I, 99].

К числу все тех же внешних причин следует отнести и разрушительное действие развивающейся промышленности, точно так же, как и образование ремесленного и торгового люда вокруг общины никак не может считаться причиной, внутренне присущей общине.

Итак, земельный коллективизм разрушается под влиянием внешних причин, а не только по причинам, в нем самом заложенным.

«Мы не можем считать разрушение общины неизбежным историческим явлением. При известной комбинации отрицательных влияний, это разрушение, действительно, неизбежно. Именно такие комбинации и обусловили собою разрушение общины почти во всех известных нам культурных странах. Но из этого еще не следует, что невозможна другая комбинация условий, при которых община, напротив, стала бы расти и развиваться» [П: I, 103].

Читатель помнит, вероятно, что Плеханов искал объяснения происхождения частной собственности на движимость в орудиях труда. Таким образом под влиянием этих двух сил – самопроизвольной – свойство первобытных орудий, – и «внешних», искусственных – совершается разложение общины; нейтрализовать эти вредные влияния можно и должно «созидательно-положительным отношением к ней крестьянской массы и интеллигенции страны», если оно не будет, конечно, платоническим [П: I, 106], т.е. вредное влияние может и должно нейтрализовать революционное народничество, которое сумеет поддержать общину

«до того времени, когда явится необходимость и возможность интенсивной культуры земли, а значит, и употребления таких орудий и способов труда, которые потребуют общинной эксплуатации общинного поля» [П: I, 106].
«Свойства орудий труда, состояние земледельческой техники – это единственные самопроизвольные причины неустойчивости первобытного коллективизма, станут с тех пор могучими стимулами его роста и развития. Коллективизм труда и владения его орудиями сделается экономически необходимым, а потому и неизбежным, и будущее поземельной общины получит твердую реальную основу» П: I, 106 – 107].

Мы не без умысла так долго остановились на этой статье, в ней Плеханову удалось освободиться от одного из самых заскорузлых народнических предрассудков.

Конечно, это еще не марксизм, хотя я считаю, что тов. Д. Рязанов глубоко прав, когда в предисловии вплотную сближает ответ Плеханова на вопрос об общине с ответом Маркса и Энгельса, данным им в предисловии к русскому изданию «Коммунистического Манифеста».

Но и при этом все же Плеханов еще далек от марксизма. Однако всякий читающий его статью чувствует, что от былого ортодоксального народничества осталось очень мало. На самом деле, разве не яркое доказательство его далекого ухода от народничества мысли, вроде того, что

« в России община исчезнет – если только исчезнет – по-видимому , уже в борьбе с капитализмом » [П: I, 106].

Оговорка «если только исчезнет» лишь усиливает значение и смысл этого положения. Для России вопрос, следовательно, не в самой общине, а в том, разовьется ли у нас капитализм, имеются ли у нас условия его развития? Решение этих вопросов не представляло для него особо больших затруднений, ибо он жил в Петербурге, руководил стачками, видел сам этот растущий капитализм.

Нужно было только время, чтобы подвести итоги, учесть смысл и значение своего огромного опыта.

Это время он получил за границей.