Выводы, к которым мы пришли выше, бесспорны, они являются непосредственными выводами из фактов, и, кажется, трудно бы спорить против них, но несогласных много, и среди них П.Б. Аксельрод, к мнению которого нельзя не прислушиваться.

Однако очень нетрудно доказать, что П.Б. Аксельрод неправ; для этого следует только внимательно разобрать приводимые им факты и материалы.

На самом деле, П.Б. Аксельрод пишет:

«Эволюцию Плеханова от народничества к марксизму и к социал-демократии легко проследить по его литературным произведениям в промежуток времени с 1880 – 1881 гг. до 1883 года. Как совершался этот процесс специально у Дейча и Засулич, я могу только догадываться, но в точности, конкретно, не знаю, потому что видались мы тогда довольно редко, на короткие моменты, большей частью для какого-нибудь практического дела, а из Цюриха, посредством переписки, я не мог – или, по крайней мере, мне трудно было – следить за их идейной эволюцией. Но мне кажется, что по существу мы все до начала или почти до середины 1882 года (курсив мой. – В . В .) не совсем ясно сознавали, что мы становимся социал-демократами. Подвигаясь вперед в эту сторону, мы вместе с тем еще не изжили наше идейное прошлое и связаны были с ним некоторыми нитями. У меня это противоречие отразилось, между прочим, в том, что на русское революционное движение я продолжал некоторое время смотреть почти глазами революционного утописта русской разновидности, в то время как ход рабочего движения на Западе я с самого начала освещал в „Вольном Слове“ под углом зрения социал-демократии» [А: Пережитое, 403 – 404].

Мы все – тут употреблено совершенно напрасно; в том-то и дело, что в числе всех не было Плеханова.

О том, что он становится социал-демократом, Плеханов знал уже в 1881 году и знал отчетливо. Об этом свидетельствует он сам («Почему мы разошлись»), и это засвидетельствовано его статьями.

Момент перехода Плеханова на точку зрения марксизма, т.н. критический период в его развитии, – это 1881 г., начало. И напрасны попытки П.Б. Аксельрода изобразить дело так, будто все члены группы проделали единовременную эволюцию.

Время же с 1881 года до 1883 года для Плеханова является годами борьбы за других своих товарищей; в 1882 году он пишет Лаврову:

« Вы знаете мой образ мыслей , могу Вас уверить, что он не переменился с того времени , как я оставил Париж » [Дейч, 93 (курсив мой. – В . В .)].

Это в том самом письме, где он готов «создать» из «Капитала» Прокрустово ложе для всех сотрудников «Вестника Народной Воли»!

А Париж он оставил в 1881 году. О том, что он марксист, Лавров знал хорошо, он даже обращается к нему с просьбой припомнить, где Маркс употребляет выражение «исторические категории». Правда, Плеханов ему отвечает незнанием:

«К величайшему моему сожалению и досаде, я не могу припомнить , где употребляет Маркс выражение „исторические категории“. Я пересматривал сегодня у Гумпловича главу о Марксе, но и он передает это выражение последнего, не цитируя страницы. Мне кажется, что в первый раз употреблено это выражение в „Misère de la philosophie“, хотя где именно и не могу сказать» [Дейч, 87];

но тут важен не ответ, а то, что Лавров знал о том, что он занимается Марксом с большим успехом; и слова Плеханова: «вы знаете мой образ мыслей» не просто оборот речи, а означает, что, еще будучи у Лаврова, он выказал себя достаточно последовательным «марксистом».

Следовательно, вряд ли справедливы слова Аксельрода по отношению к Плеханову, слова, которые в то же время, несомненно, передают подлинное настроение других чернопередельцев.

П.Б. Аксельрод приводит и другие аргументы и доказательства:

«В конце октября 1881 г., т.е. недели три спустя после Хурской конференции, Плеханов, по возвращении из Парижа в Швейцарию, писал Лаврову: „Настроение моих женевских товарищей не особенно радует меня. Оно может быть формулировано словами – „соединимся во что бы то ни стало, хотя и поторгуемся, сколько возможно“. История хватает за шиворот и толкает на путь политической борьбы даже тех, кто еще недавно был принципиальным противником последней“. Плеханов, стало быть, в таком существенном вопросе, как вопрос об отношении русских социалистов к борьбе с абсолютизмом, оставался еще , если не совсем , то в значительной мере на почве старого народничества (курсив мой. – В . В .). А между тем, теоретически он, конечно, уже в то время ближе всех нас стоял к марксизму» [А: Пережитое, 403].

Это прямое недоразумение. Вся цитата гласит:

« Как вам понравилось известие об успехах организации и пропаганды в среде городских рабочих , главным образом , в Питере ? (курсив мой. – В . В .). Настроение моих женевских товарищей не особенно радует меня. Оно может быть формулировано…» и т.д. [Дейч, 88].

Центр тяжести всей цитаты в чрезвычайно знаменательной первой фразе, а она говорит целиком против П.Б. Аксельрода. На самом деле внимание Плеханова приковывает к себе уже совершенно нового порядка явление и с совершенно новой стороны – «организация и пропаганда в среде городских рабочих». Помилуйте, где же тут «старое народничество»? Им и не пахнет! Павел Борисович делает ошибку, обусловленную тем, что он жил уже тогда вдали от Плеханова (в Цюрихе) и вряд ли был регулярно в курсе того, что делалось в Женеве, и уж наверняка был лишен возможности проследить успехи Плеханова в марксизме, а в этом тихом мещанском городе Плеханов пережил чрезвычайно бурный теоретический кризис и настойчиво работал над революционизированием сознания своих товарищей по «Черному Переделу».

«Я припоминаю, что уже летом 1880 г., когда я приезжал в Женеву для переговоров об организационных и программных реформах в чернопередельческой фракции, я впервые увидел у него на столе раскрытую книгу Энгельса „Herrn Е. Dührings Umwälzung der Wissenschaft“. Само собой разумеется, что для такого человека, как Плеханов, чтение этой книги не могло остаться бесследным» [А: Пережитое, 422].

Именно «само собой разумеется»! Но тогда вызывает недоумение та настойчивость, с которой П.Б. Аксельрод продолжает утверждать, что даже после появления статьи «Новое направление политической экономии» (I, 1881 г.) Плеханов не был марксистом:

«И все-таки в нелегальных статьях Плеханова на этот период заметны были еще следы народнических тенденций» [А: Пережитое, 422]. «Насколько я помню, только в предисловии к русскому переводу „Коммунистического Манифеста“, появившемуся летом 1882 г., Плеханов выступил в печати как вполне последовательный марксист – не только в теории, но и на практике» [А: Пережитое, 423].

После «Нового направления в политической экономии» Плеханов нелегальных статей не писал вплоть до предисловия к своему переводу «Коммунистического Манифеста», где, даже по мнению П.Б. Аксельрода, Плеханов выступил как «вполне последовательный марксист». Значит и это не аргумент.

Мы остановились на воспоминаниях П.Б. Аксельрода, ибо в них особенно ясно выявлено то не точное, вернее сказать, путаное представление, которое существует относительно этой ранней эпохи зарождения марксизма.

Правильная же картина выглядит совершенно иначе.

Из всего «Черного Передела» ранее всего пришел к марксизму Г.В. Плеханов. Начало 1881 года, время формулировки программного письма в редакцию «Черного Передела» и работы над статьей «Новое направление», есть та самая грань, где и начинается сознательно марксистское развитие Плеханова.

Иначе шло развитие всех остальных членов группы. Аксельрод, например, еще весной 1882 г. сотрудничал в «Вольном Слове», репутация которого была далеко не марксистская.

Весной 1882 г. Плеханов писал Лаврову:

«Получаете ли Вы „Вольное Слово“? Здесь все считают его органом Игнатьева. Меня ужасно печалит сотрудничество там Павла. Правы или неправы обвинители „ Вольного Слова “, – это другой вопрос, но раз публика относится к нему подозрительно, то и на Павла падает некоторая тень. Здесь, в Кларане, все осуждают его» [Дейч, 95].

Аксельрод знал об этих слухах, однако не придавал им значения, пока Драгоманов не разразился резко-полемической статьей против «Народной Воли».

«Статья эта в чрезвычайной степени возмутила В.И. Засулич, Плеханова и Дейча и сделала для меня крайне затруднительным, чтобы не сказать психологически невозможным, дальнейшее участие в „Вольном Слове“» [А: Пережитое, 413 – 414],

– рассказывает Аксельрод, но даже и после этого Аксельрод колебался и не решался послать заявление о выходе из числа сотрудников. Понадобилось особое давление, чтобы он решился на этот шаг.

Женевская часть «Ч.П.» не только настояла на уходе Аксельрода из «Вольного Слова», но и написала открытое письмо Драгоманову (датированное 20/V 1882 г.)[21], чрезвычайно резкое, под которым стоит в числе других и подпись Аксельрода. Один этот инцидент с «В.С.» был бы совершенно достаточен к тому, чтобы с несомненностью установить, что Аксельроду к этому времени Маркс мало чем помог, и он еще спокойно пребывал утопистом, что он и не отрицает. Еще более подтверждает наше положение то, что выяснилось из переписки Дейча той эпохи: Аксельродовское построение борьбы с еврейскими погромами и то, что он был одержим сионистской идеей колонизации Палестины с целью вывести туда всех евреев и тем решить еврейскую проблему – все это никак не выдает в нем хорошего марксиста; а ведь это относится к весне 1882 года!! [См. ГрОТ, 150 – 156].

И по рассказам Л.Г. Дейча не трудно убедиться в правильности защищаемого мною положения.

На самом деле Л.Г. Дейч пишет:

«С описываемой мною весны 1882 г., мы с В.И. Засулич, живя вблизи Плеханова, под его влиянием, особенно усердно стали заниматься изучением научного социализма, причем обращались к нему за разъяснением непонятных мест, которые он очень охотно делал» [ Л . Дейч , «О сближении и разрыве с народовольцами». – «Пролетарская Революция» № 20.].

Правда, уже летом 1882 г. у Л.Г. возникла идея организации группы, независимой от Исполнительного Комитета и ставящей себе задачу пропаганды марксизма, но несомненно одно, что марксизм, который желал пропагандировать Л. Дейч, не был тем марксизмом, который к этой эпохе проповедовал Плеханов. Еще весной 1882 г. он ведет жестокие дискуссии с Жоржем (Плехановым) о федерализме, защищая против него точку зрения бакунистов.

«У нас здесь с Жоржем, – пишет он Аксельроду, – совсем разные взгляды насчет федерализма и централизма . Мы проспорили два дня чуть не на ножах. Жорж, по обыкновению, страшно горячился, доказывал, что нужно стоять „за единую и нераздельную Россию“… и хотел даже совсем не подписываться с нами, раз мы высказываемся прямо за федерализм, или написать особое письмо совсем в своем духе – чего мы не хотели».

Следует обратить сугубое внимание на последние слова. Тогда и для Дейча не было секретом, что Плеханов совсем не держится той слащавой кашицы из смеси двух воззрений, которая господствовала в головах остальных членов будущей группы. Насчет «единой и т.д.», разумеется, передана мысль чрезвычайно коряво. Гораздо лучше об этой своей борьбе с федерализмом, от которого – особенно в интерпретации Драгоманова – пахло на сотню верст национализмом и мелкобуржуазным областничеством – он сам говорит очень отчетливо в письмах к Лаврову. У Дейча в эту раннюю эпоху было столько же марксизма, сколько у Аксельрода, или лучше сказать – научного социализма так же было мало, как и у других его товарищей. Недаром по вопросу о централизме и федерализме Аксельрод готов был солидаризоваться не с Плехановым, а с Дейчем.

Дейч и не представлял себе те грандиозные перспективы создания политической партии рабочего класса, которые к этому времени были совершенно ясны и очевидны для Плеханова[22].

Л.Г. Дейч еще летом 1883 г. пишет Аксельроду:

«Таким образом, как видишь, мы решили быть самостоятельной, солидарной группой, связанной общностью воззрений, товарищескими приемами в отношениях друг к другу и общим делом. Беда только, что мы никак не можем придумать удачного названия для нашей группы; Жорж предлагает: „русские социал-демократы“, но мы все находим это название невыгодным , больше с практической точки зрения, так как, при существующих у публики предрассудках, это название на первых же порах оттолкнет от нас очень многих; кроме того – это чересчур подражательно, неоригинально, претенциозно и как бы навязывает нам те же вполне приемы деятельности, которые немцы практикуют, а это и невозможно пока у нас, вследствие политических условий России и ее особенностей и, вообще , вовсе нежелательно , чтобы потерялся сильно революционный дух русского движения . Но никакие другие названия, которые мы придумывали, не подходящи, и Жорж все высмеивает» [ГрОТ, 169 – 170] [23].

Я полагаю, Жорж (Г.В. Плеханов) был глубоко прав, высмеивая всякие названия, выдумываемые с целью подчеркнуть свое различие от с.-д. германской и свою сугубую солидарность с «русским движением». Кто же были эти «мы», которые вели борьбу с «Жоржем»? Л.Г. Дейч и В.И. Засулич. Сделаться социал-демократом, по мнению Л. Дейча, значит потерять сильный революционный дух русского движения, т.е. народовольчества. Мысль чрезвычайно знаменательная; ведь письмо написано в то самое время, когда Плеханов писал свой гениальный памфлет, а как еще незрел политический разум автора письма! От него еще очень сильно разит неизжитым утопизмом и народническими предрассудками!