Мелкие приемы Питера Рольса.

Словно какое-то чудо произошло в отделении распродаж со скидкой в первом этаже. Осиное гнездо превратилось в улей. Фрэд Торп, заведующий этажом, обладал тактом, который заставлял его в это утро держаться подальше от мисс Штейн. Он знал всю внутреннюю историю этого отделения и понимал унижение, которое она должна была испытывать. Его присутствие могло бы только ухудшить поло­жение, и он старался стушеваться, насколько это только было возможно.

Тем не менее, он видел все, что происходило внутри от­деления, и внезапная удивительная перемена, которая произошла немедленно по прибытии высокой английской де­вушки, изумила его. Он не знал, в чем дело, но перемена к лучшему была настолько очевидна, и времени до начала продажи оставалось так немного, что он решил предоставить продавщиц самим себе.

У него было достаточно много своего дела, но все-таки он наблюдал издали за таинственными приготовлениями в отделении двухчасовой распродажи со скидкой. За пять ми­нут до этого несчастные товары валялись беспорядочными кучами на четырех прилавках; мисс Штейн и ее пять помощниц ограничивали свою энергию исследованием ярлычков с ценами, да и то делали это для отвода глаз, чтобы шепотом вести между собою оживленную болтовню. Распродажа была обречена на неудачу с того самого момента, как мистер Хоррокс, заведующий злосчастным отделением, посадил на него девушку, которую, как всем было известно, он бросил ради мисс Уэстлэк, назначенной на продажу самых восхи­тительных фишю, которые имели с самого начала «сума­сшедший успех».

Вскоре Торп начал понимать причину происшедшей пе­ремены. Благодаря подбору цветов и тонкому вкусу, эти ужасные несимпатичные блузки превратились в смелые и вместе с тем изящные предметы. Покончив с драпировкой блузок шарфами и бантами самых фантастических и контрастирующих с ними цветов, девушки стали развешивать наиболее привлекательные из своих творений над прилав­ками. Полные комплекты «Павловых» были разложены на самом видном месте.

Еще задолго до половины одиннадцатого женщины, же­лавшие приобрести блузки и прочитавшие газетные объявления о двухчасовой распродаже со скидкой, начали справляться, где она происходит. Торпу непрерывно приходи­лось указывать им дорогу и, наблюдая за ними, он слышал их замечания.

Живой ум американских женщин сразу схватил идею, которая лежала в основе драпировок. «Это похоже на то, что носят русские балерины», — сказала одна.

Ровно в 10 с половиной часов ожидавшие женщины на­бросились на блузки. Нервы Вин на минуту упали перед предстоящей жаркой схваткой, но она вспомнила слова мисс Кирк: «Вы из тех, кто побеждает» и совет заведующего этажом: «Держите голову выше и все обойдется». Она не должна быть трусихой, она не должна пасть от первого вы­стрела.

Она сознавала, что ей нечего ожидать помощи от мисс Штейн и ее пяти помощниц, которые действовали по при­меру последней. Ее выдумка оказалась приемлемой, но ей было дано понять, что она не должна рассчитывать извлечь пользу из своей инициативы. На один — два вопроса, которые она пыталась задавать, она получала ответ: «Боже, не при­ставайте ко мне», «если бы только вы могли видеть, какие у вас глаза», или «здесь не учебная комната!».

Она утешала себя тем, что, может быть, девушки не всегда таковы. Сегодня они в состоянии отчаяния, и в этом нет ничего удивительного. Она не должна обращать внимания на их резкости. Вряд ли они отдают себе отчет в том, что говорят. Чековая книжка казалась теперь более страш­ной, чем она была на аспидной доске, и она завидовала дру­гим за их быстрый, почти механический, способ произво­дить сложение и вычитание. Неужели всегда будет так? А между тем правильная запись в чековой книжке — это самое главное.

Ее спасло то, что одной девушке понадобилось вскоре придать надлежащую форму блузам, шарфам и бантам, ко­торые еще не были приколоты. Как раз в то время, как голова ее начала кружиться от сложности вычитаний, ко­торые приходилось производить наспех в сутолоке, мисс Штейн приказала ей переменить работу.

Теперь она стала спокойнее, так как оказалась в своей стихии, подбирая цвета и драпируя блузки шарфами, соот­ветственно «стилю» покупательниц. Мисс Штейн завидовала ее вкусу, но использовала ее в интересах дела.

Так или иначе, Вин заполнила целую чековую книжку, заключавшую в себе 50 ордеров и ее собственную судьбу. У нее не было времени, чтобы почувствовать, до чего она устала, когда, наконец, в половине первого распродажа за­кончилась. Но и теперь одно событие отвлекло ее от себя па некоторое время.

Рядом с мистером Торпом шел высокий человек 33—34 лет с каштановыми волосами и рыжими усами, с приятно улыбающимся цветущим лицом и с возбужденными голубыми глазами. Что-то детски упрямое было в нем. Она, может быть, не обратила бы на него внимания, если бы румянец, внезапно появившийся на лице мисс Штейн, не подсказал ей, что это был «он». Вин сразу поняла, что это и был тот мужчина, о котором шла речь. Теперь надо было отыскать женщину. Ее не пришлось долго искать.

Оба заведующих не остановились у отделения распро­дажи, но человек с рыжими усами замедлил шаги, чтобы бросить полный живого интереса взгляд на опустошенные прилавки и на покупательниц, которые, в виду окончания распродажи, стояли в раздумьи, покупать ли «Павлову» по ее сразу повысившейся цене. Затем оба они прошли вперед, снова остановившись, чтобы взглянуть на опустевшее отде­ление.

Человек с рыжими усами расстался со своим товарищем и направился прямо к прилавку, на котором имели блестя­щий успех кружевные шарфы, фишю и изящные будуарные безделушки. Оттуда вдруг выглянула фееподобная брюнетка с вишневыми губками и очаровательным вздернутым носи­ком, почтительность которой представляла собою самую утонченную форму кокетства. Если он что-нибудь и сказал ей при этом, то это было сделано в одну — две секунды, и девушка столь же быстро ответила ему. Она тотчас же вер­нулась к работе, бросив многозначительный взгляд, который всякой наблюдательной женщине сказал бы, что она считает этого мужчину своей собственностью.

Когда двухчасовая распродажа со скидкой закончилась, мисс Штейн, не сказав ни слова одобрения новой служащей, спасшей положение, пошла завтракать вместе с анемичной девушкой. Две другие ушли почти одновременно, и только еще две оставались вместе с Вин. Но их троих теперь вполне хватало, чтобы справляться с уменьшившимся количеством покупательниц.

Большая часть лучших товаров была продана, и Вин чув­ствовала разбитость во всех членах. Против каждого из четырех прилавков стояло по маленькому складному стулу, и в разгаре распродажи Вин с вожделением смотрела на них.

— Я полагаю, что нам разрешается присесть на минуту, когда нечего делать? — обратилась она с вопросом к неуклю­жей девушке с тупыми глазами, которая украдкой полиро­вала ногти одной руки ладонью другой.

— Официально нам это разрешается, — отвечала та, — но мы не решаемся на это. Во всяком случае, на вашем ме­сте, я не позволила бы себе этого в первый день службы.

— Очень вам благодарна, — сказала Винифред. — Хоро­шо, что вы мне это сказали. Я не буду садиться, раз вы не советуете. Но довольно трудно стоять так долго на ногах, в особенности после такого наплыва публики, как сегодня, не так ли?

— Ну, если вы считаете, что это тяжело, — отозвалась неуклюжая девушка, которую звали мисс Джонс, — не про­быв здесь и трех часов, то подождите и посмотрите, как вы себя почувствуете к 10 часам вечера.

— К 10 часам? — воскликнула Вин, — я думала, что мы кончаем в 6 часов.

— Магазин полагается закрывать в шесть, но в эти тя­желые недели публика не уходит и ее нельзя выгнать. А потом нам приходится оставаться еще на несколько часов после того, как она уходит, чтобы прибрать товары. Важные дамы мало заботятся о том, что делается с нами, после того, как они очутятся за дверями. Я полагаю, что мы больше не существуем для них с той минуты, как они перестают нуждаться в наших услугах.

— Я много раз слышала, что богатые американские женщины проявляют большой интерес к рабочим, я хотела сказать: к нам, которые работают, — поспешно поправилась Вин.

— Да, когда они становятся старыми и им надоедают их брильянты и автомобили, а сами они надоедают мужчи­нам, они находят некоторое развлечение в том, чтобы подбивать нас — девушек — на стачку против несправедливостей. Но лишь только мы устраиваем забастовку, оказывается, что мы успели уже надоесть им. Я испытала это однажды, когда работала на фабрике коробок для конфект. Клянусь, со мной этого больше не повторится. Знаете, мне жаль вас, если вы думаете что «Руки» — это учреждение, где вам пред­ложат сесть и дадут чай. Фред Торп, заведующий этажом, действительно, добрый малый и он бы рад дать нам отдых — совсем не то, что другая, известная мне личность. Но он не может обращаться с нами так, как бы хотел. За ним наблюдают со всех сторон. Здесь нет никого, за исключе­нием самого папаши, кто мог бы обнаружить свою душу. Если парень вздумает сделать по собственной воле какую-нибудь мелочь, кирпич с треском обрушится на его голову. Таковы мелкие приемы Питера Рольса.

Вин слегка вздрогнула, услышав это имя в такой связи. Но мисс Джонс была поглощена затронутой ею темой,

— Нам не полагается даже говорить между собой, кроме как о деле, — продолжала она. — Но это — единственная вещь, чему они не могут помешать, и они это понимают, поэтому-то и смотрят на это, спустя рукава. И все-таки, вы видите, что разговаривая с вами, я складываю товары, или делаю вид, что рассматриваю что-нибудь. Иначе бедный Торп дол­жен был бы немедленно подойти сюда и узнать тему нашего серьезного разговора. Его от этого коробит, как от яда, но он должен это делать, как и все, потому, что те, кто выше его, сейчас же поймут, почему он так действует.

— Мне кажется, что м-р Торп добр и симпатичен, — ска­зала Вин.

— Не вздумайте только путаться с ним! Он влюблен в Дору Штейн. Скажите, вы сами просили, чтобы вас на­значили на двухчасовую распродажу? Мне почему-то ка­жется, что да!

— Я заметила, что здесь произошли какие-то неприят­ности, — нерешительно сказала Вин.

— Неприятности? Здесь нет ничего, кроме неприятно­стей. В этом проклятом отделении все пошло верх дном с тех пор, как произошла смена начальства. Наш прежний управляющий был уволен из-за своей напивающейся до­пьяна жены, которая приходила сюда делать ему сцены. И м-р Меггисон был назначен вместо другого, который имел все права на это место. Это так подействовало на послед­него, что он застрелился. Об этом писали в газетах, но очень скоро это забылось. Это привело к всеобщей перета­совке, и наш главный приказчик стал заведующим отделением и закупщиком, перебив место у м-ра Торпа. От этого у него закружилась голова, и он дал отставку Доре Штейн. Те­перь он хочет, чтобы она не попадалась ему на глаза и навязал ей всякую дрянь, которую он накупил в обанкротив­шемся магазине. Заведующий закупочным отделением задал ему за его глупость с приобретением этой дряни, так вот он и отыгрывается на нас. Он надеялся, что Дора с отчаяния уйдет отсюда и не будет наблюдать за ним, когда он будет проходить мимо, чтобы строить глазки мисс Уэстлэк, своей новой девушке. Но, мне кажется, что мисс Штейн имела такой успех, вместо ожидавшегося им поражения, что она упрочит теперь свое положение.

Кончив свой рассказ, мисс Джонс внимательно взглянула в лицо Вин, чтобы удостовериться, не изменилось ли оно, но на нем не было никаких признаков того, что новая при­казчица завидовала успехам мисс Штейн. Оно улыбалось.

— В этой девушке есть что-то странное, — пробормо­тала мисс Джонс, обратившись к мисс Мак Грат, находив­шейся в другом конце четырехугольника, когда Вин занялась дамой, которая во время завтрака в ресторане услышала о блузах а la Павлова. — Она неестественна. Не кажется ли вам, что она шпионка? Надо будет спросить об этом мнение мисс Штейн…