Новые друзья Винифред.
Мисс Кирк собиралась уже уходить из ресторана на работу, когда появилась Вин с трехцентовым талоном в руке.
— Алло, № 2884, Англия, — шутливо окликнула ее Сэди, подражая телефонному разговору. — Получили номерок, прекрасно! Они до того меня замучили, что я уже не думала увидеть вас на этом свете. Знаете, это заставило меня вспомнить поговорку, что до того света отсюда длинный путь.
Вин улыбнулась.
— Хорошее дело: вы еще не разучились улыбаться. Сохраните, если сумеете, эту способность, это — прекрасное свойство. Я должна через минуту идти, но вы — еще такой цыпленок, что, если я не присмотрю за вами, вы завязнете в этом болоте. Объяснил вам кто-нибудь насчет этого трехцентового талона?
— Девушка у входа сказала мне, что я могу купить еду на эту сумму, — отвечала Вин — и, кроме того, могу разделить ее на три различные блюда. Но как можно получить три различных кушанья за три цента? Это прямо непостижимо!
— Вы не будете этому удивляться, когда попробуете их; если бы я была на вашем месте, я бы заказала суп, бутерброд с бараниной и чашку кофе за восемь центов. Знаете, я бы не пошла сюда завтракать, так как девушки достаточно рассказали мне о «Руках», но я взяла себе завтрак только для того, чтобы повидаться с вами и узнать, как идут дела девочки-великана. Вообще, если бы я была на вашем месте, я бы ходила завтракать вне магазина. Вы бы дышали немного свежим воздухом, а чашка горячего шоколада за никелевую монету с бисквитами в кофейной показалась бы вам вкуснее, чем лучшее блюдо в этом отвратительном ресторане.
Еще до того, как мисс Кирк успела окончить свои советы, восьмицентовый завтрак из супа, бутерброда и кофе был расставлен на грязной скатерти неприветливой официанткой. Суп оказался холодным и жирным и свидетельствовал о не вычищенном котле, в котором готовился. Бутерброд с бараниной скорее годился бы для музея древностей, а кофе, хотя и горячее, легко могло сойти за чай или шоколад, или за смесь всех трех напитков.
— Как не стыдно кормить так служащих! — воскликнула Вин, которой раньше казалось, что она голодна, но которая теперь убедилась, что она ошиблась. И снова ей показалось, что глаза Питера Рольса младшего смотрят прямо ей в глаза. Неудивительно, что он был таким, как намекнула его сестра, если он знал обо всем этом, и у него не хватило сердца, чтобы принять меры против этого. А если он не поинтересовался узнать об этом, тем хуже для него.
— Они вовсе не находят нужным кормить нас, — сказала Сэди, быстро доканчивая свое печеное яблоко. — При тех низких ценах, какие они должны назначать, они не могут дарить нам ни одного цента. Кроме того, если бы все девушки завтракали на службе, им пришлось бы отдать под ресторан большее помещение. Поэтому они предпочитают, чтобы мы завтракали вне магазина, поскольку у нас хватает для этого времени. Обыкновенно в ресторане обедают только самые бедные, которые из одного цента хотят сделать два, или слабые, которые так смертельно устают, что им трудно сделать лишний шаг. Кстати, знаете, в первую неделю у вас будут так болеть ноги, что вы готовы будете кричать. Но, если вы сумеете это вынести и ваш спинной хребет не переломится надвое, через неделю вам станет легче и так далее, пока вы не перестанете обращать на это внимание. Ну, а теперь мне надо идти, а не то меня выставят, а я, ведь, еще не помолвлена с миллионером. Но скажите же мне, где вы живете? Мы могли бы иногда встречаться, если у вас есть такое же желание, как у меня.
— Я полюбила вас с той минуты, как взглянула на вас через плечо и заметила, что вы прилипли к моей спине, — засмеялась Вин, снова оживившись не столько от еды, сколько от излучавшейся от этой более опытной девушки энергии и нежной симпатии. Мне бы хотелось жить поближе к вам. Пансион, в котором я живу, слишком дорог, и я уже предупредила, что в субботу съеду оттуда.
— Чтобы найти меня, вам надо только отправиться на Авеню Колумба; там я прилепилась. Это не пансион. Какой смысл тратить деньги на пищу и не иметь собственного угла? Мне бы страшно хотелось, чтобы вы жили в одном доме со мной. У меня немного шумно кругом, но я к этому привыкла. И потом, знаете, этот большой парень, у которого умер его любимый лев (хорошо еще, что не умерла его любимая девушка), сказал мне, что поселится на Авеню Колумба с товарищем, который рекомендовал его Рукам. Он вместе со мною работает в игрушечном отделении и чувствует себя великолепно с игрушечными медведями. Я могла бы достать для вас комнату в том доме, где живу, за два доллара в неделю.
— Согласна! — воскликнула Вин. — Пожалуйста, найдите для меня комнату. Если она годится для вас, значит, будет годиться и для меня, и я готова перенести шум ради вашего общества!
— Благодарю за доверие и любезность. Тра-та-та! Я буду ждать вас сегодня вечером у выхода из магазина.
Она быстро исчезла, оставив Вин допивать противное кофе или провести оставшееся время в комнате для отдыха, находившейся рядом.
Официально Питер Рольс давал своим рукам на завтрак целый час, но в сутолоке праздничного сезона был найден способ избегать этого неудобства. Служащим предлагалось «одалживать» предпринимателю половину официально предоставляемого им часа, с тем, что это время будет возмещено им впоследствии, так что после Рождества, в течение недели, они могли пользоваться получасами на завтрак, вместо часа. Но большинство сверхштатных рук в Сочельник получало вместе с конвертом с жалованием предупреждение об увольнении через неделю и, таким образом, никогда не получало обратно своих одолженных получасов. Что же касается постоянных рук, то, если они осмеливались предъявлять претензии на возмещение одолженного у них времени, против их имен выставлялся черный крестик. Вин, впрочем, ничего этого не знала и, хотя она устала, находила это правило вполне справедливым. Встав из-за стола, чтобы провести оставшиеся 15 минут в комнате для отдыха, она была почти счастлива при мысли, что будет иметь своей соседкой сардинку.
Как и предупреждали новенькую, когда настало шесть часов — время закрытия магазина — действительно оказалось невозможным «выставить дам». Приказчики начали убирать товары и некоторые из них осмеливались даже напоминать покупателям, что магазин закрывается в шесть часов; но лэди, считавшие, что обладают самым добрым сердцем на свете, уверяли, что им надо купить еще только одну вещь, чтобы закончить закупки на сегодняшний день. Более настойчивые из них или слишком усталые, чтобы думать о сердце и вообще о чем-либо, кроме своих нервов, не давали никакой пощады, требуя то, что им было нужно, или угрожая пожаловаться заведывающему этим этажом, если приказчики обнаруживали «нелюбезность».
Никто не рассчитывал отправиться домой раньше 10 часов вечера и задолго до этого времени нервы мисс Штейн превратились в мочалку. Снова Вин помогала ей после завтрака, разложив блузы соответствующих цветов рядом на прилавках, вместо того, чтобы класть их как попало, как это делала равнодушно мисс Штейн. Но, по мнению последней, у нее не было оснований благодарить мисс Чайльд, после того, как вторая партия «дрянных» товаров была принесена из «запаса».
Если бы первая партия не была распродана так быстро, не пришлось бы возиться со второй, и, как казалось мисс Штейн, № 2884 в конце дня ничего другого не делала, как «выставляла себя на показ», все время производя вдвое более тяжелую работу, чем необходимо. Она не указывала Вин, как убирать товары и не позволяла кому-либо другому помогать ей.
— Вы должны сами научиться, или вы никогда ничему не научитесь, — сказала она резко, тем более резко, что заведующий этажом, Фрид Торп, в это время отлучился, так как она знала, что он не одобрил бы ее несправедливого отношения к новой девушке.
Она страстно нуждалась в том, чтобы кто-нибудь любил ее, и хотя чувство приличия не позволяло ей принять приглашение Торпа после ее резкого обращения с ним, но ей хотелось, чтобы он пригласил ее поужинать сегодня вечером. Она знала, что эта свинья Уэстлэк отправится в ресторан Дорлон с Хорроксом, так как эта дрянь рассказывала об этом всем девушкам, зная, что они сейчас же доложат мисс Штейн. Правда, Торп был, по сравнению с его врагом, выцветшим флагом: ведь он был только заведующим этажом, а тот заведующим отделением. Но все же ей доставляло утешение сознание, что она еще привлекательна для кого-нибудь и, наконец, ей было приятно иметь возможность отказаться от приглашения.
Со своей стороны, Торп с удовольствием пригласил бы ее, так как не совсем разлюбил красивое лицо, которое некогда обожал, хотя он и знал теперь, что за ним скрывается надменная душа. Он прекрасно сознавал свою собственную слабость и был достаточно покорен, чтобы соединить с ней доброту, допускавшую такое обращение с собой мисс Штейн.
Ни одна девушка, ни даже сама Дора Штейн не рискнула бы оскорбить другого заведующего этажом — человека, способного испортить карьеру приказчицы, если она «пошлет его к чорту». Но Дора Штейн слишком хорошо знала, что он не унизится до мщения ей или кому-нибудь другому. И, по-видимому, она думала, что он не накажет ее и не «пошлет к чорту» за несправедливое отношение к новенькой.
Торп чувствовал себя неловко в этот день. Он признавал, что новенькая приказчица — с огоньком и из нее может выйти «толк». Она заслуживала похвалы и нуждалась только в поощрении, чтобы стать ценной продавщицей. Он бы охотно помог ей, сказав несколько теплых слов, но мисс Штейн подумала бы, что он делает это на зло ей. Вообще для № 2884 вовсе не так уж хорошо оставаться в отделении блуз, и он мог бы помочь ей, упомянув, где следует, об инициативе с блузами а la Павлова, но, если бы он воздал этим девушке справедливость, он причинил бы неприятность мисс Штейн.
Когда Вин, наконец, вечером вышла на улицу, ей казалось, что прошла неделя с тех пор, как она вошла в эту дверь. Было похоже, что она присутствует на представлении, при котором при поднятии занавеса второго действия, люди, бывшие в первом молодыми, становятся пожилыми, а в третьем — старыми, и все это на протяжении нескольких часов. Но год или два скатились с ее плеч, при виде мисс Кирк, ожидающей ее на улице. К удивлению № 2884, рядом с мисс Кирк возвышалась высокая фигура укротителя львов.
— Прекрасно, а я уже думала, что вы никогда не придете, — приветствовала ее Сэди. — Но все хорошо, что хорошо кончается. Мистер медвежонок — лев приглашает нас на небольшой ужин.
— Это не является подходящим способом представления меня барышне, дорогая, — сказал высокий парень. — Она не захочет иметь со мной дела, если вы будете со мной так обращаться. Меня зовут Эрл Эшер. Честное слово, так. Вы, ведь, пойдете с нами?
— Вы очень любезны. — Вин заговорила официальным тоном, над которым он смеялся в это утро. Затем, побоявшись, что снова устанет, она сказала, что ей надо идти домой.
— Не знаю, что подумает моя хозяйка, — оправдывалась она. — Я ушла с раннего утра и не предвидела, что вернусь только поздно вечером.
— Ну, что за беда, не убьет же она вас! — возразила мисс Кирк — и, потом, ведь вы проживете у нее только до конца недели. Мне кажется, что если вы не хотите идти, у вас должна быть другая причина. Я знаю, и он тоже знает эту причину вашего отказа. Он вовсе не так глуп. Неужели же вы думаете, что я бы сделала что-нибудь, или предложила вам сделать что-нибудь не вполне приличное? И потом, ведь это не Лондон и не Бостон. Слава богу, это только маленький Нью-Йорк.
— Но, — продолжала настаивать Вин и остановилась…
— Я знаю, в чем дело, — сказал Эрл Эшер. — В этом виноваты мои слова, что я не миллионер и мой желудок требует пищи. Я после сообразил, что джентльмэну не следует так выражаться при барышне. Конечно, я пока не миллионер, но, по-своему, могу угостить нас троих, без всякого ущерба для себя.
— Вы опять совершили неловкость, — воскликнула мисс Кирк. — Мы можем каждый угостить себя. Что касается до меня, то я ассигную на это 15 центов, а вы, мисс Чайльд?
— Я тоже могу потратить столько же, — сказала Вин.
Молодой человек согласился на это не без некоторого протеста. Когда они прошли небольшое расстояние, Эрл Эшер стал настаивать, чтобы девушки взяли его под руки с обеих сторон. На перекрестке, когда они переходили улицу, то мимо них промчался автомобиль. В нем сидели две девушки в вечерних платьях и два молодых человека. У нее осталось только беглое впечатление от цветных бархатных и горностаевых накидок и завитых волос, сверкающих брильянтами, а также от белых манишек и черных сюртуков. И, кроме того, от пары глаз, которые, как ей показалось, на одну долю секунды вперились в глаза Винифред.
«Я не уверена, был ли это он?» — сказала она про себя, когда автомобиль исчез из виду.