Зал заседания Совета Народного фронта с окнами, выходящими на величественную площадь. Из окон видны готические башни Кафедрального собора. На стенах — картины старинной работы, изображающие эпизоды из жизни страны, и портреты ее выдающихся деятелей. Посредине— круглый стол и четыре массивных кресла. Справа — стол для стенографисток, слева — места представителей прессы. Направо — массивная дверь, ведущая во внутренние комнаты дворца, налево — такие же массивные входные двери. Секретари делегатов Баст, Куртов, Герц и Файн готовят зал к заседанию — раскладывают на столе бумаги, ставят перед каждым креслом флажок, обозначающий партийную принадлежность делегатов: красный — перед креслом коммунистического делегата; красный с белым треугольником — перед креслом социал-демократического представителя; бело-желто-коричневый — перед креслом делегата партии Национального единства; белый с изображением распятия — перед креслом Вастиса. На столе перед каждым делегатом стоит микрофон.
Явление 1
Герц. Все ли готово, Баст? Микрофоны проверены?
Баст (с неприязнью). Да-да, все в порядке.
Куртов. Что за кипа бумаг на столе в углу?
Баст (отрывисто). Телеграммы от разных организаций и лиц.
Файн. Что хочет наш добрый народ от Народного фронта?
Баст (с явным вызовом). Наш добрый народ требует, чтобы была отвергнута помощь Америки, чтобы отобрали деньги у миллионеров, чтобы землю отдали земледельцам.
Герц. Эти послания внушены дьяволом!
Баст. Не каркай, ханжа!
Герц (гнусаво). Брат мой, мир теряет человеческий облик. Спасения нет, толпа властвует над умами… Вы посмотрите на площадь… (Закатывает глаза.) Она вся запружена народом, а люди все прибывают. Сто тысяч мужиков, двести тысяч рабочих с заводов…
Куртов. Известно, на площадях обычно собираются бездельники!
Баст. Но-но, Куртов, потише…
Файн. Ах, страна в кипении, страсти разгораются с каждым днем! (Он немощно, старчески шепелявит. И ножки у него, как спички, и тоненькие руки, и мертвенно бледное лицо под шапкой совсем белых волос.) Я старый социал-демократ, я провел все свои годы с моим шефом Иоакимом Пино. (Скорбно.) Ах, не то было нашим идеалом, не то, не то…
Баст. Ваши идеалы, чорт бы их побрал! Они привели нас к Мюнхену! (Отвешивает Фаину насмешливый поклон.) Ваш Мюнхен стоил мне лично трех лет концлагеря, двух вышибленных гестапаками ребер и раны в живот в партизанской войне… (С сердцем.) Ваши идеалы! Ваши идеалы!
Входит слуга.
Явление 2
Слуга (торжественно). Его высокопреподобие кардинал Бирнч.
Баст. Этому что тут надо?
Герц. Он приглашен госпожой Ганной Лихта.
Баст. А-а… До заседания осталось полчаса… Выпьем кофе, Файн, а?
Файн. Только воду, Баст, только воду… Старое сердце, да-да!
Баст, Файн, Куртов и слуга уходят направо. Левая дверь раскрывается. Яков Ясса везет кресло, в котором полулежит кардинал Бирнч.
Явление 3
Герц. Вы совсем не бережете себя, монсиньор.
Кардинал. Я не мог уклониться от исполнения долга. Сегодня решается судьба страны, а значит, и церкви…
Герц (вполголоса). Сэр Генри Мак-Хилл звонил шефу и просил узнать, не может ли он увидеть вас после заседанья. Скажем, здесь? Нейтральное место…
Кардинал. Мы будем рады видеть здесь этого богобоязненного человека.
Входит слуга.
Явление 4
Слуга. Его превосходительство министр продовольствия Христина Падера, делегат партии Национального единства. (Уходит)
Явление 5
Кардинал. Иисус и мадонна с тобой, дочь моя!
Христина (целует руку кардинала). Что с вами, монсиньор? Вы больны или у вас неприятности?
Кардинал (печально) …проистекающие от моего служения истине, дитя.
Христина (насмешливо). Но «что есть истина», монсиньор?
Кардинал. Любовь к угнетенным толпою, Христина. (Секретарям.) Оставьте нас.
Ясса и Герц отвешивают поклоны и уходят в дверь направо.
Христина. Монсиньор, вы начали отдавать слишком много времени политике, берегитесь!
Кардинал (обиженный ее тоном). Вера — мой панцырь, Христина.
Христина. Вера во что?
Кардинал (благоговейно, словно он служит мессу). В тот социализм, который, выходя за пределы массы с ее отвратительными физиономиями и гнусным весельем, равняется на благополучие индивида. Ошиблось и христианство, мой друг, нападая на социализм, ошиблись и социалисты, нападая на религию и отвергая мощь церкви… Теперь перед лицом коммунизма пришла пора установить взаимопонимание и единство.
Христина (искоса посмотрев на него). Кого это вы стращаете, кардинал? Я не робкого десятка, вы знаете!
Кардинал. Поглядите в окно, друг мой. Там готовится революция; она сметет нас, если мы не подавим ее…
Христина открывает окно, гул народных масс врывается в зал.
Христина (спешно закрывает окно. Толп напугала ее, и она решила, что пора играть в открытую). Да, пожалуй, вы правы… Я с восхищением прочитала вашу книгу, монсиньор. Да-да, отдельный человек — источник и оплот аристократизма. В том новом порядке, о котором мечтают аристократы Духа, должна быть своя философия. Христианство, увы, обветшало, вы подновляете его…
Кардинал (торжественно). Во имя борьбы с марксистской философией.
Христина (усмешка скользнула по ее губам). Но народ требует замены устраненных или подавленных понятий. Ему все-таки нужна духовная еда. Ваша философия — вполне приличный корм для толпы. (Пауза. Решительно.) Моя партия ссудила бы вам крупную сумму для того, чтобы ваша книга была в каждом доме.
Кардинал (остолбенев от такой неожиданности). Вы бы помогли мне?.Я не ослышался?
Христина. Нет, монсиньор. Я националистка, а национализм может опираться только на отдельную личность. Ваша философия приемлема для нас. (Пауза.) Впрочем, и вся ваша деятельность…
Кардинал (все еще не понимая Христину и лавируя, чтобы не попасть впросак). Она направлена только к торжеству веры.
Христина (резко). Дело не в названии, монсиньор! Я знаю ваши цели. Знаю способы, которыми вы добиваетесь их, знаю о всех делах архиепископа Юга. Кстати, не будь моего самолета, архиепископ давно бы сидел за решеткой из железных прутьев.
Кардинал (в ужасе). Христина!
Христина (решив итти напролом). Скажу больше: лидер партии католиков, я говорю о Гуго Вастисе, действует всецело по моим указаниям, хотя, разумеется, и не предполагает, от кого они исходят. Между прочим, я помогала ему и вам организовать волнения на Юге.
Кардинал. Иисус-Мария!
Христина (нежно, почти воркуя). Видите ли, мое министерство дает мне возможность держать агентов повсюду и быть в курсе всего. Я знаю больше, чем премьер или министр общественной безопасности… (Задумалась.) Впрочем, за Ганну Лихта не поручусь… (Это имя заставляет ее содрогнуться. Но она переборола минутную слабость.) Ну, тем азартнее игра! (Помолчав.) Да, так случилось, что после войны все нити антикоммунистического движения оказались в моих руках…
Кардинал. Вы — с тех пор?
Христина. Еще во времена подполья я поняла, что коммунизм не ограничится пределами России, и уже тогда начала готовиться к борьбе с ним.
Кардинал (голосом, ослабевшим от волнения и восторга). Сам бог подсказал вам это, Христина!
Христина (с издевкой). Предположим! (Продолжая свою мысль.) Я еще надеялась, что шествие коммунизма по Европе может быть остановлено мирным путем. Эти надежды рухнули. Я стала собирать силы здесь и вне страны. Я исправляла оплошности Вастиса — он плохой конспиратор, монсиньор. Я устроила ему связь с сепаратистами Юга. Вся его политическая переписка с Ватиканом и с католической ассоциацией Америки шла через меня…
Кардинал. Вы сам дьявол! Вы знаете всех наших?
Христина (с блаженным видом невинности). Ваши люди — мои люди. Яков Ясса получает жалованье и у меня.
Кардинал. О-о, каналья!
Христина (добивая кардинала). Связи Вастиса с кардиналом баварским Фаульгабером и американским кардиналом Спеллманом шли через Куртова, а этот немец работает на меня.
Кардинал. Вастису помогал немец? Это ужасно!
Христина (презрительно). Вы ханжа, монсиньор! Вы чудесно сговаривались с немцами в дни оккупации. Я знаю, молчите!
Кардинал. Бог мой! Кто же вы?
Христина (переходя на деловой тон). Я центр всего, что делается здесь и на Юге. Я в непосредственном контакте с Генри Мак-Хиллом, а через него с руководящими деятелями некоторых великих держав. Куртов, мисс Рейчел — второстепенные посредники, мы откажемся от них. И от Гуго Вастиса тоже.
Кардинал. Это невозможно.
Христина (ее возмущает наивность Бирнча, но что поделаешь — других, на которых можно опереться, нет). Гуго Вастис действует грубо и примитивно. Он может всех нас подвести под петлю, а вас, монсиньор, в первую очередь. Он устроил покушение на Ганну Лихта, устроил глупо, грубо, а вы благословили эту бездарную затею.
Кардинал. Я?!
Христина. Да. И я просто выдам Вастиса. Мне нужна эта жертва.
Кардинал. Дочь моя, человеческие жертвоприношения противны религии.
Христина. Уж как-нибудь религия примирится с этим, монсиньор. Пусть они возятся с Вастисом; тем самым я отвлеку их внимание от нашего дела.
Кардинал. Это так непатриотично, дочь моя!
Христина (жестко). Монсиньор, высший патриотизм заключается сейчас в том, чтобы любыми средствами подавить коммунизм. (Пауза.) Поговорим о деле. Мы должны создать, в стране путем террора и диверсий такую панику, чтобы она окончилась гражданской войной. Цель, я думаю, ясна вам? Надо создать предлог для иностранного вмешательства.
Кардинал (с деланым негодованием). Вы хотите интервенции, Христина?
Христина. Ах! А кому страшны интервенты? Вам? Мне? (В голосе звучит страшная сила ненависти,) Толпе, монсиньор, толпе, которая рычит на нас, скаля зубы. Страна в брожении, все кричат о заговорщиках и предателях. Кого они имеют в виду, монсиньор? (Твердо.) До выборов остался месяц. У меня все готово, люди расставлены и ждут сигнала. (Ультимативно.) Итак, монсиньор?
Кардинал. Выделение Юга в самостоятельное государство с католическим правительством во главе — вот на чем мы можем сговориться.
Христина. Что ж, лучше иметь две узды для бешеных животных, именуемых народом, чем одну.
Кардинал (склоняя голову). Все мои силы и связи с этого часа в вашем распоряжении, дочь моя.
Христина. Мы начинаем действовать, монсиньор. Кадры для борьбы готовы и вооружены. В этом нам помогли наши заокеанские друзья.
Кардинал. Но вдруг — провал?
Христина. Я переправила архиепископа в Рим не только затем, чтобы спасти его от ареста. Он собирает вокруг себя всех, кто разделяет наши стремления. Он приготовит нам убежище на крайний случай. Живя вне страны, мы будем руководить силами нашего подполья здесь.
Кардинал (с пафосом). Вы воистину вождь! (Пауза.) Через двадцать минут заседание Совета Народного фронта. Как вести нам себя?
Христина (как бы размышляя вслух). К сожалению, сейчас отдельный человек не может ставить радикально вопрос о власти масс, если он хочет выжить. (Страстно.) А нам надо, надо выжить монсиньор! Пока мы должны быть как бы заодно с массой и действовать изнутри.
Кардинал. Вы в совершенстве постигли мою философию, Христина.
Христина (ядовито). О монсиньор, вашу философию выдумали иезуиты!
Кардинал. Гм… Храбрость так сочетается в вас с красотой души… Ради чего вы пошли на это?
Христина (с предельной откровенностью). Я по природе игрок, монсиньор… (Смеется.) А если говорить серьезно, я хочу спасти себя… и цивилизацию… Кстати, надеюсь, вопрос о собственной шкуре не последний и для вас, не так ли?
Кардинал. Увы, все мы лишь грешные люди.
Входит слуга.
Явление 6
Слуга. Лидер католической партии доктор Гуго Вастис.
Кардинал (не желая встречи с Вастисом, которого только что предал, — слуге). Брат мой, отвези меня во внутренние покои, я хочу подкрепить себя чем-нибудь до заседания.
Слуга везет кресло кардинала в дверь направо. Входит Гуго Вастис.
Явление 7
Вастис. Здравствуйте, госпожа Падера! Еще никого нет… Очень хорошо… Мне надо поговорить с вами. Ну, что решила ваша партия о присоединении к блоку шестнадцати стран?
Христина (сухо). Я объявлю решение на заседании.
Вастис (озадаченный — он ждал иного ответа). Маневрируете, господа националисты?
Христина (с вызовом). А вам не терпится замазать американской помощью биржевую панику, устраиваемую Советом промышленников? Вам не терпится вернуть ваши выводы, насадить поповщину и снова управлять страной? Не выйдет!
Вастис. Ага! А вы слышали, что коммунисты предложили социал-демократам единый фронт при решении вопросов о плане Маршалла и о налоге на богачей?
Христина (рассеянно). Мне все известно.
Вастис (наступая). А вам известно, что Иоаким Пино получил пятьдесят тысяч телеграмм от рядовых членов партии с требованием принять предложения коммунистов?
Христина. Враки. Получено сто тысяч телеграмм.
Вастис. Вы все знаете. (Грубо.) Вот что, госпожа Падера: Совет промышленников откажется субсидировать наши партии на выборах, если мы не сумеем защитить их.
Христина (с деланым безразличием). Вот как!
Вастис. Да, вот как. У коммунистов и социал-демократов, если они соединятся, будет шестьдесят процентов голосов в парламенте. Они смогут провести любой закон, понимаете ли вы это? Сейчас самое подходящее время расколоть социал-демократию.
Христина («боже мой, он все еще думает о парламенте!» и вслух). Мы обойдемся бее ваших советов, господин Вастис.
Вастис. Вы что, госпожа Падера?
Христина (решительно). Господин Вастис, мы не желаем иметь с вами никаких дел, потому что вы террорист. Вы начали стрелять в людей нашей страны из американских автоматов…
Вастис (в ярости). Что вы говорите?!
Христина. То, что знаю! Поберегитесь!
Входит слуга.
Явление 8
Слуга. Его превосходительство министр общественной безопасности Иоаким Пино, делегат социал-демократов; представитель профсоюзов мастер Марк Пино.
Христина. А… святое семейство. Не будем мешать им.
Вастис. Вы должны объяснить мне… чорт побери!.. Идемте…
Христина. Спокойно, Гуго, спокойно!
Уходят в дверь направо. Из двери налево выходят Иоаким Пино и Марк. Они садятся и занимаются чтением бумаг, не глядя друг на друга. Слуга уходит.
Пауза. Слуга входит снова.
Явление 9
Слуга. Его превосходительство заместитель премьер-министра, делегат коммунистической партии Ганна Лихта. (Открывает дверь и с глубоким поклоном встречает Ганну.)
Марк и Пино встают.
Ганна. Здравствуйте. Ну, Пино, что же решило правление вашей партии по поводу нашего предложения? Центральный Комитет ждал ответа весь день.
Марк. Мы только что кончили заседать…
Ганна. Ну и что?
Пино (кричит). Спросите моего сына, зачем он порочит старую гвардию партии! Он стал в ней агентом другой партии, и вы знаете, Ганна, какой именно!
Ганна (удовлетворенно улыбаясь). Так… Значит, вы не пришли к соглашению?
Марк. Согласие достигнуто только по одному…
Пино (перебивая). Молчи, Марк! (Важно.) Председатель партии пока еще я, и я не уполномачивал тебя сообщать кому бы то ни было решения правления!
Марк (очень мягко). Можно упрекать одного человека в том, что он агент другой партии, но как можно обвинять в этом сто семьдесят тысяч социал-демократов, желающих единства с коммунистами? (Вынимает из портфеля пачки телеграмм и бросает на стол.) Вот их голоса! Можно сагитировать сто человек и заставить их скандировать: «Единство с компартией». Но как заставить делать это тысячи? Как заставить миллионы кричать: «Долой план Маршалла!»? А они кричат именно это, послушай! (Открывает окно.)
Огромные массы на площади скандируют: «Долой план Маршалла! Единство! Единство!»
Пино (в ярости закрывает окно). Мы не можем подчиняться воплям толпы.
Ганна. Ага! Кардинал повторяет слова фашистов о толпе, социал-демократ Иоаким Пино повторяет кардинала!
Пино (отмахиваясь от Ганны). Я не привык принимать решения под давлением.
Марк (все еще не теряя надежды убедить отца). Разве нас давят сверху? Единства требует народ.
Ганна (понимая всю никчемность спора). Ответьте же мне: мы можем рассчитывать на вашу поддержку?
Пино (уклончиво). Это смотря по какому вопросу.
Ганна (брезгливо). Ну что ж, Пино, мне§ ясно, кто главный раскольник среди нас.
Входит слуга.
Явление 10
Слуга. Делегат «земледельческого союза господин Коста Варра. (Пропускает Косту и уходит.)
Коста. Здравствуйте, господа! Народ-то как шумит, а? Триста тысяч земледельцев и рабочих на площади! Если мы выйдем к ним сегодня с, пустыми руками… Нет-нет, лучше повеситься в каком-нибудь паршивом хлеву… Что слышно от премьера?
Ганна. Мы должны принять решение, Варра, независимо от хода переговоров в Москве… Мы не хотим, чтобы реакция спекулировала на пресловутом давлении Москвы…
Пино (голосом, дрожащим от гнева). Да-да, мы еще суверенная держава и не позволим давить на нас ни хлебом, ни долларами! (Смотрит на часы.) Пора начинать. (Нажимает кнопку звонка.)
Появляется слуга.
Явление 11
Пино. Приглашайте представителей прессы и стенографисток. Удалимся, пока все не соберутся.
Все, кроме Марка, уходят в дверь направо. Из дверей налево выходят стенографистки, корреспонденты. Между ними — Вента, Рейчел.
Явление 12
Рейчел (подходит к Марку). Мой мальчик, вы чем-то расстроены?
Марк. Да, неважное у меня настроение, Кира. Ах, вы так нужны мне сегодня!..
Рейчел (холодно). Сэр, вы забыли о моих условиях! Доверие, сэр, доверие!
Марк (передает ей книгу). Я долго боролся, но я не могу отказаться от вас, Кира… В этой книге вы найдете то, что я обещал вам.
Рейчел. Спасибо, сэр! (Страстным топотом.) Там же, как и всегда, и в то же время! (Фотографирует зал заседания.)
Вента (подходит к Марку, берет его за локоть). Марк, в память былой нашей дружбы советую — пошли ты ее к чертям. Ты слишком крупная приманка. Не забывай, где ты работаешь и что делаешь.
Марк (вызывающе). В нашей среде до тебя не было предателей.
Вента (далекий от мысли обижаться на этого человека). На что ты намекаешь, Марк?
Марк (выливает на Венту всю ярость, кипящую в нем). Ты каждый день в своей газете обливаешь грязью отца… Ты сам хочешь быть министром, не так ли? Не потому ли подкапываешься под него?
Вента (хладнокровно). Дурак! Если я подкапываюсь под него, так ты роешь ему могилу.
Марк с усмешкой отходит от Венты. К Венте подходит Рейчел.
Рейчел (кокетничая). Коллега, как ваша книга?
Вента (недоумевая). Мисс, что вам надо от меня?
Рейчел (мурлыкая). Вас!
Вента (сбитый с толку). Ого! Вам мало Марка?
Рейчел (тем же мурлыкающим тоном). Мне нужны вы, только вы! Я буду анархисткой, коммунисткой, чортом, дьяволом, только с вами!
Вента хохочет. Продолжительный звонок. Воцаряется тишина. Из двери направо один за другим выходят делегаты партий; за каждым идут секретари. Яков Ясса ввозит кардинала!. Щелкают фотоаппараты. Делегаты партий занимают места за столом, кардинал — рядом с Костой Варра и Марком Пино.
Явление 13
К Христине, фотографируя ее, подходит Рейчел.
Рейчел (топотом). То, что вам нужно, у меня, сударыня.
Христина (вполголоса). Будьте здесь после заседания. (Громко.) Бог мой, какая грандиозная толпа на площади!
Пино (нетерпеливо). К делу, к делу. Согласительный Совет Народного фронта в полном составе. Внеполитические силы представлены: земледельческий союз — Коста Bappa, профсоюзы — Марк Пино, церковь — кардинал Бирнч. Решают делегаты партий.
Марк. Я протестую! Почему земледельцы и профсоюзы отстраняются от принятия решений?
Пино. Но тогда мы должны дать право решения и таким силам, как церковь и финансы.
Вастис (важно). Богу и деньгам, Марк Пино!
Коста (рычит). Ого, вот как они заговорили! Пятьдесят тысяч буржуев и попов хотят иметь одинаковые права с миллионами, которых представляем мы!
Ганна. Потому, что у нас демократия, Варра!
Коста. Хо-хо! Демократия!
Марк. Подождите, Варра, подождите. Мы еще скажем свое слово.
Пино. Вы слышали, Ганна Лихта? Радуйтесь!
Ганна (кладет руку на плечо Марка). Да, я радуюсь: он начинает понимать, что есть истинная демократия. Не так ли, Марк?
Пино (устало). Я прекращаю дискуссию, будем следовать установленному принципу.
Ганна. Я предлагаю включить микрофоны — пусть народ слышит голос делегатов партий, решающих судьбу страны…
Пино (ворчливо). Не к чему народу слушать наши препирательства…
Христина. Ничего, кроме смятения, в умы это не внесет.
Коста. Вы просто боитесь народа, лицемеры!
Пино. Большинство за то, чтобы не открывать микрофоны.
Ганна (с гневом). Это большинство преходящее, уверяю вас.
Пино. Обсуждается вопрос о налоге на миллионеров.
Ганна. Сейчас мы увидим, Варра, кто желает добра народу. (Встает.) Центральный Комитет компартии уполномочил меня заявить вам: мы за обложение миллионеров.
Христина (презрительно). Это предвыборный трюк, и только.
Вастис (в бешенстве, брызгая слюной). Коммуно-фашистская провокация — вот что это! Многие из сидящих здесь горько пожалеют, если решение будет принято!
Входит слуга.
Явление 14
Слуга. Тысячи извинений, господин президент Совета. Делегация народа требует допустить ее в зал заседания.
Вастис. Гнать! Здесь не митинг!
Коста (встает, яростно). Пустить и выслушать, иначе, клянусь, я выйду на площадь и приведу сюда всех!
Пино. Позовите посланников народа.
Слуга открывает дверь. Входят земледельцы во главе с Фимусом. Слуга уходит.
Явление 15
Фимус. Почтенные господа, мы делегаты земледельцев. Их слова передаст вам Стебан Веха.
Кум Стебан. Ах, у меня сегодня так тяжело на сердце… Моя старшая дочь больна… Скажи уж лучше ты, Фимус.
Фимус. Господа! Земледельцы просят избавить их от разорения. Нужна ссуда, господа… (Прижимает руку к сердцу.) Но мы не хотим новых налогов… Мы говорим: пусть заплатят миллионеры. Мы говорим вам еще: в нашей стране двадцать тысяч помещиков. Мы просим о земельной реформе. Мы просим земли для тех, у кого ее нет.
Коста. Так, Фимус!
Фимус (сердечно). Чтобы не расстраивать вас, я не стану повторять все, что болтают на площади. Но там страшное говорят, господа… Там грозят народным восстанием.
Пино. Идите, друзья, мы решим в духе закона и высших идеалов демократии.
Делегаты уходят.
(Потупив глаза, потому что Ганна следит сейчас только за ним.) Конфискационный характер этой меры мне совершенно ясен. Если ее и можно назвать революционной, то демократической— никак. Она в противоречии с основным принципом конституции, перед которой все граждане равны. (Печально.) Я не могу голосовать за эту меру.
Марк (с отчаянием). Ты расколол партию, отец!
Коста (разъяренный). Я вас спрашиваю: для чего создан Народный фронт? Для того, чтобы щадить миллионеров и спекулянтов?
Пино (угнетенный справедливым гневом народного представителя). К порядку! Я голосую.
Ганна. Не устраивайте комедий, Пино. Все ясно! Но мы требуем, чтобы были названы имена тех, кто голосовал против обложения миллионеров.
Вастис. Новая провокация.
Пино. Я объявлю об этом после заседания. Обсуждается вопрос о принятии американской помощи.
Входит слуга.
Явление 16
Слуга. Я глубоко огорчен, господин президент Совета, но…
Пино (хмурясь). Кто еще там?
Слуга. Делегация рабочих, молодежи и женщин…
Пино. Боже мой! Надеюсь, это последняя? Просите!
Слуга уходит. Входят делегаты, в их числе Магда и Мина.
Явление 17
Пино. Прошу вас, но короче, короче!
Магда (очень волнуясь). Господа, рабочие уполномочили меня и моих товарищей. И молодежь поручила мне сказать их слово. И партизаны, которые боролись за независимость. Рабочим грозит безработица, если кто-то будет командовать нашей промышленностью, сказали они. Молодежи грозит безнадежная жизнь… Преследование ждет тех, кто боролся с фашистами, как это мы видим в Греции, во Франции… (Поборов смущение, говорит легко, воспламеняясь своими словами.) Кому нужна эта помощь? (Смотрит на Вастиса.) Капиталистам и трусам, которые ставят одну свечку богу, а другую сатане. Знайте, мы будем бороться против любого решения, обрекающего страну на рабство!. Я все сказала.
Марк (любовно). Магда, никто бы не мог сказать лучше тебя!
Магда смущена.
Мина. Почтенные господа, прошу прощения, я послана женщинами, они пришли с детьми из далеких селений. (Мужу,) Не ухмыляйся, старый бездельник! (С огорчением.) Видит бог, мой муж скорее похож на бабу! Ха! Как он хвастался! Он обещал народу и то и это! Так вот теперь народ послал меня…
Вастис (вкрадчиво). Тебя научили, женщина?
Мина (смело). Да, научили!
Вастис. Вот видите!
Мина. Меня научили фашисты, Гуго Вастис! Мы не хотим оккупантов, кто бы они ни были!
Ганна. Говори, говори, Мина!
Мина. Клянусь мадонной, я скажу, что говорят там на площади. Народ сказал: пусть знают господа, заседающие во дворце: мы бедны, у нас у самих ничего нет и нам нечем платить налоги американским миллионерам!
Ганна. Браво, Мина!
Первая женщина…и мы отдадим голоса на выборах, сказали нам (а они близки — не забывайте!), тем, кто будет против того, чтобы мы расплачивались за эту самую помощь потом и кровью.
Вторая женщина. Нам грозят атомной бомбой, будь она проклята, а у нас есть дети, да и мы сами хотим жить.
Мина. Они сказали: если на выборах победят те, кто за народ, а прочие (грозит пальцем в сторону Вастиса) затеют что-нибудь, мы дадим им хорошего пинка. Вот и все.
Кардинал (ласковым, отеческим тоном). Женщины! Неужели вы за коммунизм, который ползет на нас страшной тучей с востока! Подумайте!
Мина. С востока? Но с востока к нам идет и солнце, бот оно что, монсиньор!
Пино (очень устало). Идите на площадь, друзья, скажите: Народный фронт решит справедливо.
Делегаты уходят.
Продолжаем, господа. (Он совсем ослабел.)
Вастис. Я скажу. Мы верим: плановое хозяйство — это путь, ведущий к мировому хозяйству и благосостоянию человечества. Надо скорее начать мировое хозяйственное планирование, используя с этой целью все представляющиеся возможности, в том числе и план, предлагаемый нашими заокеанскими друзьями. Конечно, в нем имеются односторонние эгоистические интересы…
Ганна. Слушайте, слушайте!
Вастис …впрочем, они не столь опасны. Но я никак не возьму в толк одного: Советы называют американскую помощь Европе экономическим империализмом и объявили ей войну. В то же время они усердно помогают своим западным соседям. Почему же одна помощь — экономический империализм, а другая — нечто идеальное?
Христина (про себя). Боже, какой идиот!
Ганна (гневно). Я протестую против этою сопоставления. Уолл-стрит навязывает свою помощь потому, что он в страхе перед кризисом и революцией. Советы, помогая нам, приносят в жертву часть собственного благополучия, ничего не требуя взамен. В переговорах с Советами мы всегда равная сторона. В переговорах с Уолл-стритом нас унижают и оскорбляют.
Вастис (вызывающе). А мы вообще против всяких там переговоров с Советами!
Христина (про себя). Чудовищный идиот!
Ганна. Теперь скажу я. Мы знаем, что Уолл-стрит обещает доллары тем странам, где в правительстве нет коммунистов.
Шум.
(Возвышает голос.) Не стройте иллюзий — мы не уступим ни пяди из того, что завоевали!
Еще больший шум и еще громче звучит голос Ганны.
Мы не уйдем из правительства, чтобы предоставить вам удовольствие делать в стране, что пожелает дядя Сэм? (Подходит к окну.) Вы слышали, что говорил народ? Он понимает, что когда нападают на коммунистов — лучших защитников народа, то метят в народ.
Христина (высокомерно). Не одни вы воевали с немцами!
Ганна (страстно). Да, но мы с полным правом можем сказать, что наша партия в борьбе понесла столько жертв (голос ее дрогнул), сколько не понесли все ваши партии вместе.
Beнта. Вы хотите забыть эти жертвы? Не удастся!
Ганна. Они бились не за то, чтобы мы продали свою честь за доллары! Это знает наш народ. И рядовые члены ваших партий — те, кто сражался с нами рядом против фашистов, — помнят о страданиях и надеждах, которые они разделяли с нами. (Горько.) Так что же? Забыть об этих надеждах? Продать за яичный порошок и сигареты нашу свободу, честь, верность Советам? Выдать Уолл-стриту наше хозяйство? Надеть на себя петлю?
Шум.
(Перекрывая его.) Нет, не будет этого, не будет!
Вастис (проникновенно). Подумайте! Нам дают доллары.
Ганна. Ленин сказал: на каждом их долларе ком грязи… На каждом долларе следы крови!
Христина (понимая, что сражение здесь проиграно). Долларовые займы сами по себе еще не означают благосостояния, господин Вастис.
Марк (встает). Я уполномочен рабочим классом страны. Рабочие выразили свою волю на съезде профсоюзных комитетов. „Национализация промышленности, банков и наш строй обеспечат нам победу и без помощи Уолл-стрита“, — сказал съезд.
Ганна. Голосовать…
Пино. Кто за то, чтобы отвергнуть предлагаемую нам помощь полностью и безоговорочно?
Ганна и Христина поднимают руки.
Кто за принятие плана Маршалла?
Ганна. Гуго Вастис.
Вастис. Да, Гуго Вастис, будь я проклят! Я человек принципа.
Пино. Я включаю микрофон. (Включает микрофон.) Мужчины и женщины! Совет Народного фронта не пришел к согласию относительно обложения миллионеров чрезвычайным налогом.
Ганна. Имена, имена!
Пино. Делегаты всех партий, кроме коммунистической, голосовали против налога! Делегат социал-демократов… (перевел дыхание) воздержался от голосования.
Ганна (с отвращением). Трус!
Марк. Пино, группа левых социалистов уходит из партии, продавшейся капиталистам. Мы выступаем единым фронтом с коммунистами. Руку, товарищ Лихта!
Ганна пожимает Марку руку. Каста кладет на их руки свою большую ладонь.
Пино (игнорируя эту демонстрацию, деревянным голосом). Совет Народного фронта отверг помощь Америки. За принятие помощи голосовал делегат партии католиков. Делегат партии социал-демократов… (перевел дыхание) воздержался от голосования.
Вента (с места). Дважды трус!
Ганна. Господа члены Совета! На следующем заседании компартия поставит вопрос о смещении с поста министра общественной безопасности Иоакима Пино. Обвинения, выдвинутые против нею компартией, будут предъявлены вам завтра…
Вастис. Могу заранее сказать, что Совет не пойдет на это. Чорта с два, чорта с два!
Пино (немощно). Заседание закрыто. Файн, ты свободен, я еду домой.
Все покидают зал, в том числе Баст, Марк, Файн, Коста.
К Ганне подходит Христина.
Христина. Ганна, Совет моей партии поручил мне сообщить вам: в наших руках есть факты, уличающие одного из крупнейших политических деятелей нашей страны в подготовке покушения на вас. Он агент иностранного государства, его имя будет сообщено Центральному Комитету компартии и министру общественной безопасности, как только все имеющиеся факты будут подтверждены.
Ганна. Спасибо, Христина. Впрочем, мы бы нашли убийц и без вас…
Христина. Но мы уже нашли их…
Ганна. Что ж, и это неплохо. До свидания, Христина. (Уходит.)
Пино собирает бумаги в портфель.
Христина (жестко). Да, никто не знал, что вы такой трус, Пино!
Пино (кричит). Замолчите вы!
Входит слуга.
Явление 18
Слуга. Его превосходительство сэр Генри Мак-Хилл.
Пино (озадаченный). Что ему нужно здесь?
Кардинал (бормочет). Верующий человек… Беспокойство по поводу моей болезни… Нейтральное место — Яков, кофе, сигары, коньяк! Мы должны встретить его. Вежливость, дети мои, вежливость!
Все уходят в дверь направо. Ясса приводит в порядок стол. Слуга вносит кофе и уходит. Из двери направо входит кум Стебан.
Явление 19
Ясса. Как вы попали сюда?
Кум Стебан (торопливо). Боковым входом… Десять карлов слуге… Умоляю, одну минуту внимания. (Целует руку монаху.) Святой отец, моя дочь Анна очень больна. Доктора махнули рукой. А ведь она влезала ко мне когда-то на колени и тявкала, изображая собачку. (Плачет.) Умоляю вас… (целует рукав монашеской рясы) попросите монсиньора упомянуть ее имя во время мессы. Пожелание здоровья, святой отец…
Ясса (глубокомысленно). Хм… Это будет стоить сто карлов.
Кум Стебан. Берите, святой отец. (Целует его руку.) Она атеистка, как и вое они теперь, но, может быть, господь…
Ясса (с негодованием). Ах, атеистка? Это будет стоить еще сто карлов.
Кум Стебан. Спасибо, спасибо, святой отец! (Целует руку монаху и уходит.)
Ясса, ухмыляясь, возится с кофейным прибором. Входят Христина, Пино, Мак-Хилл, Вастис, Куртов. Он везет в кресле кардинала. Ясса отходит к окну.
Явление 20
Вастис (подобострастно). Прошу вас, сэр Мак-Хилл. Сюда, сюда.
Мак-Xилл (говорит очень-очень тихо). Простите меня, господа, но ваш народ — очень шумный народ.
Пино (с иронией). Это странно слышать ив уст американца.
Мак-Хилл (печально). Об американцах много наврано, сэр. Поверьте, мы тихие и очень нежные люди. Мы шумим только тогда, когда делаем бизнес.
Пино. То-есть всегда?
Мак-Хилл (разводит руками). Бизнес, увы, занимает большую часть нашего времени, и нам волей-неволей приходится шуметь. Но это, так сказать, одухотворенный шум, он мелодичен, как плеск волн. А это что такое? (Жест в окно.) Чего они кричат? (Болезненно морщится.) Я вас спрашиваю, чего они кричат?
Вастис (презрительно). Марк Пино, Вента и Коста Варра болтают что-то, а толпа рукоплещет им.
Мак-Хилл. Ради бога, простите меня, но вы, сэр, тоже, я бы сказал, излишне громко говорите.
Вастис (шокированный). Что?
Мак-Хилл (страдальчески). Огромная просьба, если вас, конечно, не затруднит: говорите тише. Чрезвычайно много жестикуляций и ужимок… Я не привык. Я очень впечатлительный человек, и от шума у меня кружится голова.
Неловкая пауза.
Кардинал. Кофе, коньяк, сэр?
Мак-Хилл. Святой отец, я бы попросил и вас говорить несколько тише… Коньяк? Нет-нет! Я пью только молоко и ем только растительное. Я не признаю убийства животных для еды. Я бы и вам рекомендовал перейти на здоровую растительную пищу. Впрочем, это дело вашей совести. (Пауза.) Говорят, вы отказались от нашей помощи?
Пино (с достоинством). Мы чрезвычайно благодарны вам, но народ решил, что она не нужна ему.
Мак-Хилл. Это мы оказываем помощь, следовательно, мы лучше вас знаем, нужна она вам или нет.
Пино (раздраженно). Мы ее не просим у вас, сэр!
Мак-Хилл. Мы столь великодушны, что оказываем помощь даже тем, кто ее не просит. В конце концов, благополучие человечества для нас важнее всего. Для того чтобы не быть голословным, — кстати сказать, самовлюбленность отвратительна американцам, — я могу привести в пример греков, турок и этих… ну… (с отвращением) персов… Они же облагодетельствованы нами… В конце концов, нам не жалко, пусть живут… Я должен открыть вам, господа, маленькую личную тайну. Я, видите ли, по природе лирик, почти поэт. Греки и турки представляются мне как-то весьма романтически…
Пино (ехидно). Быть может, потому что они смуглые и напоминают вам негров?
Мак-Хилл (с негодованием). Я попрошу вас, сэр, в моем обществе не произносить неприличных слов. (Пауза.) Итак, повторяю, я слышал, что вы отказались от нашей помощи?
Пино (упрямо). Такова воля народа, сэр.
Мак-Хилл (закрыв один глаз). Простите, не понимаю.
Пино (сдержанно). Разве я неясно говорю?
Мак-Хилл. Ваши слова ясны не более, чем мычание теленка. (Внимательно смотрит на Пино.) Вы производите на меня неблагоприятное впечатление. Учтите: неблагоприятное. В ваши годы деловой человек обязан понимать, что воля народа не играет никакой роли…
Пино (трясясь от ярости). Я не деловой человек, я политический деятель, а политический деятель обязан всем сердцем и всей душой…
Мак-Хилл. Я попрошу вас прервать эту речь. Она обещает быть очень длинной, а у меня нет времени, чтобы выслушать ее до конца. Кроме того, я мог бы произнести ее сам, хотя и не так громко. Я отнюдь не претендую на ораторские таланты, коими так блещете вы, сэр Пино, но разрешите мне — весьма, может быть, косноязычно — сказать вам: ваша глубокоуважаемая страна мешает, вы понимаете? Вы понимаете, кому она мешает?
Пино. Я понимаю, но чорт меня побери…
Мак-Хилл. Вы делаете успехи. Итак, вы понимаете, кому мешает ваша многоуважаемая страна… Вы правы: она мешает осуществлению наших планов в Европе.
Пино (с негодованием). Сэр, мы еще не являемся сорок девятым штатом Америки, прошу не забывать этого.
Мак-Хилл (торжественно). Быть сорок девятым штатом Америки — это большая честь, ее надо заслужить, сэр.
Пино. Как вы смеете!
Мак-Хилл (чуть ли не хныча). Господа, он опять кричит! Боже, сколько экспрессии по пустякам!.. Вы машете руками, бегаете по залу, у меня рябит в глазах и кружится голова. Я уже имел честь сообщить вам, что не переношу этого. Кроме того, помилуйте, это же смешно. Вы все еще воображаете себя политическим деятелем, но пять минут назад вас свергли. Ваша партия… я не хочу сказать о ней ничего дурного, но, обожая вас, она пошла за вашим сыном. Кроме того, я слышал, коммунисты хотят отобрать у вас портфель министра общественной безопасности. Чорт побери, я впервые аплодирую им… Я удивляюсь, как они могли терпеть вас до сих пор… Но слушайте, мы предлагаем вам бизнес, мы снова возведем вас в ранг вождя… Ваш премьер, насколько мне удалось установить, милый человек, но он не обладает даром бессмертия. Он может и скончаться — в Европе свирепствует грипп… Все в руке божией, не так ли, святой отец?
Кардинал (хихикая). Да-да, сын мой!
Пино. Куда я попал? Что здесь происходит?
Мак-Хилл (громовым голосом, который невозможно было предположить раньше). Молчать!
Вастис. Ваша любовь к тишине изменила вам, сэр?
Мак-Хилл (снова — и до конца — очень тихо). Да, потому что пора перейти к делу. (С исключительной вежливостью.) Мы предупреждаем вас: либо вы сломите сопротивление коммунистов и этого стада, или, как вы говорите, народа, либо мы…
Пино. Негодяй, негодяй!
Христина. Пино, послушайте…
Пино (кричит). Если вы действительно честные люди, вы выставите его вон сию же секунду! (В ужасе.) Он гангстер!
Мак-Хилл. Сэр, вы невежда, вы не даете сказать единого слова уважаемой мэдэм Падера… (Христине, с обворожительной улыбкой.) Мэдэм, будь я трижды проклят, если мне не хочется услышать сейчас именно ваш голос. Конечно, с такой внешностью разве следует говорить на эти скучные темы? Я бы предпочел, чтобы мы говорили совсем-совсем о другом и в другом месте… (Мечтательно.) Озеро… луна… шелест листьев… (Вытирает слезу.) Я юноша сердцем и чувствами, мэдэм… Простите, господа, я несколько отвлекся от делового разговора. Итак, мэдэм, вы хотели сказать…
Христина (с пафосом). Да, я хочу сказать! И слова мои будут отнюдь не сентиментальными. Сэр, пришла пора, чтобы были употреблены все средства для свержения этого, с позволения сказать, режима. Мы наперед согласны на ваши условия. Диктуйте их!
Мак-Хилл. Мне кажется, вам надо изменить ваш строй, не дожидаясь выборов. Мы поможем вам. (Поднимает глаза вверх и молитвенно складывает руки.) Бог вложил в наши руки атомную бомбу, как я понимаю, для установления мира.
Кардинал (без обычной ангелоподобной маски). Бросайте ее, сэр, пока ее нет у Советов!
Мак-Хилл (покачивая головой). Ах, разве мы знаем, что есть у Советов и чего нет! Нам казалось в сорок втором году, что у них нет ровно ничего. Но вспомните Сталинград…
Пино. Мерзавцы! Бог мой, какие вы мерзавцы! (Беспомощно озирается, делает движение к окну, но там, подобный черной птице, стоит Яков Ясса.)
Христина. Пино, нам нужны вы и ваша партия в качестве приличной декорации. Либо вы будете с нами, либо мы уничтожим и вашу партию и вас. Выбирайте!
Пино. Я уже выбрал. (Говорит, обращаясь скорее к самому себе.) Я предавал народ, я разрушал его единство, я изменял социализму… Я долго вихлял по жизни, сбиваясь с дороги, но, клянусь, последние свои дни я не запачкаю предательством!
Мак-Хилл (трагически). Боже, какой шумный человек!
Христина. Пино, вы в наших руках: ваш сын сообщил агенту иностранной разведки описание нового танка.
Пино (едва шевеля губами). Ложь!
Христина. Мисс!
Из двери направо выходит Рейчел.
Явление 21
Христина. Марк передал вам описание танка?
Рейчел. Да, сударыня. (Передает ей бумагу).
Христина. Вот, Пино. (Передает бумагу Пино.)
Пино (комкая бумагу). Боже мой, боже мой!
Мак-Хилл. Мисс, я попрошу вас убраться вон!
Рейчел (делая реверанс). О'кэй, сэр! (Уходит.)
Пино (потрясая кулаками). Я потребую смертной казни для сына. Я потребую, чтобы и всех вас повесили, повесили, повесили! (Шаркая ногами по паркету и хватаясь за предметы, идет к двери направо. Дойдя до нее, останавливается, некоторое время стоит со склоненной головой в раздумье.)
Все молча смотрят на него.
(Он поворачивается, прислоняется к стене и едва слышно спрашивает.) Вы хотели что-то сказать мне, Христина?
Христина. Я хочу вам сказать: подумайте о своей судьбе. Что ожидает вас, если победят коммунисты? Либо тюрьма, либо изгнание.
Пино. Тюрьма? За мои идеалы? За мои дела?
Вастис. Ха-ха!.. Ваши идеалы они считают самым» опасными для народа, а ваши дела — сплошным предательством. Да вы и сами только что сказали…
Пино. Что будет со мной и с моей партией, если я…
Христина. Пост президента вам, достойное место вашей партии — я говорю о ее благоразумной части — в правительстве.
Пино. Я согласен. Не ради поста президента…
Вастис. О, разумеется!
Пино ….но ради моих идеалов и подавления коммунизма.
Христина. Очень хорошо, Пино. Завтра мы увидимся.
Пино. До свидания! (Уходит.)
Мак-Хилл (внимательно разглядывая ногти). Мэдэм, не думаете ли вы, что он может вернуться сейчас сюда с парой полицейских?
Христина. Надо знать этих правых социалистов, чтобы…
Мак-Хилл. Простите, но я говорю это, зная их гораздо лучше, чем вы, мэдэм. Минуту назад этот человек хотел предать вас, через минуту он соглашается с вами… Вы точно знаете, что он сделает в следующую минуту?
Вастис. Я не верю ему!
Христина. Молчите, Вастис! (Мрачно.) Куртов, проводите господина Пино. (Пристально смотрит на Куртова.) Успокойте его, успокойте его!
Куртов. Слушаюсь, шеф. (Уходит.)
Пауза.
Мак-Хилл. Итак?
Христина. Сэр, нас ведут к цели ваши высокие идеалы. Через месяц все будет готово для вмешательства извне.
Мак-Хилл (зевает). О'кэй, господа, я доволен вами. Мэдэм, я надеюсь на скорую встречу с вами. (Целует руку Христине.) Ах, вы само блаженство! Гуд бай, господа! (Уходит.)
Пауза.
Христина. Выпьем, господин Вастис?
Вастис (сдерживая дрожь). Не хочу.
Христина (насмешливо). Нервы! Как вы чувствуете себя, монсиньор?
Кардинал (его тоже бьет нервная лихорадка). Я думаю, рюмка коньяку подкрепит меня.
Вастис (прислушивается). А толпа на площади ликует.
Христина. Пусть ликует! Скоро мы разделаемся и с теми, кто митингует там, и с теми, кто им рукоплещет. (Злобно.) Через месяц, через месяц мы покончим со всем этим!
Входит Куртов.
Явление 22
Куртов (задыхаясь). Ужасная весть, шеф, колоссальное несчастье! Я не мог предупредить… я не мог догнать его. Господин Пино покончил с собой, бросившись с лестницы…
Кардинал (снова впадая в нервную лихорадку). Боже мой!..
Христина (ледяным тоном). Позвоните в министерство общественной безопасности, Куртов.
Куртов. Слушаюсь, шеф. (Уходит и тут же возвращается.) Только что прислали из министерства телеграмму.
Христина. Дайте и идите.
Куртов. Какое несчастье, какое несчастье! (Уходит.)
Христина (прочитав телеграмму, едва выдавливая слова). Премьер заключил договор с Советами.
Кардинал (в ужасе). Иисус-Мария!
Вастис. Скрыть, а?
Христина (с омерзением смотрит на них). Вы ничего не понимаете! Именно от меня народ и должен узнать это. Я включаю микрофон. (Включает микрофон.) Мужчины и женщины! Только что пришла телеграмма из Москвы от премьера, извещающая об успешном завершении политических и экономических переговоров с Советами. Советы дают нам хлеб и сырье.
Гул народных масс врывается в зал.
Вастис. Подождите, канальи! Вы завопите по-другому!
Христина. Заключен также долгосрочный договор. В течение пяти лет мы вывезем в Советы на тридцать миллионов карлов нашей продукции.
В зал входят Ганна, Марк и Коста.
Явление 23
Ганна (резко). Дайте телеграмму и отойдите от микрофона. (Уходит на балкон. Оттуда слышен ее голос.) Братья! Теперь ясно: все кривотолки по адресу Советов — это преступление против нашего государства. Проискам реакции положен конец! Они не пройдут черев наши сердца!
Коста. Мы пошлем письмо премьеру Сталину… не так ли, мастер Марк? Я написал бы Сталину так: «Дорогой наш друг, ужасная беда надвигалась на нас, но вы снова спасли нас. Мы заплатим вам верностью и любовью».
Марк. Пиши, Варра, пиши!
Коста пишет.
Христина (подходит к Марку). Мой бедный мальчик… Ваш отец, доведенный до отчаяния расколом партии и коммунистической травлей, покончил с собой десять минут назад. Он обвиняет в своей смерти вас и Венту…
Марк (прислоняется к стене, чтобы не упасть). Меня?!
Христина. Спокойно, Марк… Его предсмертное письмо у меня. Жалея вас, я скрою его…
Коста выходит на балкон. Слышен его голос. Потом народ на площади начинает петь Гимн Советского Союза.
Будьте благоразумны, мой мальчик, будьте благоразумны, и все забудется.
Народ поет Гимн Советского Союза.
Вастис (кардиналу). Это уж не революция ли, монсиньор?
Кардинал. Это лишь начало ее. Мы должны в зародыше задушить ее.
Вастис. Черев месяц, черев месяц!
Занавес