СТАРЫЙ ГОРОДЪ КРЕМЛЬ

Историческій обзоръ его мѣстностей

2. Мѣстный обзоръ

Спасскія ворота

Историческій обзоръ мѣстностей древняго города Москвы мы начнемъ отъ Спасскихъ воротъ и будемъ слѣдовать по древнимъулицамъ Кремля отъ его воротъ, направляясь къ его серединной мѣстности, то-есть къ Соборной площади.

Итакъ, снимемъ шапки и поклонимся старому городу Кремлю передъ его старыми вратами.

Спасскія ворота — это святыя ворота Кремля, подобно святымъ воротамъ, какія находимъ въ монастырскихъ оградахъ. Историкъ С. М. Соловьевъ сравниваетъ самый Кремль съ большимъ монастыремъ. «Если рядъ загородныхъ монастырей», говоритъ онъ,"представлялъ около столицы рядъ укрѣпленій, то Кремль, царственный замокъ, жилище Великаго государя, представлялся большимъ монастыремъ, потому что былъ наполненъ большими, красивыми церквами, среди которыхъ, какъ игуменскія кельи въ монастырѣ, расположенъ былъ царскій дворецъ-пестрая масса зданiй самой разнообразной величины, разбросанныхъ безъ всякой симметріи, единственно по удобству» (Исторія Россіи, XIII, 58). Конечно, по старымъ Русскимъ понятіямъ такое сходство въ дѣйствительности могло казаться убѣдительнымъ. Благочестивая народная мысль во всякомъ случаѣ почитала Кремль въ качествѣ монастырской святыни, а потому и главныя его ворота она освятила народнымъ обычаемъ, снимая шапки, входить и выходить въ ворота съ непокрытою головою. Когда и какъ установился этотъ обычай, неизвѣстно; но, повидимому, онъ установился не по государеву указу, а именно по благочестпвой волѣ всенароднаго множества. Разсказываютъ, что въ старину кто, проходя воротами, не снималъ шапки, того народъ заставлялъ класть передъ образомъ Спасителя 50 поклоновъ.

Бывавшіе въ Москвѣ иноземцы прозывали эти ворота Іерусалимскими по тому обстоятельству, что черезъ нихъ совершалось патріаршее шествіе на осляти въ Московскій Іерусалимъ, какъ они же прозывали славный и чудный храмъ Василія Блаженнаго (Сказанія о самозванцахъ, I, 62, 99).

И это свидѣтельство, вмѣстѣ съ другими, показываетъ, какъ много святости и святыни соединялось въ мысляхъ съ именемъ этихъ воротъ. Постоянные въ извѣстные годовые дни крестные ходы, совершаемые иногда и по особымъ случаямъ, большею частью проходили въ эти же ворота. Кромѣ того, вблизи тѣхъ же воротъ, и въ Кремлѣ, и внѣ Кремля, стояло не мало святыхъ церквей, предъ которыми, по Русскому обычаю, прохожіе, снимая шапки, усердно всегда молились. Такимъ образомъ съ накрытою головою приходилось идти только въ самыхъ воротахъ, надъ которыми тоже высилась своя святыня, иконописный образъ Спасителя, внушавшій особое благоговѣйное моленіе. Самъ царь Алексѣй Михайловичъ въ 1655 г., возвращаясь изъ Литовскаго похода, шелъ въ воротахъ также, снявши шапку, еъ непокрытою головою.

Такимъ образомъ Спасскія ворота въ дѣйствительности почитались въ народѣ въ извѣстномъ смыслѣ особою святынею Кремля. Надо припомнить, что въ древнемъ русскомъ строительствѣ передовыя ворота вообще пользовались своего рода почетомъ и потому, и въ маломъ, и въ великомъ строеніи, какъ самостоятельная часть хоромнаго устройства, всегда очень заботливо украшались, а при входѣ въ нихъ стороннихъ подвластныхъ людей всегда требовали снятія шапокъ. Такъ по крайней мѣрѣ водилось въ знатныхъ и богатыхъ дворахъ.

На тѣхъ каменныхъ воротахъ, которыя были построены при Дмитріи Донскомъ, былъ поставленъ въ 1464 г. іюля 15 съ наружной стороны великій мученикъ Георгій, рѣзанъ на камени, нарядомъ Вас. Дм. Ермолина, который въ 1466 г. поставилъ и изнутри града св. великаго мученика Димитрія (Солунскаго), а рѣзанъ въ камени ( Изв. А. Н., VIII, 4, 78).

При новой постройкѣ воротъ въ 1491 г. эти каменныя изображенія не вошли въ архитектуру зданія. Св. Георгій сохраняется и доселѣ въ Вознесенскомъ монастырѣ. Изображеніе св. Димитрія не сохранилось. Однако мысль относительно этихъ изображеній, повидимому, не угасала и выразилась въ постройкѣ у Вознесенскаго монастыря прямо противъ воротъ особаго небольшого храма во имя вмч. Георгія съ предѣломъ вмч. Димитрія гдѣ и было помѣщено каменное изображеніе св. Георгія, а можетъ быть и Димитрія.

Какъ увидимъ далѣе, этотъ Вас. Ермолинъ своимъ предстательствомъ, т.-е. починомъ и попечительствомъ и руководствомъ, обновилъ постройкою и соборный храмъ Вознесенскаго монастыря. Повидимому, онъ принадлежаль къ служилому дворянскому сословію. Отецъ его, Дмитрій Ермолинъ, состоялъ Двинскимь вотчинникомъ (А. И., I, 286), отдавши свою вотчину Корельскому Николаевскому монастырю.

Кромѣ построекъ въ Москвѣ онъ являлся предстателемъ- строителемъ и въ другихъ мѣстахъ. Въ 1469 г. въ Сергіевѣ монастырѣ построилъ трапезу камену, а во Владимірѣ обновилъ двѣ церкви камены.

Въ 1471 г. во градѣ Юрьевѣ Польскомъ развалившаяся до земли рѣзаная на камени церковь св. Георгія была имъ собрана вся изнова и поставлена, какъ и прежде.

Въ 1472 г. онъ началъ было участвовать въ постройкѣ и Московскаго Успенскаго собора, о четъ будетъ сказано въ своемъ мѣстѣ.

Относительно Спасскихъ воротъ нельзя оставить въ забвеніи и особый случай, совершившійся въ 1606 году во время гибели перваго самозванца. Очевидецъ архіепископъ Елассонскій Арсеній разсказываетъ, что когда тѣло убитаго Лжедмитрія, лежавшее для позорища на Красной площади, было наконецъ вывезено для сожженія за городъ, то въ тотъ самый часъ, въ который «повлекли трупъ за городъ, пала вся крыша великихъ воротъ крѣпости. Кровля была большая, высокая и прочная. Это послужило признакомъ начала ужасныхъ бѣдствій». Такъ несомнѣнно толковали въ народѣ дальновидные люди.

Издревле Спасскія ворота прозывались Фроловскими[73], по всему вѣроятію по имени церкви того святого, которая, быть можетъ, въ глубокой древности стояла гдѣ-либо вблизи воротъ. Такъ возможно предполагать, хотя о такой церкви возлѣ воротъ нѣтъ и малѣйшихъ указаній въ письменныхъ памятникахъ. Вѣроятно также, что прозваніе воротъ могло установиться и отъ церкви Фрола святого, н аходившейся внѣ Кремля, даже и въ дальнемъ отъ него разстояніи, но близкой ему по вседневнымъ, такъ сказать, сношеніямъ съ ея мѣстностью. Такихъ церквей во имя Фрола святого въ древней Москвѣ было три и всѣ онѣ находились въ мѣстностяхъ, гдѣ пребывала животина, т.-е. лошади или рогатый скоть для продажи или для заводскаго хозяйства. Какъ извѣстно, свв. Флоръ и Лавръ почитаются и доселѣ покровителями лошадинаго стада, а также и рогатаго скота. По этому поводу и ставились во имя ихъ храмы вблизи того или другого скопленія животины для ея освященія и охраненія отъ напастей болѣзни. Одинъ св. Фролъ находился у древнихъ еще Великокняжескихъ конюшенъ, которыя были расположены гдѣ-то неподалеку отъ Покровской теперешней улицы, какъ можно предполагать-намѣстѣ теперешнихъ Покровскихъ казармъ или вблизи ихъ надъ широкимъ, тогда ещо пастбищнымъ, лугомъ, получившимъ прозваніе Васильевскаго луга отъ имени вел. князя и Кулижки или Кулижекъ. Тутъ же на взгорьяхъ находились и великокняжескіе сады.

Сношенія Кремля съ этимъ св. Фроломъ, по поводу конюшень и садовъ, конечно, были вседневны. Но это еще не даетъ основанія заключать, что Кремлевскія ворота получили свое имя оть этого Фрола. Должно предположить, что по пути къ нему (по Покровкѣ и по Маросейкѣ), между Кремлемъ и Фроломъ, въ древнее время не было другого сколько-нибудь значительнаго храма, кромѣ ближайшихъ Китай-городскихъ. Въ такомъ случаѣ еще возможно предположить, что отъ частыхъ сношеній съ этимъ Фроломъ ворота, къ нему ведущія, могли прозваться его именемъ.

Другой Фролъ существуетъ и донынѣ у Мясницкнхъ воротъ, которыя прежде именовались по имени церкви также Фроловскими, а самая улица прозывалась тоже Фроловскою и Фроловкою. Этотъ Фролъ былъ построенъ еще въ древнее время по тому поводу, что вблизи существовалъ пригонный скотинный или животинный дворъ, съ Коровьею площадкою, по всему вѣроятію доставлявшій мясо на всю Москву, почему и явилась тутъ цѣлая слобода Мясниковъ, и все, что прежде называлось по имени церкви Фроловскимъ, впослѣдствіи стало называться Мясницкимъ.

Къ этому Фролу, что въ Мясникахъ, дорога отъ Кремля проходила по тогдашней Ильинской улицѣ, въ концѣ которой и стояла церковь Фрола и Лавра, какъ это видно изъ описанія пожара 1547 года, гдѣ сказано, что выгорѣло по Ильинской улицѣ до Фрола святого въ Мясникахъ и что горѣлъ, погибалъ и народъ, между прочимъ на Большомъ посадѣ по Ильинской улицѣ, въ садахъ, которые находились за чертою Китай-города, именно вблизи теперешней Мясницкой. Возможно предполагать, что Фроловскія ворота могли получить свое прозваніе и отъ св. Фрола. что въ Мясникахъ, тѣмъ болѣе, что эта улица именовалась также Фроловкою. Вообще должно заключить, что та или другая Фроловская церковь въ древнее время была первою, до которой доходилъ прямой путь изъ Кремля. Такъ прозывались и Троицкія Кремлевскія ворота Ризположенскими, по всему вѣроятію, отъ церкви Ризположенія, существовавшей неподалеку отъ церкви Бориса и Глѣба у Арбатскихъ воротъ, въ концѣ Воздвиженки и послѣдняго Кисловскаго переулка, и въ древнее время, быть можетъ, стоявшей на прямомъ пути изъ Кремля, не говоря о благочестивыхъ поводахъ ея постройки на этомъ именно мѣстѣ, быть можетъ въ память спасенія Москвы оть нашествія Татарскаго царевича Мозавши. Затѣмъ Николаевскія или Никольскія Кремлевскія ворота точно также прозваны отъ монастырской церкви: Николы Стараго (нынѣ Греческій монастырь на Никольской), какъ и Воскресенскія ворота въ Китай-городѣ именовались отъ монастыря Воскресенскаго на Тверской (нынѣ Саввинское подворье).

Слѣдуетъ кстати упомянуть и о третьемъ св. Фролѣ, который и доселѣ существуетъ за Москвою-рѣкою на краю города между Конною площадью и Кожевниками на Зацѣпѣ (нынѣ церковь Всѣхъ Скорбящихъ Радость), гдѣ въ древнее время вся эта мѣстность съ обширнымъ лугомъ покрывалась многочисленными табунами лошадей, пригоняемыхъ на продажу Ногайскими Татарами, и гдѣ по этому случаю существовалъ и особый Ногайскій Дворъ.

Въ 1474 г. въ Москву прибылъ посолъ царя Ахмата Большой Орды, а съ нимъ множество Татаръ, 600 челов., а гостей (купцовъ) съ ними съ товаромъ и съ коньми 3.200 челов.; а коней съ ними продажныхъ было болѣе сорока тысячъ. Въ 1508 г. послыоть Ногайскихъ мурзъ били челомъ вел. князю Василію Ив., чтобы пожаловалъ, велѣлъ Ногайскимъ гостямъ ѣздить къ Москвѣ съ коньми и со всякимъ товаромъ. Конечно, разрѣшеніе послѣдовало и время отъ времени они во множествѣ появлялись подъ стѣнами Москвы, производя торговлю конями и всякимъ азіатскимъ добромъ.

Съ тѣхъ поръ Ногайскій конный торгъ совсѣмъ утвердился въ Москвѣ въ упомянутой мѣстности, почему явился тамъ и Ногайскій Дворъ и устроились слободы Кожевникавъ. Въ 1563 г. въ іюлѣ мурзы пригнали пословъ и гостей 1.000 человѣкъ, а лошадей съ ними восемь тысячъ. Въ 1565 г. пригнано лошадей 5547[74].

Какъ мы упоминали выше (стр. 138) Фроловскія ворота были построены въ 1491 г. Итальянскимъ архитекторомъ Петромъ Антоніемъ въ томъ видѣ, какъ обыкновенно строились городскія ворота безъ высокой башни, какая существуетъ теперь. Они представляли стѣнообразную постройку на четыре угла, съ шатровою кровлею, наверху которой стояла небольшая башенка съ небольшою главою, надъ которою высился большой двуглавый орелъ. Въ срединѣ башни подъ главою висѣлъ колоколъ, по всему вѣроятію, для часового боя, такъ какъ и въ то время или по крайней мѣрѣ въ XVI ст. надъ воротами существовали часы. На это указываетъ то свидѣтельство, что въ 1585 г. при трехъ воротахъ Кремля, у Спасскихъ, Тайницкихъ и Троицкихъ, находились на службѣ особые часовники. Въ 1613–1614 гг. упоминаются часовники, кромѣ указанныхъ трехъ, еще и при Никольскихъ воротахъ. Они получали годового жалованья по 4 р. и по двѣ гривны на мясо и соль и, кромѣ того, по 4 арш. сукна настрафилю. Въ 1614 г. о часахъ на Никольскихъ воротахъ упоминается въ послѣдній разъ. Вѣроятно въ этомъ году они были разобраны. Потомъ въ 1674 г. были разобраны и Тайницкіе часы, послѣ чего Кремль оставался только съ двумя башенныыи надворотными часами, Спасскими и Троицкими. У Фроловскихъ воротъ въ 1614 г. былъ часовникомъ Никифорка Никитинъ. Часы, вѣроятно, были не особенно сложнаго устройства, — Русскіе, какъ ихъ прозывали въ тѣ времена, раздѣляемые на дневные, отъ восхода солнца, и ночные, отъ его заката. Спустя десять лѣтъ царь Михаилъ Ѳед. пожелалъ устроить на воротахъ часы болѣе сложной механики, несомнѣнно по проекту появившагося тогда (съ 1621 года) въ Москвѣ искуснаго мастера, англичанина Христофора Галовея, который для устройства новыхъ часовъ предложилъ надстроить надъ воротами высокую башню, какъ это и было исполнено въ 1624–1625 годахъ. Въ сентябрѣ 1624 г. старые боевые часы были проданы на вѣсъ Спасскому Ярославскому монастырю за 48 руб., вѣсу въ нихъ было 60 пудъ желѣза. Въ томъ же году колокольный литецъ Кирила Самойловъ слилъ на Фроловскія ворота къ часамъ тринадцать колоколовъ ( А. О. П. № 879, № 921).

Когда была окончена постройка и часы стали указывать время и производить игру колоколами, Государь очень щедро наградилъ строителя. 29 генваря 1626 г. онъ получилъ Государево и отца Государева, патріарха Филарета Никитича, жалованье: серебряный кубокъ, 10 арш. атласу алаго, 10 арш. камки лазоревой, 5 арш. тафты виницейки червчатой, 4 арш. сукна красномалиноваго, сорокъ соболей-41 р., сорокъ куницъ-12 р., всего почти на 100 р. «А пожаловалъ Государь его за то, что онъ сдѣлалъ въ Кремлѣ-городѣ на Фроловскихъ воротѣхъ башню и часы».

Въ маѣ мѣсяцѣ того же года случился лютый пожаръ въ Кремлѣ, куда огонь перенесся отъ храма Василія Блаженнаго на Вознесенскій монастырь и далѣе на Чудовъ и по всему Кремлю. Новая башня и съ часами погорѣла такъ, что надо было все устроивать вновь. Опять англичанинъ Галовей принялся за работы, которыя и окончились уже въ 1628 г., когда 16 августа опять ему выдана была награда, почти равная прежней. Вмѣстѣ съ нимъ была выдана награда поменьше и нарядчику Вилиму Графу за то, что онъ былъ у башеннаго и у часового дѣла до Московскаго пожара и послѣ пожара ( А. О. П. № 930). Христофоръ Христофоровъ Галовей, или, какъ его тогда называли, Алавѣй, Халове, выѣхалъ въ Москву на службу въ 1621 г. на жалованье по договору в ъ годъ 60 р., кормовыхъ по 20 коп. на день, да на недѣлю по возу дровъ. Въ 1640 г. онъ получалъ уже 75 р. въ годъ и удвоенныя кормовыя. Онъ состоялъ часовникомь Фроловской башни и придворнымъ часовщикомъ, почему всякій кормъ и питье получалъ изъ Дворца (Дом. Бытъ Р. Царей, изд. 3, стр. 107). Въ 1628 г. онъ починивалъ во Дворецъ часы большіе-Цесарская башня, и часики невелики воротные (носимые на вороту, нынѣ карманные) въ серебрѣ.

Въ 1054 г., когда царь Алексѣй Михайловичъ находился въ Литовскомъ походѣ, въ Москвѣ распространилось страшное моровое повѣтріе. Помирали цѣлыя улицы и многолюдные монастырскіе и боярскіе дворы. Были предприняты различныя мѣры, очень разумныя и очень строгія, дабы остановить распространеніе мора. Въ Кремлѣ всѣ городовыя ворота велѣно запереть и рѣшетки запуститъ, оставивъ для проходу только одну калитку на Боровицкій мостъ, да и ту калитку велѣно на ночь замыкать и для того поставить сторожей. Въ это самое время, 5 октября въ 4-мъ часу ночи учинился пожаръ на Фроловской башнѣ; что было деревяннаго, выгорѣло и часы испортило, и часовой колоколъ упалъ и своды въ башнѣ проломилъ и разбился. Потушить пожаръ было невозможно, потому что лѣстницы къ часамъ были деревянныя и вскорѣ погорѣли. Часовникъ на допросѣ сказалъ, что заводилъ часы безъ огня, и отчего на башнѣ загорѣлось, про то онъ не вѣдаетъ (До п. А. И., ІV, 490).

Съ большимъ сожалѣніемъ объ этомъ пожарѣ разсказываетъ архидіаконъ Павелъ Алеппскій.

Когда моровое повѣтріе утихло, возвратился въ Москву и царь Алексѣй Михайловичъ, весьма торжественно, какъ подобало.

Это происходило 10 февраля 1655 г. Тогда же только что прибылъ въ Москву (2 февр.) и Антіохійскій патріархъ Макарій съ своимъ сыномъ архидіакономъ Павломъ Алеппскимъ. Они смотрѣли торжественный въѣздъ царя изъ оконъ Кирилловскаго монастырскаго подворья, находившагося возлѣ Спасскихъ воротъ, гдѣ имъ было отведено помѣщеніе. Архидіаконъ Павелъ подробно описываетъ этотъ въѣздъ, о которомъ его рѣчь будетъ впереди, и между прочимъ разсказываетъ, какъ государь, дойдя до Спасскихъ воротъ и увидѣвъ обгорѣлую ихъ башню съ часами, горько заплакалъ.

«Надъ воротами», говоритъ архидіаконъ, «возвышается громадная башня, высоко возведенная на прочныхъ основаніяхъ, гдѣ находились чудесные городскіе желѣзные часы, знаменитые во всемъ свѣтѣ по своей красотѣ и устройству и по громкому звуку своего большаго колокола, который слышенъ былъ не только во всемъ городѣ, но и въ окрестныхъ деревняхъ, болѣе чѣмъ на 10 верстъ. На праздникахъ нынѣшняго Рождества[75], по зависти діавола, загорѣлись деревянные брусья, что внутри часовъ, и вся башня была охвачена пламенемъ вмѣстѣ съ часами, колоколами и всѣми ихъ принадлежностями, которые при паденіи разрушили своею тяжестію два свода изъ кирпича и камня, и эта удввительная рѣдкостная вещь, возстановленіе которой въ прежній видъ потребовало бы расхода болѣе чѣмъ на 25000 динаровъ (рублей) на однихъ рабочихъ, была испорчена. И когда взоры царя упали издали на эту прекрасную сгорѣвшую башню, коей украшенія и флюгера были обезображены, и разнообразныя, искусно высѣченныя изъ камня статуи обрушились, онъ пролилъ обильныя слезы».

Конечно, архидіаконъ все это описывалъ наполовину по разсказамъ Москвичей, почему часы явились знаменитыми во всемъ свѣтѣ. Но любопытно, что въ числѣ украшающихъ и донынѣ Спасскую башню разныхъ фигуръ и балясинъ находились, какъ упомянулъ архидіаконъ, и искусно высѣченныя изъ камня статуи, о которыхъ упоминаютъ и домашнія свидѣтельства. Въ 1624 г. октября 6 по указу царя Михаила Ѳед. сдѣлано было на четыре болвана однорядки (верхняя одежда) суконныя, сукна пошло англинского разнаго цвѣту 12 арш.; а быть тѣмъ болванамъ, сказано въ записи, на Фроловскихъ воротѣхъ. Такимъ образомъ, эти болваны были поставлены, вѣроятно, по четыремъ угламъ воротъ еще во время первоначальнаго устройства башни по замыслу Галовея. Однако по Русскому обычаю ихъ одѣли въ суконные кафтаны, вѣроятно, съ мыслью сокрыть ихъ статуйную идольскую наружность и дать имъ видъ живыхъ людей.

Что касается внутренняго устройства часовъ, то по этому предмету сохранились отрывочныя указанія только о часахъ, существовавшихъ до постройки башни. Приведемъ нѣсколько такихъ указаній.

Въ 1613 г. Фроловскій часовникъ дѣлалъ къ часамъ желѣзный запоръ. Въ 1614 г. Фроловскіе часы возобновлялись и приводились въ новый порядокъ, при чемъ часовиикъ Никитинъ дѣлалъ у часовъ шестерню да подъемъ перечасный, а плотники дѣлали на воротахъ лѣстницы и крыльца, и у часовника крыльцо всходное съ дверью, а у часовъ у бою клали брусье новое и куплены скобы, чѣмъ прибить къ брусу боевую пружину. Въ 1619 г. часовникъ Каменнаго моста (Троицкихъ воротъ) у своихъ часовъ передѣлывалъ валъ, перечасной бой. Въ 1621 г. часовникъ Тайниковскихъ воротъ у своихъ часовъ дѣлалъ вѣтреникъ да колесо у маетника. Въ 1626 г. часовникъ того же Каменнаго моста у своихъ часовъ подѣлывалъ вѣтреникъ, да у вѣтреника репей зубчатой, да въ колесо трубку большую на валъ ходовой.

Изъ этихъ замѣтокъ видно, что часовники были искусные кузнецы и слесаря, такъ что, кромѣ ухода за часами, они работали и на сторону. Въ 1616 г. Фроловскій часовникъ Потапъ Моисеевъ сдѣлалъ 12 аршинъ желѣзныхъ, которые по государеву указу велѣно было раздать по торговымъ рядамъ старостамъ для прямыя мѣры[76].

Бывшій въ Москвѣ въ 1661 г. посолъ австрійскаго императора, баронъ Мейербергь, оставилъ намъ даже изображеніе Фроловскихъ часовъ, по которому видно, что вверху круглаго циферблата было изображено солнце съ лучами, неподвижное, при чемъ нижній его лучъ въ видѣ стрѣлки служилъ указателемъ цифръ, расположенныхъ по ободу циферблата, имѣвшему вращательное движеніе, подвигая по порядку изображенныя на немъ цифры къ неподвижной стрѣлкѣ, т.-е. къ неподвижному лучу солнца. Такимъ образомъ на этихъ часахъ не стрѣлка ходила, а ходилъ мимо стрѣлки ободъ циферблата съ указными вызолоченными цифрами, славянскими, каждая мѣрою въ аршинъ. Этотъ ходовой указательный кругъ-колесо въ діаметрѣ имѣлъ 7 1/4 арш., кругомъ колеса — 10 1/2 саж. Средина циферблатнаго круга была покрыта лазоревою краскою и испещрена золотыми и серебряными звѣздами съ изображеніями солнца и луны, что, конечно, представляло небесное пространство.

Таковы ли были и сгорѣвшіе часы Галовея, — неизвѣстно.

Послѣ пожара въ 1654 г. часы, конечно, были возобновлены. Потомъ въ 1668 г. ихъ снова возобновляли, вываривали отъ ржавчины въ щелоку и починивали ( Д. Б. Ц., изд. 3, 108,613).

Такъ эти старозавѣтные часы дожили до XVIII ст., когда въ первомъ же году столѣтія, 1701, во время новаго лютаго пожара въ Кремлѣ, они, по всему вѣроятію, погорѣли вмѣстѣ съ другими зданіями. Съ этого времени Петръ задумалъ устроить часы на Спасской башнѣ «противъ (по подобію) нѣмецкаго обыкновенія на 12 часовъ», притомъ съ колокольною игрою съ танцами, противъ манера, каковы въ Амстердамѣ. Тамъ и были заказаны такіе часы.

Въ 1702 г. государь повелѣлъ въ Голландіи купцамъ Христофору Бранту и Ивану Любсу сдѣлать три колокольныя часовыя игры. Въ 1704 г. они изготовили только двѣ игры и подали счетъ, что тѣ колокола и танцовальные часы стали имъ съ издержками въ 42.474 ефимка слишкомъ.

Въ 1703 г. часовникъ Григорій Алексѣевъ доносилъ о старыхъ часахъ, что на Спасской башнѣ у боевыхъ часовъ, у указнаго круга, что въ Кремль, верхнія шестерни испортились обѣ и тотъ указный кругъ не ходитъ.

Въ 1704 г. заказанные часы изъ Архангельска прибыли въ Нѣмецкую слободу на дворъ генерала Лефорта, а потомъ оттуда были перевезены на 30 подводахъ на Посольскій дворъ (на Ильинкѣ) и поступили въ завѣдываніе Оружейной Полаты (Туманскаго, Рос. Магазинъ, II, 467). Ставилъ ихъ на мѣсто и вполнѣ устроивалъ въ теченіи 1705–1709 г. иноземецъ Якимъ Гарновъ, Гарнель (Garnault). Въ 1709 г. онъ доносилъ, что «его радѣніемъ часы приходятъ къ окончанію». Однако есть свидѣтельство, что 9 декабря 1706 г. поутру пробило 9 часовъ, а въ 12 заиграла музыка: почали часы бить по-нѣмецки и указные круги на 12 часовъ.

Меншиковъ также устроилъ себѣ часы съ курантами на церкви Гавріила Архангела (Меньшикова башня), о которыхъ упоминается въ 1708 г. Выше упомянутая третья игра была доставлена купцами въ Ингермоландскую канцелярію, т.-е. прямо къ Меншикову. Какъ играли Спасскіе часы, объ этомъ свѣдѣній намъ не встрѣтилось. Но послѣ Петра годъ отъ году они ветшали безъ починки и въ 1732 г. заставили находившагося при нихъ часовника Гаврилу Паникадильщикова донести по начальству о необходимости произвести починку обветшавшихъ часовъ. За перепискою между Оружейною Полатою и Губернскою Канцеляріею отвѣта не послѣдовало. Часовщикъ въ 1734 г. 2 генваря подалъ новое доношеніе, въ которомъ писалъ, что «часы за непочинкою пришли въ пущую ветхость и всѣ другія часы ветхостію превосходятъ», и представилъ списокъ матеріаловъ, потребныхъ на починку, въ томъ числѣ стали 11 пудъ, желѣза 24 пуда, проволоки 20 фунтовъ, канату посконнаго 100 саж., два круга деревянныхъ указныхъ, жестяныхъ золоченыхъ словъ латинскихъ 3, русскихъ 2, получасовыхъ 3, звѣздъ жестяныхъ бѣлыхъ 12, три гири бомбовы по 10 пудъ и пр.

Между тѣмъ въ концѣ февраля того же 1734 г. изъ Петербурга былъ присланъ къ управленію на Троицкой башнѣ колокольной музыки колокольный игральный оберъ-мастеръ Яганъ-Христофоръ Ферстеръ. Онъ нашелъ на башнѣ игральныхъ колоколовъ 26, къ которымъ въ прибавокъ долженъ былъ прибрать еще 8 колоколовъ басовыхъ. Вмѣстѣ съ тѣмъ онъ доносилъ, что «оная Троицкая башня, по его усмотрѣнію, находится въ тѣсномъ мѣстѣ, въ стѣнахъ и въ глуши, и музыка со оной башни будетъ не слышна, а надлежитъ де оной колокольной музыкѣ быть на Спасской башнѣ, понеже де оная стала на всей красотѣ и вельми та колокольная музыка и играніе во дворцѣ и въ Москвѣ будетъ слышна». На это предложеніе Сенатъ рѣшилъ, что ежели о бытіи оной колокольной музыкѣ на Троицкой башнѣ особливаго имяннаго Ея Величества указу нѣтъ, то оную музыку поставить на Спасской башнѣ. Но именной указъ нашелся въ Губернской Канцеляріи, гдѣ въ протоколѣ было записано 1 генваря 1731 года, что «графъ Семенъ Андреевичъ Салтыковъ приказалъ имяннымъ Ея Величества указомъ съ церкви Архангела Гавріила, что на Чистомъ прудѣ (Меншикова башня), часовые колокола снявъ, поставить на Троицкой башнѣ, какъ надлежитъ, и къ нимъ придѣлать инструменты, чтобъ играли». На основаніи этого указа Сенатъ въ августѣ 1734 года приказалъ упомянутой колокольной музыкѣ быть попрежнему на Троицкой башнѣ, гдѣ и долженъ былъ работать оберъ-мастеръ Ферстеръ. Восемь колоколовъ согласныхъ голосами онъ прибиралъ въ Артиллеріи на Пушечномъ дворѣ изъ хранившихся тамъ шестисотъ колоколовъ, собранныхъ въ прежніе годы (по указамъ Петра) отъ церквей[77].

Спасскіе часы, вѣроятно, были починены, но въ лютѣйшій пожаръ всей Москвы въ 1737 г. часы на обѣихъ башняхъ погорѣли и были приведены въ порядокъ въ томъ же году.

Изъ приведенныхъ свидѣтельствъ видно, что на Спасской башнѣ въ это время колокольной игры уже не существовало. На Троицкой она поддерживалась до конца XVIII ст. и разсказываютъ, что колокольный музыкантъ разыгрывалъ руками и ногами даже «Святый Боже» при погребеніи первыхъ вельможъ, напр., начальника Москвы графа З. Гр. Чернышева въ 1784 г. и другихъ, бренные останки которыхъ были проносимы въ Троицкія ворота[78].

Однако, въ теченіи времени и Спасская башня получила такіе же куранты. Въ 1763 г. въ помѣщеніяхъ подъ Грановитою Полатою происходила разборка архивныхъ дѣлъ бывшихъ Преображенскаго и Семеновскаго Приказовъ, при чемъ были найдены «большіе англійскіе курантовые часы», быть можетъ, нѣкогда снятые со Спасской же башни. По именному указу импер. Екатерины II въ 1767 г. эти часы повелѣно поставить на Спасской башнѣ, для чего былъ приглашенъ часовой мастеръ Фацій, запросившій за эту работу 14.556 р. Сумма къ расходу была утверждена, а завѣдываніе дѣломъ было поручено вице-президенту Мануфактуръ-Коллегіи Сукину. Подъ его смотрѣніемъ установка часовъ продолжалась три года. Въ концѣ 1770 г. Сукинъ донесъ Сенату, что установка часовъ мастеромъ Фаціемъ совсѣмъ окончена. Сенатъ приказалъ освидѣтельствовать работу, въ какой исправности часы въ ходу и прочны ли будутъ на предбудущія времена, для чего были собраны часовые мастера, записные цеховые и вольные[79].