Надо было торопиться. До ужина оставалось немного. Вечером Прокофьевна могла, как вчера, все время пробыть с ребятами. А завтра — кто знает. Вздумают в последний раз повести ее куда-нибудь, или она станет показывать им, учить по хозяйству. Да мало ли что может случиться. А, ведь, сделать все надо раньше отъезда, чтобы Коля увидал. После неинтересно будет.
Я никуда не пошел, а все время вертелся на виду. Коля, должно быть, сообразил, что я собираюсь ринуться в атаку, и не упускал меня из виду. Прокофьевна несколько раз проходила мимо меня, но всякий раз с ней кто-нибудь был. Я заметил, что она искоса оглядывает меня, но так и не разобрал, перестала она злиться или нет.
Наконец мы встретились один-на-один. Я еще издали увидал, что идет она только ко мне, только затем, чтобы поговорить со мной. Мне хотелось оглянуться на Колю — вот, мол, смотри: кто выиграл? Но я не успел, Прокофьевна была уже возле меня. От радости я схватился за голову, хотя был без шапки и, не знаю для чего, сказал:
— Добрый вечер, бабушка.
— Солнышко-то вон еще где, — ответила она. — День еще.
— Ах, да, правда, ведь, день… Ну, как же, бабушка, едем завтра? Илюша мне говорил…
— Говорил, говорил. Как же, и мне говорил.
Она тряхнула рогами и уставилась на меня. Потом тихо сердитым басом сказала:
— Ты… это… Не езди лучше со мной… Лучше в другом вагоне…
Тут ей показалось, наверно, что она чересчур строга со мной. И дальше она постаралась говорить мягче, даже как-будто ласковей.
— Ты не серчай на меня. Старуха я, что с меня взять? Я бы и рада с тобой, ну, нет моей мочи. Как гляну на тебя, так с души воротит.
— Да я же, ведь, не…
— Знаю, знаю, говорил мне Илья. Знаю, а вот не могу. Больно уж ты тихий да хороший — ну вылитый зятюшка мой…
Я повернулся и пошел от нее. Шагов десять прошел — из-за дерева Коля выскочил:
— Что, подружились?
— Еще как! Лучше, чем с матерью родной. Завтра вместе домой едем.
— Врешь?
— Спроси, если хочешь.
— Чего мне спрашивать? Очень надо.
Однако когда я немножко, отошел, он припустился бегом и догнал Прокофьевну. Мне было слышно, как он спросил:
— Бабушка, правда, ты с баптистом хочешь домой ехать?
— А ну, поди-ка сюда, я вот те уши-то оборву… Это ты и набрехал на человека? Ах ты, озорник этакий! А я, дура, поверила.