С полчаса смотрел Барсуков в бинокль. Потом положил бинокль на подоконник и откинулся на спинку стула. Лицо его покраснело, глаза блестели.
— Да, чорт возьми! — проговорил он, — это занимательно.
Сивачев кивнул.
— Вы видели, как он пускал шары?
— Видел… три шара один за другим…
— И они вернулись?
— Два.
— Значит он смотрел в трубу?
— Смотрел. Потом закрыл окошко. Кажется смеялся. Но что у него за приборы? Кто он?
Барсуков вскочил со стула.
— Ну, а теперь я вам расскажу свои истории, — сказал Сивачев и подробно рассказал про знакомство с Хрущовым, про свои наблюдения, пожар фабрики и смерть Хрущова.
Во время его рассказа Барсуков садился, вскакивал, бегал по комнате и ерошил волосы.
Сивачев окончил, помолчал и спросил;
— Ну, что вы скажете?
— Ах, чорт возьми! Изобретатель, гений, преступник, сумасшедший!.. Все вместе. Можно самому с ума сойти.
— Но что же нам делать?
Лицо Барсукова приняло озабоченное выражение. Он закурил, окружил себя дымом и уже спокойно заговорил:
— Да, задача. Найти его, вы говорите, легко?
Сивачев кивнул.
— Арестовать его нет смысла. Доказать преступления вы не сможете. Понять его приборы — тоже. Да он их испортит. А надо и то, и другое и третье.
— То есть?
— Надо знать тайну его изобретения. Это великое достижение. Размеры его вреда и пользы нельзя и исчислить. Для техники, для войны, для хозяйства, для науки…
Барсуков опять вскочил.
— Потом надо установить его преступления — поджог, убийство. Потом арестовать и судить. Судить и расстрелять. Да! Да!