Следующее утро мы провели за работой в университетской лаборатории.
— Наши хронометры функционируют здесь безусловно не так, как на Земле, — сказал профессор. — Все относительно, и Эйнштейн тысячу раз прав. Иная быстрота движения Айю, иное тяготение и магнитные свойства почвы, влияние планет и целый ряд других, не поддающихся учету факторов несомненно нарушают «правильную», с нашей точки зрения, работу часовых механизмов. Поэтому все добытые нами данные следует считать правильными только относительно показаний хронометров в местных условиях. Установить же разницу между работой механизмов у нас и на Айю совершенно невозможно.
— То же самое, — заметил я, — хотя и в значительно меньшей степени, но, вероятно, существует и на Земле, когда она приближается и удаляется от солнца. Быстрота движения и, быть может, тяготение планеты меняются, что может повлечь за собой нарушение работы приборов и изменение времени и мер длины и веса. Чем мы гарантированы, что все остается таким же?
— Ничем, — ответил профессор, — совершенно верно. Но, поскольку меняется все, вплоть до наших ощущений включительно, мы никогда не сможем ничего обнаружить. Вообще, нет ничего абсолютного, и нам не остается иного, как основываться на показаниях хронометров и счетной линейки.
— Мистер Брукс, — сказал я, измерив температуру атмосферы, — местная жара соответствует экваториальной на Земле. Удивляюсь, как мы до сих пор выдержали ее, не сгорев!
— Это объясняется рядом причин. Во-первых, тяготение на Айю меньше, чем на Земле, и поэтому, потеряв одну десятую часть своего веса, мы тратим здесь на движения меньше энергии. Затем, не забудьте замечательную чистоту и состав воздуха. Прибавьте еще к этому легкую вегетарианскую пищу, обилие кругом зелени, отражение нашей «одеждой», домами и улицами солнечных лучей и защищенные от них, специально приспособленные прохладные здания. Таким образом, вопрос становится ясным.
— А каковы ваши данные, мистер Брукс?
— Мои данные весьма интересны, но на них можно сломать себе шею. Благодаря сложности астрономической системы на Айю невообразимая путаница суток, лет, времен года и климата; последний на всей планете вечно тропический, с небольшими колебаниями. В этом участвуют не только греющие со всех сторон солнца, но и огромная так называемая «процессия»: ось Айю чрезвычайно быстро описывает в пространстве конус под большим углом, вследствие чего планета равномерно обогревается со всех сторон. Поэтому на полюсах Айю так же тепло, как и в прочих местах, и снег на этой планете не известен. Здесь царит постоянно жаркое лето, и вечно зеленая растительность постепенно и незаметно меняет свои листья, подобно тому как постепенно изменяется с течением лет население городов.
— Доброе утро! — приветствовал нас входящий в этот момент в лабораторию Тао.
Он привел с собой женщину изумительной красоты, с глубокими мечтательно-задумчивыми глазами.
— Афи, молодой талантливый мастер института памяти, — представил он нам ее. — У нее тоже огромная память и исключительная способность восприятия и познания. Она будет понимать вас без слов, хотя и научится дня через два говорить по-английски.
— А… а где же она была до сих пор? — пробормотал я, уставившись на нее.
В подтверждение слов Тао, Афи тотчас же продемонстрировала свои способности: бросив проницательный взгляд, она звонко рассмеялась мне в лицо. Понять, впрочем, было нетрудно: каналья прекрасно знала, как она хороша. Я смутился и опустил голову.
— Она вернулась только сегодня с десятого путника Сийя — Юйви — и привезла оттуда дурные вести.
— Что такое? — забеспокоился профессор.
— Кажется, что будет война, — ответил Тао. — Прошло уже более тысячи больших лет с момента окончания последней чудовищной бойни народов на Айю, после которой прочно воцарились радость и счастье. Ийо обратили свою науку и технику на благо и пользу, и войны уже более немыслимы здесь. Но не так обстоит дело на Юйви, население которой не дошло еще до степени нашей культуры: по сие время там еще властвуют тираны, и угнетенные протягивают к нам руки за помощью. Мы не вмешиваемся в жизнь других планет, но и не терпим несправедливости и хорошо известной нам из истории эксплоатации, ибо мы — потомки освобожденного класса рабов.
— Этим сказано все! — воскликнул профессор. — Горизонт, наконец, проясняется, и мои предположения оправдываются. Начинаете, Брайт, смекать, в чем тут дело? Значит, — продолжал он, обращаясь к Тао, — вам не чужды порядки, господствующие на Земле. Не зная этого, мы решили умолчать о царящем там хаосе и социальном аде, боясь упасть в ваших глазах.
Тао понимающе улыбнулся. Итак, история сатурнитов аналогична нашей, и они не отвернутся от нас, потому что страдания и стремления порабощенного человечества понятны и близки им. Казавшиеся нам до сих пор холодными полубогами чуждого мира сатурниты сошли вдруг на землю, и от них повеяло человеческим теплом…
Взглянув на все еще улыбавшегося Тао, я убедился, что ему ясны и мои мысли, и чувства. «Как прекрасно, — подумал я, — что сатурниты понимают без слов».
— Не всегда, — возразил он мне. — Когда Афи прочла раньше вашу мысль, вам было это менее приятно. Вы хотели скрыть от нас, — продолжал он, — господствующий на земле социальный ад. Хотя вы и молчали, но не раз вспоминали о нем, думали и сравнивали и этого было достаточно. Но и без того вы, ваш мир, среда и эпоха совершенно ясны мне. Вам нечего рассказывать: я совершенно в курсе дел Земли.
— То есть как?!..
— Очень просто: я изучил культуру сотен народов на протяжении четырнадцати тысячелетий. Поэтому для меня не представляет никаких трудностей схватить общие черты еще одного, особенно имея перед собой таких характерных представителей, как вы. Вас не должно удивлять это: вспомните то, что я сообщил о себе. Кроме того, с тех пор, как к вам приблизился на Вуйи первый ийо, ваше поведение и мысли не ускользают от нашего внимания, за исключением моментов, когда вы остаетесь совершенно одни. Мы тщательно изучаем ваш образ мышления и культуру, Делая это, конечно, незаметным для вас образом.
Ошеломленные услышанным, мы не сводили с Тао глаз: все это звучало почти что жутко…
— Пугаться вам совершенно нечего, ибо как видите, — при этом Тао улыбнулся, — мы отнюдь не посадили вас под микроскоп или в клетку. Наоборот, мы предоставили вам, по обычаю этой планеты, полную свободу, какою пользуемся все мы и всякий, кто бы ни попал сюда. Нам легко постичь форму существующей в настоящей момент на Земле культуры потому, что мы уже пережили ее: мы опередили ее почти на тысячу лет. Вам же разобраться в современной стадии развития нашего общества несравненно труднее. Понимая и учитывая это, мы постепенно, последовательно и только с вашего желания знакомим вас с жизнью на Айю.
Напряженно прислушиваясь к словам Тао, мы не заметили, как все находившиеся в этом зале сатурниты окружили нас, дружелюбно и приветливо улыбаясь. От моего внимания ускользнуло даже и то, что Афи стояла тут же рядом, опираясь на ручку моего кресла. Профессор задумчиво произнес:
— В связи со сказанным вами у меня явилась масса вопросов.
— Пожалуйста.
— Не знаю, с чего начать… В общем, я хотел бы подробно ознакомиться с вашим социальным строем и его историей, но мы не умеем читать ваших книг.
— Я расскажу вам обо всем, о чем вы пожелаете.
— Прекрасно. Кроме того, нам хотелось бы осмотреть кое-что и видеть, как у вас здесь все устроено… Можно?
— Конечно. Мы покажем вам, если хотите, все «уголки» нашей планеты.
— Скажите, — спросил профессор с улыбкой, — а у вас не возникают по этому поводу какие-либо опасения? Ведь, человечество с его дурными наклонностями может использовать вашу науку и технику против вас же! Мы узнаем все ваши тайны, люди построят воздушные корабли и прилетят на Айю со своими смертоносными орудиями и ядовитыми газами.
Тао и все окружающие улыбнулись, а Афи закатилась своим серебристым смехом…
Я любовался ее неземной красотой.
— При современном состоянии нашей техники, — ответил Тао, — война более невозможна, ибо в течение одного вашего часа можно превратить целую планету в развалины. Если бы люди прилетели к нам с подобными намерениями, мы немедленно уничтожили бы их вместе с их кораблями. Это произошло бы в пространстве на расстоянии десятков километров от поверхности Айю, причем от всей эскадрильи не осталось бы ни обломков, ни трупов.
— Каким же это образом?
— Очень просто: мы разбили бы всю материю на атомы, превратив ее в облако невидимой космической пыли.
Профессор бросил на меня сияющий взгляд: дело уже слишком пахло его любимой физикой!
— Вы слышите, Брайт, а?
— Поэтому никакое нападение уже более немыслимо: положение нападающих абсолютно не выгодно. За последние тысячу лет наука и техника шагнули гигантским темпом вперед, но уже и до этого, то есть тысячу лет тому назад, борьба между государствами стала технически невозможной: охватившая тогда всю Айю война, к счастью, последняя в нашей истории, могла продлиться всего лишь одни сутки, в течение которых три четверти культурных благ было уничтожено. Потребовалось более двухсот лет упорного труда, чтобы разобрать создавшийся хаос и вновь отстроить разрушенное. Что же касается ваших опасений — как бы люди не обидели нас — вы увидите, если с Юйви будет война, какими средствами борьбы мы располагаем.
— У вас есть армия и полиция?
— Нет уже более тысячи лет.
— Кто же будет сражаться?
— Как — кто? Силовые генераторы! Достаточно немногих междупланетных кораблей с несколькими механиками в каждом, чтобы уничтожить с большой высоты все орудия войны. Детски-наивная военная техника юйвитян переживает младенческий возраст: они до сих пор еще пользуются аэропланами, пушками, стреляющими на сотни ваших километров, бомбами в несколько тонн весом, стальными крейсерами, эпидемическими болезнями, ядовитыми газами, подводными судами и прочими игрушками. При этом все государства хвастаются друг перед другом своей наукой и техникой, мнят себя великими изобретателями и вопят в газетах о пацифизме и культуре. В системе этой «культуры» существуют, однако, войны, рабство, угнетение отсталых рас, эксплоатация чужого труда и даже голод. Одним словом, совсем так, как у вас на Земле. Мы хорошо изучили жизнь на Юйви.
— Нам действительно нечего рассказывать вам о Земле — вы все уже знаете!
— Совершенно верно. Изучение истории и прочих наук показывает, что закон эволюции для всех планет один как для животно-растительных царств, так и для прогресса обществ разумных существ, начиная от уровня развития дикаря и вплоть до степени нашей культуры, а также, повидимому, и дальше. Поэтому я прекрасно представляю себе положение на Земле и заявляю, что и у вас будет то, что у нас теперь. Но, — прибавил он, — пока человечество образумится, вам предстоят еще войны и длительная борьба; причем образумить его может только одно: это — революции, которые так же логически необходимы для прогресса культурного общества, как очистка помещений от грязи.
— Разрешите один технический вопрос, — прервал его профессор. — Я все еще опасаюсь за благополучие прекрасной Айю, — от людей можно всего ожидать. Вы сказали, что ийо в состоянии уничтожить пролетающих на расстоянии многих километров от планеты. Но, ведь, и они же могут то же самое сделать?
— Я уже объяснил вам, что положение нападающих невыгодно. Если они даже и захватят с собою на тысячах кораблей максимум разрушающей энергии, мы сможем противопоставить им с места в миллионы раз большее количество. Из борьбы между огромной планетой и маленькими точками в пространстве победительницей выйдет, конечно, планета.
— А какая это, между прочим, энергия, о которой вы говорите? Ею же вы, вероятно, пользуетесь также и для полета кораблей, и всех прочих нужд: мы не обнаружили у вас до сих пор не только никаких горючих веществ, но даже и ветряных, гидроэлектрических или солнечных станций!
— И не обнаружите, ибо ничего подобного уже более нет. Мы пользуемся самым мощным видом энергии, какая только существует во Вселенной, — той самой, которая поддерживает на протяжении квадрильонов лет жизнь наших солнц…
Профессор широко раскрыл глаза.
— Это, — закончил Тао, — энергия, освобождающаяся в процессе распада атомов.