На следующее утро к нам явилась веселая компания молодежи с Афи во главе.
— Через два дня, — объявила она, — будет снаряжена военная экспедиция на Юйви. Вы примете в ней участие?
— Обязательно, хотя бы с опасностью для жизни, — заявил я. — После виденного мною в телескоп невозможно оставаться равнодушным к творящимся там ужасам.
Профессор вполне со мной согласился.
— Очень хорошо — меня это радует, — ответила прекрасная «великанша». — Но, между прочим, военная экспедиция не связана ни с какого рода риском или опасностью: это будет лишь интересной прогулкой и приятным развлечением.
— Хорошее развлечение… — пробормотал профессор, — с трехметровыми снарядами дальнобойных орудий…
— О чем вы там говорите?
— О пушках, аэропланах, ядовитых газах…
— Ах, об этом? Ну, это пустяки! — успокаивающим тоном произнесла Афи. — Ведь, все это очень легко уничтожить! Вы увидите, как это будет смешно и весело! Вы хотели ознакомиться с нашим общественным строем, но для этого вам следовало бы узнать предварительно его историю. Профессор Тао находится сейчас в историческом музее. Хотите к нему?
Мы тотчас же встали, вышли вместе с ийо наружу, сели в яхту и прибыли вскоре в музей. Я затрудняюсь, право, описать то богатство и совершенство, которое он собою представлял. Это был целый мир, для детального осмотра которого потребовалось бы несколько месяцев. Перед нами развертывалась в экспонатах история общества, техники и всех наук и искусств вместе взятых, начиная с древних, доисторических времен и кончая настоящим моментом. Достаточно было изучить этот музей, чтобы сделаться ученым в области истории культуры, но это изучение потребовало бы годы.
— Теперь я понял, — сказал профессор, — почему у них так мало сравнительно книг: они изучают все в музеях.
— Совершенно верно, — подтвердил Тао. — Период наводнения книгами давно уже прошел, а газет у нас и вовсе не существует более: мы применяем теперь исключительно наглядный метод обучения. Всякий, кто желает изучить ту или иную область социальных или естественных наук, находит все — от начала до конца — в соответствующем музее или университете. Каждое из этих учреждений вмещает одновременно тысячи ийо. Итак, приступим к осмотру. Я обрисую вам создавшееся на Айю положение в течение последних довоенных лет, чтобы осветить те социально-экономические причины, которые привели ко всеобщей войне и вызвали революцию — тоже всеобщую.
Голова у меня кружилась, и я чувствовал себя затерявшейся бактерией в огромном, подавляющем своим величием и красотой зале, в котором мы в данный момент находились. Я смотрел по сторонам и вверх, и в глазах рябило от размещенных по всему его пространству бесчисленных картин, чертежей, схем, моделей, приборов, орудий, фигур и целых бытовых сцен.
— Сколько зал в этом музее?.. — спросил я Афи.
— Кажется, около двухсот. Но здесь не весь музей — он занимает шесть зданий. Скоро будем строить седьмое. Вообще, 357-й город считается городом науки. Поэтому, между прочим, его и избрали местом для оказания вам гостеприимства.
— Я буду краток, — продолжал Тао, — потому что вы — существа образованные, и многое уже вам известно из истории земли и человечества. Закон прогресса для общества разумных существ, как я уже раз говорил, принципиально един для всех планет и периодов их существования. Вследствие этого я убежден, что виденная вами на Юйви мерзость превратится в благоденствие, которое вы застали на Айю. Это неминуемо. Поэтому я не буду сообщать вам из истории Айю того, что уже пережито на Земле.
Настал момент, когда империализм на Айю достиг своего высшего развития и интересы крупных держав в очередной раз столкнулись. Это привело ко всеобщей войне, захватившей большинство народов и ряд мелких государств, войне за рынки, колонии и капиталистическое первенство на планете. Война длилась около трех лет и окончилась фактически ничем, ибо как побежденные, так и победители в одинаковой мере пострадали от разрушений. Но вот что было ценно: в двух отсталых государствах вспыхнули революции. Естественно, что в отсталых, потому что в таковых именно должна существовать большая эксплоатация труда при значительно худшем общеэкономическом положении. Таким образом, культурный прогресс при буржуазном строе, как показала история, является революционно-социалистическим регрессом. Государства, о которых я говорил, образовали союз и, к великому удивлению и неудовольствию прочих, продолжали существовать под революционным флагом.
— СССР! — шепнул мне на ухо профессор.
— В связи с этим общеполитическая международная картина в течение ближайших лет резко изменилась: несмотря на хищнические поползновения по отношению друг к другу, все остальные державы понемногу объединились, образовав, в противовес революционному оазису, единый буржуазно-капиталистический фронт.
— Современная Европа! — вторично шепнул профессор.
— Я не буду описывать сложность создавшейся обстановки. Укажу лишь, что внешне сильные организмы империй разъедались океаном внутренних противоречий. При этом необходимо отметить, что также и в революционном союзе положение было далеко не блестящим, вследствие его обособленности, культурно-технической отсталости и наследий старого режима. Но одно было всем ясно: за ширмой лицемерно-мирных разговоров о пацифизме, сотрудничестве и дружбе народов назревала вторая ужасная война. Со времени же окончания первой и до момента, к которому относится мой рассказ, прошло уже более двадцати лет. Это были годы необычайного напряжения и отчаянной борьбы за существование революционного союза. Он мужественно держался и не дремал, успев склонить на свою сторону передовую часть рабочего класса Айю. Международная буржуазия, наблюдая этот весьма неприятный для нее процесс, не раз пыталась спровоцировать войну, но вместе с тем и опасалась восстаний пролетариата внутри своих государств. Когда же угроза всеобщей революции достигла крайних пределов, класс эксплоататоров решил, что единственной надеждой на выход из положения является немедленное уничтожение революционного союза. И вот, устроив дипломатический фокус и к чему-то придравшись, объединенная буржуазия предательски напала на союз. За истекшие с момента заключения мира двадцать лет техника сильно шагнула вперед, и в четвертом корпусе музея вы сможете осмотреть экспонаты, представляющие последнюю войну. Поэтому я не стану описывать всех пережитых нашими несчастными отдаленными предками ужасов, а продолжу повествовательную часть.
Буржуазия, строившая всю кампанию на технике и мощности своих военных средств, жестоко ошиблась, однако, в расчете: в тот момент, когда весть о войне с патриотическим призывом «пролить свою кровь» за дармоедов разлетелась по радио, в одном из крупных государств империалистического блока вспыхнула революция. К сожалению, это произошло только в одном — иначе войны бы и вовсе не было. Войска взбунтовались и в полном составе перешли на сторону революционного союза, что еще больше ожесточило международную буржуазию. Немедленно были начаты военные действия, продолжавшиеся всего лишь около одних суток. Но это был кошмар, какого до тех пор не знала и никогда более не увидит история Айю. «Гуманисты» и «культуртрегеры» были чудовищно безжалостны и бомбардировали мирное население революционного союза взрывчатыми веществами, ядовитыми газами, зарядами бактерий, вызывавших ужасные болезни, огнем, сжигавших здания и ийо и т. д., и т. д. Война кипела на суше, в воде, под нею и в воздухе, в итоге чего десятки миллионов ийо были убиты, искалечены и лишились крова. В целях защиты, революционные армии принуждены были делать то же самое, что вызвало в неприятельских государствах смятение и привело к повсеместным восстаниям населения. Наступил второй все разрушающий момент, но на сей раз рушился старый мир — буржуазно-капиталистический строй — и притом до основания. Это было произведено своими же, вернувшимися с полей битвы войсками. Они перебили все обманывавшее их так наз. «патриотизмом» военное управление, начав со своих ближайших командиров и окончив президентами и королями включительно. На всей Айю настал великий хаос и голод, ибо три четверти общественных и культурных благ было в течение роковых суток уничтожено: фабрики, заводы, дома, поля, имения, фермы, деревни и целые города. Всюду беспризорно бродили огромные толпы лишенных крова искалеченных воинов и обезумевших от горя женщин и детей. Вся поверхность планеты была залита кровью и усеяна убитыми и отдельными частями обезображенных трупов, разорванных в куски научными достижениями буржуазной культуры. Если ваши нервы выдержат, вы сможете увидеть все это в том же четвертом корпусе музея. Вот почему мы твердо решили воспрепятствовать войне на Юйви. Изучая эту темную эпоху, юношество содрогается и не понимает, почему наши предки давали столько времени обманывать себя и терпели милитаристически-эксплоататорский режим, не свергнув его тысячелетиями ранее. Молодежь не представляет себе всей той чудовищной темноты и несознательности, которою буржуазия окружила и в которой она в течение этих тысячелетий воспитывала народные массы.
Итак, когда восстания охватили одно за другим все государства, армия революционного союза тотчас же прекратила военные действия, явилась к трудящимся «неприятельских» стран и братски протянула им руку. Расправа со всеми разновидностями класса эксплоататоров была быстрой и краткой, вслед за чем наступила эпоха великого строительства. О, если бы видели ту огромную созидательную работу, тот энтузиазм и энергию, которые поголовно всех охватили! Ибо работали не чиновники и не наймиты, а освобожденные члены всепланетного общества. Работали, не покладая рук, все — от мала до велика. Всякий старался сделать как можно больше и ревновал друг к другу общественное дело. Деньги и границы государств естественным образом исчезли без каких-либо предварительных решений. Эти твердыни капитала и империализма просто отгнили под напором дружного творчества ийо, ибо международный класс трудящихся, наконец, объединился, образовав одну семью. Несмотря на экономически тяжелое время, ийо, лихорадочно работая, мужественно и бодро переносили все лишения. Промышленность, индустрия и все виды хозяйства неимоверным темпом росли, так что уже через несколько лет все были удовлетворены необходимым минимумом. На этом закончу обзор в общих чертах предпосылок современного строя. А теперь я предложил бы вам пройтись по музею и посмотреть, как это все произошло и как протекала эпоха строительства.
— У-ва´-у! — хором пропели присутствующие.
— Если так будет дальше, — сказал я, полушутя, профессору, — мы вернемся отсюда большевиками…
— Это совсем уж не так нелепо, как думают в наших кругах, — серьезно ответил он, — в особенности после того, что мы узнали и видим на Айю. Это — живой упрек нам, людям, и ученым в частности. А вы размышляли, между прочим, когда-нибудь над идеями большевиков? Они далеко не так утопичны, какими их, якобы, считает английское консервативное общество. На самом деле оно вовсе и не считает этого, а просто не хочет выпустить из своих рук орудий угнетения — капитал и власть. Я окончательно убедился здесь, что коммунисты правы.
— Почему же многие рабочие и революционные партии не согласны с ними?
— Просто потому, что не доросли до них или же они фактически — вовсе не революционеры. Что же касается меня, то я уже не рассматриваю нашу экспедицию сюда, как интересный физический эксперимент: имея более существенное значение, она к чему-то обязывает. Поэтому по возвращении отсюда я решил прочесть в Англии ряд публичных лекций и, если меня за это не арестуют, поеду с докладом в Москву — в Коминтерн. А теперь, — прибавил он, улыбаясь, — займемся осмотром музея.
Мы решили систематически изучать его, пока же ограничились быстрым обходом некоторых зал. Деталь за деталью развертывалась перед нами история классовой борьбы и шедшего параллельно ей внутреннего развала империй.
О том, что мы увидели в четвертом корпусе, я напишу когда-нибудь отдельную книгу; пусть она откроет глаза обманутым народам и наивным патриотам. Всякий человек, мало-мальски претендующий на право носить это название, не сможет не отшатнуться перед чудовищным, кошмарным ужасом, каковым была последняя война на Айю. Те же, чье сердце при этом не дрогнет, а равно и подстрекатели войн, вполне заслуживают участь, постигшую буржуазию на Айю. Рано или поздно, но и земной буржуазии не миновать ее, как это доказал нам с очевидностью Тао. Так не лучше ли сразу очистить человеческое общество от этих опасных гадов, пока они не успели еще обманом и хитростью втянуть ослепленные массы в новое нелепейшее побоище, торжественно именуемое «войной»?
— Брайт!.. — пробормотал, побледнев, профессор, когда мы, войдя в один великолепный зал, очутились в центре военных действий. Иллюзия была настолько полной, что леденящий ужас сковал наши нервы. — Смотрите на эту мерзкую и пошлую изнанку империалистической механики!
Мы увидели залитые кровью поля, дома и улицы, груды ползающих слепых, тысячи ийо с оторванными членами, толпы корчившихся мучеников, зараженных болезнями и разъедаемых чудовищными ранами, отчаянную массовую панику, взрывы исполинских снарядов среди собравшихся в кучи до смерти перепуганных детей… И всюду горы каши живого мяса с текущими вокруг лужами крови… Излишне говорить о жуткой картине разрушений и горящих городов, а также и о том, что происходило на воде, под нею и в воздухе.
— Пусть будут прокляты, — прошептал дрожащим голосом профессор, — патриотизм, фальшивая военная поэзия, коварная, воодушевляющая музыка и ханжеские церковные богослужения! Революция, — продолжал он, повысив голос, — только революция! Лучше сразу очистить общество от тиранов, чем сделать это позднее, заплатив предварительно миллионами жертв и морем страданий!
Зато революция была прекрасна, и с огромным удовлетворением мы осматривали сцены возмездия. Она протекала здесь, как говорил Тао, очень быстро и обошлась совершенно без гражданской войны: забившиеся, как крысы, в подвалы правительства и буржуазия были просто переловлены и уничтожены. Это была очень быстрая, но грандиозная травля и вполне заслуженная даже слишком мягкая кара. И в тот же момент все, как один, объединились для совместной работы, не образовав никаких правительств или государств. Заниматься этим было более некогда; игра в политические побрякушки окончились, и каждый делал только то, что было нужно, и максимум того, что мог. А работы хватало для всех… Картина общего положения стала настолько всем ясной, что работа могла уже протекать без каких-либо государственных органов власти и управления. Мы поражались пролетарской организованности и силе творчества и поняли, что и освобожденное человеческое общество сможет обойтись без своих «милостью божьей мудрых правителей».
Профессор был прав — нас просветили здесь и притом весьма основательно.