Прошло два дня. Пташка уже привык к маленькому домику строительного поселка.
Он подружился с Севой и каждый раз, когда Настя уходила на работу, гулял с ним по поселку и бегал через степь к реке. Там, среди разрытой земли, работали строители и можно было увидеть столько удивительных вещей.
Однажды, когда мальчики возвращались с землесоса (они опять носили обед Севиному отцу), Пташка, взглянув невзначай на небо, увидел большую лиловую тучу. Будто огромное ватное одеяло, она закрыла собой уже почти половину небосвода. Только впереди над поселком небо еще оставалось чистым, и солнце, не заслоненное тучей, освещало степь слепящим, искристым светом,
- Гляди, дождь будет, - сказал Пташка.
- Погоди!- отмахнулся Сева. - Вон вездеход мчится! Это главный инженер едет. Спорим!
Маленькая, с брезентовым верхом машина на высоких колесах, пыля, неслась от поселка.
- У него водителем знаешь кто? - продолжал Сева.- Фатима - татарка! Вот носится! Все шоферы на самосвалах ее знают - сразу сворачивают, как засигналит.
- А он не боится с ней ездить? Я бы забоялся, наверно.
- Нет, он совсем не боится. Он знаешь какой! Папа сам говорил: башковитый! Это значит - башка у; него толковая. Тут в пойме у нас машины совсем не могли работать: экскаваторы прямо вязли в земле - что хочешь, то и делай! А он взял да землесос и пустил от Дона до самого шлюза. И канал тут получился готовый, и земля сразу высохла, затвердела, - машинам есть упор! Его все знаешь как уважают! А ему хоть бы что! Не задается. Стриженый ходит, под машинку. Вот как мы с тобой!
- А ты сам его видел?
- Видел один раз.
- Ну и что? Какой?
- Правда, башковитый. Идет по дамбе, фуражку снял, голову рукой вот так вот потирает.
Сева показал, как главный инженер потирает рукой голову.
Между тем вездеход уже приблизился к ним.
И вдруг, вильнув, он свернул на самую обочину пути и, заскрипев тормозами, остановился.
- Ребята! - крикнула, высунувшись из кузова, молодая женщина-шофер. - Что, на старой переправе понтоны навели? Не знаете?
Пташка сразу понял, что это и есть Фатима.
У нее были чуть раскосые глаза, широкие, но красивые скулы. Когда она говорила, влажные блестящие зубы как бы освещали ее лицо, покрытое ровным загаром.
- Нет, понтоны еще не навели,- сказал Сева, знавший все тут. - А вам на ту сторону надо?
- К энергопоезду нам! - с досадой сказала Фатима, - Так и знала, что не проедем здесь! - проворчала она. - Поспешишь - так и все так!
Она стала сердито разворачивать машину.
- Знаете что? - закричал вдруг Сева и помчался за вездеходом. - Там, за дамбой, теперь паром ходит!
- Где паром? - спросила Фатима, притормаживая машину.
- За дамбой. Только вы здесь не проедете. Надо вон там, около копров, поворачивать. Хотите, я покажу?
- А ну, садись, поедем, - сказала Фатима и отдернула брезентовый край кузова.
Сева рванулся к вездеходу и вдруг застыл.
- Нас двое, - сказал он: - я с товарищем.
- Ну да садитесь вместе! Только скорей - тут рассуждать некогда.
Сева подтолкнул Пташку вперед, и в одно мгновенье оба они очутились в кузове.
Пташка все это время думал, что в машине едет тот самый гололобый инженер, про которого только что говорил Сева. Каково же было его удивление, когда он увидел перед собой Настю. Она была в белой кофте и в брюках, а брезентовую куртку держала на коленях. Настя и сама, должно быть, крайне удивилась их появлению.
- Ребята! - воскликнула она. - Это вы здесь?- Она притянула Пташку к себе и усадила рядом.
- Мы папке еду носили, - сказал Сева. - А вы как, тетя Настя? Разве это не инженеровская машина?
- Ой, не говорите, ребята! - сказала Настя, чем-то сильно взволнованная. - На энергопоезде магистральная труба лопнула. Меня сваривать послали - главный инженер машину дал. «Только, говорит, поскорее. Поезд встал, а нам энергия вот как нужна!» - Настя поднесла руку к горлу и провела пальцами до самого уха. - Не знаю, сумею ли только, - вздохнула она. - Сорок три атмосферы давления эта труба должна выдержать.
- Сумеешь, не убивайся зря, - сказала Фатима. - Знает он, кого послать. Не робей только, не сомневайся.
Она говорила ласково и в то же время сердито, и Пташка понял, что она сама тоже волнуется, только не хочет показывать виду.
- Куда поворачивать-то, указчики? - спросила она, чуть замедляя скорость.
Сева тотчас показал.
Вездеход, рыча, перебрался через кучу земли, так, что Пташку едва не опрокинуло, стремительно покатился по накатанной грунтовой дороге и вдруг осторожно съехал под откос к воде.
Паром медленно двигался с той стороны. Он был совсем не таким, как на Волге. Просто на двух больших смоленых лодках был устроен настил для машин и пешеходов. И это сооружение перетягивали через реку по стальному канату.
Та самая туча, похожая на ватное одеяло, теперь закрыла солнце, и все вокруг внезапно потемнело. Ветер гнал над степью пыль и сухую выгоревшую траву. Стая взъерошенных грачей летела над самой землей, торопясь где-нибудь укрыться.
Две пустые машины съехали с причалившего парома, и маленький паромщик, в серой кепке и выгоревшей солдатской гимнастерке, оглядываясь на загрохотавшее небо, побежал к будке, почти до крыши врытой в берег.
Фатима выскочила из машины и, догнав паромщика, стала что-то горячо объяснять ему.
- Какая уж тут переправа, обождать надо! - сердито сказал паромщик, озабоченно поглядывая на почерневшую реку.
- Надо! - твердо сказала Фатима. - Понимаете, надо! И ждать нельзя!
Первые тяжелые капли застучали о брезентовый полог кабины. И вот стремительный, щедрый ливень внезапно ударил по сухой земле, гоня перед собой облако пыли. С веселой и радостной силой прогремел гром; воздух наполнился запахом отцветающей черемухи, в траве влажно зачмокало, и мутные пузырчатые потоки помчались по обрыву к воде. Река внезапно притихла под ударами дождя, и дождь, торжествуя, заплясал по ней, выбивая стеклянные гвозди.
Фатима, не хоронясь от дождя, все еще объясняла что-то паромщику.
- Глядите, хуже бы не получилось! - сердито и как бы угрожающе сказал тот и пошел к парому.
Черная туча над берегом треснула, извилистая огненная щель ослепила глаза.
Пташка вобрал голову в плечи. Сева и Настя поежились тоже.
Фатима, с мокрыми, лоснящимися волосами, села за руль, и машина, разбрызгивая колесами лужи, въехала на дощатый настил парома, с которого потоки дождя смывали сор.
- Э-эй! - с каким-то веселым и отчаянным задором выкрикнул паромщик.
Весь уже мокрый, в гимнастерке, прилипшей к спине, он, напрягаясь и откидывая корпус, стал тянуть трос.
Фатима снова выскочила наружу, и Настя, наскоро накинув свою брезентовую куртку, последовала за ней.
- Чекуши, чекуши берите! - кричал паромщик, подталкивая ногой валявшиеся чурки, похожие на рукоятки топора.
Девушки схватили чекуши и, цепляя ими за трос, перехватывая, стали тянуть.
Паром отвалил от берега и медленно двинулся вперед.
Налетая порывами, ветер гнал по воде частую рябь, похожую на рыбью чешую; срывая и превращая в мелкую пыль, уносил прочь струи, стекавшие с троса.
Мутный горизонт придвинулся вплотную. Вокруг ничего не было видно, кроме ползущих облачных клочьев.
- Давай и мы тянуть, - сказал Сева и выскочил из машины на паром.
Пташка выскочил тоже. Ноги его скользили по мокрым доскам, ливень мгновенно промочил рубашку, и холодные капли неприятно поползли по спине. Но он, как и все, взял палку-чекушу и стал тянуть трос.
И вдруг небо грохнуло над самой головой, и огненная ящерица проскочила к воде.
Все, как по команде, отпрянули в сторону. Пташка даже не успел испугаться.
- Ну и дает! - сказал паромщик и как-то застенчиво улыбнулся, словно стыдясь своего внезапного страха.
Фатима первая снова взялась за трос. Промокшее платье облепило ее сильное, упругое тело, струи дождя стекали по лицу, но глаза светились веселым упорством.
- А ну еще! - кричала она небу. - Наддай, наддай, не бойся! Вот так!
Настя тянула трос молча, сосредоточенно закусив губу. Косы ее, выбившись из-под брезентового капюшона, блестя, извивались на ветру.
Могучий порыв ветра и дождя ударил сбоку. Паром сильно заскрипел, и его поволокло наискосок по течению.
Столб с блоком, через который был натянут трос, угрожающе хряснул и повалился. Стальной трос хлестнул по настилу и пополз, грозя смести в воду вездеход.
- Берегитесь! - крикнул паромщик.
Он схватил поваленный столб и, покраснев от напряжения, поддел им трос, точно ломом. Паром стал медленно поворачиваться, и трос сорвался в воду.
- Говорил, обождать надо! - с досадой сказал паромщик.
Всклокоченный, мокрый, он бросил столб и, вооружившись багром, начал отталкиваться, упираясь им в дно.
Ветер прекратился так же неожиданно, как возник, но ливень еще хлестал с прежней силой. Мутные, глинистые потоки вливались в реку с обоих берегов.
Наконец паром достиг берега и боком ткнулся в него невдалеке от причальных мостков.
Паромщик снова уперся багром в дно и, оттолкнувшись ногами от настила, как это делают при прыжках с шестом, перескочил на берег.
Затем, как был - в одежде и ботинках, вошел в воду и стал подтягивать паром.
Через несколько минут машина благополучно съехала на берег.
- Спасибо вам, - сказала Фатима, протягивая паромщику руку. - Все-таки переправились!
- А как же! - радостно сказал паромщик. - Раз надо, то и переправились. В войну и все так: жив не будешь, а сделаешь, что сказано!… Полезайте в кузов, воробьи! - весело добавил он, обернувшись и слегка подталкивая к машине Севу и Пташку.