- Ты, как вырастешь, кем будешь? - спросил Сева, когда они снова очутились в степи.
- Не знаю еще, - сказал Пташка. - Хорошо бы капиталом стать, буксиры водить!
- А я на шагающий поступлю, - сказал Сева. - Спорим! Если бы папка захотел, он бы меня сейчас на шагающий определил.
- Такого маленького?
- Там не посмотрят, какого роста: если человек с умом, то и возьмут. Работа там не тяжелая, там все на кнопках да на рычагах - только нажимай. Я сам хотел поступить, - добавил он, вздохнув, - да меня не приняли.
Они подошли к земляному холму, близ которого работал экскаватор, очень похожий на тот, большой, на котором Пташка был с дядей Федей, но много меньше. Зачерпывая ковшом грунт, этот экскаватор весь напрягался, моторы его ревели и кузов дрожал, как фюзеляж самолета, перед тем как оторваться от земли, чтобы взлететь.
- Ты на такой хотел поступить? - спросил Пташка.
- Нет, я на другой - там, в пойме. - Сева указал рукой в сторону реки. - Я узнал, что они норму недодают, и пошел к ним.
Темные глаза Севы вдруг сверкнули твердым, решительным огоньком.
- Я и поступлю еще, - сказал он. - Спорим! Конечно, если будешь плохо работать, то тогда все равно попадет. И отец будет сердиться, и мать. Зато, как они увидят, что ты стал знаменитым экскаваторщиком и про тебя даже по радио говорят и в газетах пишут, тогда они сами спохватятся: зачем, скажут, только мы его ругали? Жалеть будут.
- А ты уже пробовал работать? - с затаенной надеждой спросил Пташка.
- Я бы уже пробовал, - угрюмо ответил Сева, - да они меня обхитрили.
- Обхитрили? Как же они обхитрили?
- Так уж, - неохотно сказал Сева. - Выспрашивать стали. Я у них попросился как следует: вам, говорю, дяденьки, помощники не нужны? А один, черномазый, хитрый, посмотрел так на меня и спрашивает: «Ты почем же с кубометра берешь?» - «По скольку положите». - «А на каких ты марках работал?»
Ну, я подумал, подумал и говорю: «На разных». Вижу, он усмехается: «Да, - говорит, - в наш век много разных машин». - Сева надул щеки, пытаясь изобразить, с какой надменной важностью разговаривал с ним экскаваторщик, и сказал сердито: - Вот тут он меня и перехитрил!
- Правда? - сочувственно переспросил Пташка.
- Ага. «Знаешь ли, говорит, какой у нас теперь век?» Я уж вижу - засыпать хочет. Пятилетка - это я знаю: пятая. Я и сказал: «Пятый век, кажется…»
- А он?
- А он только хохочет. «Нет, говорит, дорогой приятель, пятый давно прошел».
- Прошел? - изумился Пташка. - Как же ты тогда?
- Вижу, они все смеются. Обидно мне стало - я и заплакал.
- И все равно не приняли?
- Нет. Только дяденька один, начальник ихний, обругал этого чернявого: «Брось, говорит, озорничать, парень настоящую мечту имеет». А потом в кузов меня повел, все мне показывал.
Сева замолчал опять и долго смотрел в степь. Вдруг глаза его снова блеснули:
- Все равно, я когда подрасту немного, я этого чернявого обгоню, вот увидишь! Сам норму не выполняет, а насмехается.
Он сердито поправил лямки своих коротких штанов, и оба мальчика зашагали к поселку.