три повздоци ильи МУРОМЦА.

И застала его старость глубокая,

Во чистбмъ пой застала чернымъ вброномъ,

стла молодцу на буйну голову,

А и прй смерти головушва шатается.

Только смерть на бою-то пе написана!“

И погЬхалъ онъ въ дорожку, убиту быть.

Кань отъћалъ старый за три поприща,

Кань загвхалъ • старый во темнА Nca,

НаЫжаетъ на станицу станичнивовъ,

А по-русски назвать тавъ разбойниковъ,

Немного, немало— сорокъ тысячей.

Увидали стараго разбойники,

Кругомъ его, стараго, облбвили,

Хотятъ его, стараго, ограбити,

Хотятъ его, стараго, съ коня стащить,

Хотятъ добра мблодца убить-погубить,

Тђло 6'Ьлое со душой разлучить.

А старикъ на кой годовой качалъ,

Головой качалъ, проговаривадъ:

„Ой вы гой еси, братцы станичники,

Гой еси, подорожники-разбойниви!

Вамъ убить меня, стараго, нб за что,

Да пограбить у стараго нёчего:

Не случилось у меня 'съ собой вазны,

Есть наличныхъ ТОДЬЕО три тысячи,

Еще кресть на груди въ ц±лу тыичу,

Кунья шубонька во пятьсотъ рублей,

Соболиная шапочка во три сотеньви,

Да_ еще рукавички въ одну сотеньву.

Коню доброму цВны я не Мдаю:

На базарь я его не вываживалъ,

И никто ему Ц'Ьнъ не овдадывадъ;

Только вотъ узда во пятьсотъ рублей,

Да черкасское (Адельце во двгђ тысячи;

[269