втчесвому тЬмъ, что вырвала его изъ дремоты и ринула въ

могучую дфательность вйшнюю, то теперь, важетса, она

свое схЬвла и вавъ все вончившее свое дЬо, представляеп

тольво уродливую сторону великой мысли и животворнаго на-

чала. Городсваа жизнь представляеть теперь судорожную

хлопотливость, процессъ безъ и я ду-

маю, судя по врайвей по ce6i, что безнаказанно въ

Петербурй много дВтъ жить нельзя.

Впрочемъ, оставимъ это. Ст0имъ ли мы того, чтобъ (В

дасъ думать, вогда тавое веливое идеть время и Вло бако-

нечно драго:фнйе нашего маленькаго я. Если мое спас“,

гдубовое, сердечное, со слезами см%шанное, что-нибудь стоить

для васъ, примите его за всю вашу теперешнюю хЬатељ-

ность. Вы гражданинъ, въ благороднышемъ, че-

стнншеиъ смыслЬ слова. Есть много темь, въ воторыхъ мы

будемъ съ вами расходиться, но рватаго жару и любви и

правды, воторые слышатся въ важдомъ слой р±чей,

не могу припоминать безъ и невольныхъ слезь.

Спасибо, тысячу разъ спасибо вамъ! Будемъ вм'ЬстЬ рацо-

ваться общему девду, пова таже любовь и таже Ара мь об-

щую всгђмъ намъ мать не разведеть насъ снова въ разше

лагери.

„ЗдЪсь, въ Петербург%, общественное MHiHie растравиетъ

все болве и бойе врыльа. Нельзя и узнать больше этого

караванъ—сарва солдатизма, паловъ и нейжества. Все

ворить, все толвуеть ввось и вкривь, иногда и глупо, а

таки толвуетъ и чрезъ это, разумФетса, учится. Ать

пять-шесть тавъ продлится, общественное MH'bHie, могучее и

просйщенное, сложится и позорь недавняго еще биголовья

хоть немного изгладится. Можеть быть и не сгЬдуеть, и еще

рано, и глупо въ мои гЬта, а я не на шутку начинаю серд-

цемъ привязываться въ нынђшнему царю, который

$лаеть умно, и котораго доброе, исполненное вгђрват чутья

сердце мио по малу выводить насъ изъ работы Египетсвой.

Дай то Боже, чтобъ хватило у него силь на благо, чтобъ