98

не быть обязану кромв самого себя. Мечты его уже

начали сбываться, долго, очень долго будетъ его имя

жить въ русской литературв — и до гроба въ сердцахъ

многихъ изъ его покдонницъЈ).

Въ концв сентября, холера еще бодје свирвпство-

вала въ Москвј; тутъ окончательно ее приняли за чу-

му или общее 0TpaBueHie; страхъ овладгвлъ всвми,

балы, YBeceueHiH прекратились, половина города была

въ траурв, лица вытянулись, всј были въ

горя иди смерти, Лермонтовъ отъ этой тревоги вовсе

не похорошвдъ.

Отецъ мой прискакалъ за мною, чтобъ увезти меня

изъ зачумденнаго города въ Петербургъ. всего

было грустно разставаться съ Сашенькой, а глав-

ное, я привыкла кь золотой волюшкВ, привыкла рас-

полагать своимъ временемъ — и вотъ опять доджна

возвратиться подъ тяжелое ярмо Марьи Васильевны!

Съ неимовврною тоскою простилась я съ бабушкой

Прасковьей Петровной (это было мое посдђднее про-

съ ней), съ Сашенькой, съ Мишедемъ, грустно,

тяжело быдо мн'ь! Не успгЬда я зайти кь Елизаветј

Алексвевнв Арсеньевой, что было поводомъ въ сдвду-

ющимъ стихамъ:

Свершилось! поло ожидать

Послђдней вст1йчи и прощанья!

Разлуви часъ и часъ страданья

Придутъ — зач±мъ ихъ отклонять!

Ахъ, я не зниъ, вогда гля$дъ

На чудные глаза прекрасной,

Что часъ прощанья, часъ ужасный

Кю мнећ внезапно подлей.дъ.

1) Эти строки написаны въ 1837 году, т. е. еще тогда, когда Лермон-

товъ быль живь и имя его уже спвцось во всей грамотной PocciH.