124

ную; лицо и руки были какъ въ огнв, но вся вну•

тренность дрожала, какъ въ лихорадк'Ь•, отъ такого

B0ZHeHiH и годосъ мой почти пропал.

Возвратись домой, меня уложили въ постель. Когда,

наконецъ, меня оставили одну, я свла на кровать,

облокотилась на столикъ и долго, долго плакала, не

знаю о чемъ, потому - ли, что н чувствовала себя

счастливой?

Я }безпрестанно задавала себ'Ь вопросъ: «любить-

ди онъ точно мены? Любдю-ли я его? и лидаже, буду-

ли когда любить его»? И я утвердительнгВе отввчада

за него, за себя. Зачгвмъ-же, сказалъ онъ, безъ

васъ Нескучное будетъ Прескучное?

Съ ртъыдомъ Сашеньки, наши бесвды пре-

кратились; мы только видались дома да на танцо-

вальнажъ вечерахъ у тетки Хитровой.

Сашенька звала меня «ъ себј въ деревню. Дядя Ни-

колай Васильевичъ очень желалъ, чтобъ я вышла за

Л—хина и уговаривадъ тетку, чтобъ отпустила меня съ

нимъ кь въ слТцующее воскресенье. Тетка

отказала, говоря, что въ этотъ день ни за что не пу-

ститъ, потому что этотъ противный молокососъ Л— хинь

всв праздники проводить у нее.

Ахъ, милая Марья Васильевна, вы всегда давали

мнгЬ сами противь себя вы хотвли, чтобъ я

проскучала сутки въ деревнгв; вы не зна.ии, что каж-

дое утро я имвю случай говорить съ Леонидомъ и въ

субботу онъ уже зналъ, что вторникъ будетъ нашь

день и что мы на свободв наговоримся!

Во вторникъ, по Марьи Васильевны,

мы се кретно съ дядей отправились Сашенькь, но

дядя мнгЬ сказадъ, что онъ предупредидъ Л—хина вчера-

же о нашемъ