127

бавдность, но я въ каретВ тщате.иьно вытирала свои

щеки и являлась на бив какъ смерть, даже

губы мои были совершенно бВдыя. Марья Васильевна

вјрила, что моя бивдность съвдада румяны и не

могла довольно надивиться такому чуду. Она прине-

воливала меня танцовать; я едва передвигада ноги;

въ мазуркв, обыкновенно пропускала свой туръ, но

чвмъ бодве я просилась домой, Т'Вмъ долве остава-

лась она на бив, говоря, что не нужно дать заммить

мое не найду себј жениха.

Эта зима была для меня совершенною пыткой, а

главное, Марья Васильевна хотВла меня что

все это дВлалось для моего pa3Bue'ieHiH. Наконецъ, я

ргвшительно отказалась выјзжать; я дошла до такого

что все время была вакъ въ забытьи,

все виола сквозь тумань, часто не понимала, что

двлалосъ и говорилось вокругъ меня и ничего не Фда,

кром'Ь чаю, и то безъ хлыа. Я просила n03B(ueHie

посовьтоваться съ докторомъ, но не съ нашимъ до-

машнимъ, вВчно-пьянымъ Ш.; мн'в этого не позво-

лили, а напротивъ позвали Ш.; онъ мнгЬ предписадъ

три npieMa рвотнаго (его единственное ue'4eHie), ко-

торое меня такъ взволновало, что право удивительно,

какъ я еще осталась въ живыхъ.

Тутъ моя бывшая гувернантка, Авдотья Ивановна,

явилась инв еще разъ спасительницей; н открыла ей

всю свою душу; я ничего не просила, лишь-бы меня

оставили одну, позволили не ооватьсн и лежать въ

вгђчнаго Авдотья Ивановна такъ

напугала тетку, такими живыми красками описала ей,

какъ въ свгЬт•Ь ее будутъ упрекать, что она запустила

мою болвань, и отрекомендовала ей доктора, за Кото-

рымъ тутъ-же и послали.