— 91 —

закричалъ: «батюшки, говорить, медвеЬдь заеЬлъ меня!»

А мы думали, ночью-то не видно, что онъ дурить!

«Мда! говорить, иди, говорить, медйдь за-

'ђлъ, стрЬяйте! говорить, cwovhe».

Мы видимъ вправду жричитъ. Онъ кричать: «стуЬ-

ляйте!» — «Михайло, моль, ежели тебя застр'Ьлишь?» —

«Все равно, говорить, хоть меня застуЬлите,

ляйте!» СтреЬлять-то боимся! Одинъ сталь стрЕять-

то—ружье не сдало.

А онъ кричитъ! Другой сталь

спаль — тутъ дрожжишь, самъ себя не помнишь: и

стрђлять-то и чтобъ его не убить-то. Видишь, какъ

будто шевелится — поприкорнулъ, нацгЬлился, бухъ!

выстргЬлијљ я, словно безъ ума схЬлался: Михайла-то

застревлилъ? медвгЬдя ли?

Дождикъ порядочный. Медйдь соскочилъ съ не-

го, уб'Ьжалъ. Мы кь нему подошли. «Руку вотъ, го-

воритъ, искусалъ», не очень, язвочекъ понадгЬлалъ,

а сквозъ•то шубу не очень искусај1ъ, все-таки кровь

течетъ порядочно. Отъ рубашки оторвали подолъ,

перевязали; еще плечо помялъ, не укусилъ.

Пошли въ свою деревню, а это было съ воскре-

сены, еще людей на улицгь много было, такъ что

лопокъ нашь слышали. «Ну что, говорятъ, ребята,

кого вы стр'Ьляли?»

— Вонь, говорю, Михайлу хорошо, что

не. убилъ. — Не втЬрятъ; онъ сталь говорить это;

пришли въ избу, развязали перевязку, да кь фершелу

въ село погЬхали.