т- 208 —

мить. Одно только — что г-жа Даниловичъ,

увид%вши Руссваго, притаилась изъ Подьсваго naTpiomn,

и не хотЬ.иа предать ему въ жертву матерШовь, драгоц±н-

ныхъ для ея соотечественниковъ. Впрочемъ она отврша

мн'ь, что можетъ еще располагать д%йствительно дорогою

вещью: это иди еа мужа о Правь Литопо-

Польсвомъ. noH8Tie о cB'hxbHiaxb, которыми обдашь

повойнивъ, нельзя сомн%ватьса, что это зайчательное сочи-

HeHie. Оно состоить изъ множества тетрадей, въ йсвольвихъ

стахъ листахъ". Въ другомъ же письм'Ь читаемъ:

О бумагахъ Даниловича ничего нельза увнать положитељ-

наго, и сгЬдъ имъ совершенно потерянъ; во всавомъ случав

овђ йроатно попали въ TBEia руки, отвуџ

ихъ нивавими способами достать нельзя. Очевидно, что сочи-

HeHie о Прай Литовсво-Руссвомъ, которое я видЬъ, не ет

c06paHie грамотъ, которое вы упоминаете. Кажетса, ихъ npib

фли два 6wbEIie любители Польсвой старины; и если

ихъ не увидимъ, то мовемъ уйшитьс,а Вмъ, что будр

сбережены дла потомства .

Тавимъ образомъ, мысль о бумагь Дания-

вича, Погодинъ долженъ быль оставить навсегда. Но въ то •

время онъ быль утвшенъ въ Дриехравиище,

сдђланнымъ въ то время его другомъ А. В. Веневитиновыиъ.

„ Пользуюсь отъьдомъ Николая Леонтьевича Гурко“, пиал

онъ,— „ чтобы поклонитьса теб'ћ, любезный другъ Погодинъ,

трема старинными образами, вырытыми на Куликовомъ пой

Если они достойны войти вь твою превосходную воллевјю,

то бдагосвдонно мою лепту и благослови ими нашу

старую дружбу... О моемъ жит“-бытыђ и о прочемъ ты

йрно знаешь чрезъ прьжихъ отсей, и сйдоватељно лишне

бы распространяться объ этомъ.—О теб же а мадо знао

потому что ты зарыть едва ли не на Куливовомъ пой, и

на вопросъ о теи отвЬчаютъ: слыхали о немъ, но не видии.

Если Јйнь тебя не преодойетъ, то скажи мнђ хоть что-нибудь

о себ'Ь, о моемъ врестнивђ, о твоихъ BHaTizxb, и о томъ,