Стихи Дмитрјевв

239

Карина, и за подписью какого-то Панцербитора. Вымыш-

ленное это имя или настоящее, не знаю; во въ печати

оно, важется, не изв%стно.

Много еще неизвјстваго и темнаго остается въ дитее

тургћ нашей.

Кь подобной ходячей дитературћ можно приписать и

с“дующее которое князь Адександръ Ниво-

даевичъ Салтывовъ, вовсе не поэтъ; отпустилъ на Копав-

дева, тогдашвяго министра внутреннихъ двдъ:

Министръ нашь славой бы гремваъ

И съ Еодьбертомъ его потомство бы сравнпо,

Изъ внутреввихъ вогда бы даль

Наружу ничего у насъ не выходвао.

Примите древнЈя дубравы

Подъ спь свою питомца Мудь!

Не шумны отъ хочу забавы,

Не спдости Цитерсвихъ увъ:

Но да вовврю съ подей широквхъ

На врасну, гордую Мосвву,

Садящу ва холпхъ высовихъ,

И въ спящи впи воззову.

Въ этихъ стихахъ есть звучность,

живопись и ведичавость; во если всмотрвться въ нихъ про-

пическими мазами вритиви, то найдешь въ вихъ МЕОТО.

рыя несообразности. Начать съ того, что тутъ издишве

сжаты ouorpa•wueczig подробности. Тутъ и дубравы, и

поля, и холмы и городъ. Картины поэта

должны быть такъ написаны, чтобы живописецъ могъ

вистью своею перенести ихъ на холстину. А въ настоя-

щемъ сиучаћ трудно быдо бы ему соблюсти законы пер-

спективы. Дал%е•. нельзя войти одним+ь разомъ въ дубравы,

можно войти въ дубраву; въ дубравв недьзя искать широ-

вихъ полей и съ нихъ смотрћть на городъ, хотя и сидитъ

овь на высокихъ холмахъ. Дубрава заслоняеть собою вся-

вую дащ и ридишь предъ собою одни деревья.

Подожимъ, что подъ древнею дубравой (а все таки не

Дубравами) поэтъ подраву"вадъ рщуе посвященную Му-

зрмъ: все же остается таве сбивчивость въ картинј. Дру-