123

онљ ее любилъ и чтишь, какъ одного своего друга въ жизни.

И вдругъ сказать ему—что этого друга не стало, что онъ

убить его врагами, его злохЬями?..

«Ужасно, ужасно, ужасно»! повторялъ тысячу разъ

Николай Ивановичъ Гродековъ, слыша, въ тоже время, кань

Скобелевъ справляется о немъ—легъ-ли онъ спать. На дру-

гое утро Гродековъ всталъ чуть-сйтъ, на-скоро выпил ста-

кань чая, отыскалъ между бумагами страшную телеграмму,

повторяя въ ywh-— «н'ђтъ, это неправда, это нейроятно, это

не можетъ быть!» Онъ раскрылъ телеграмму еще, въ сотый

разъ, и она говорила все тоже самое, говорила тоже, что

вчера, говорить тоже и сегодня.

«Н'Ьтъ, я не могу, не могу!.. У меня ледентетъ языкъ,

я чувствую какъ ужасно, какъ мучительно стынуть мои жилы,

какъ только я подумаю о томъ, чтобъ доложить Михаилу

Что я буду щђлать—какъ сказать ему объ этомъ?»

Глубоко и горестно въ эту тяжкую думу, онъ не-

двћжимо стоалъ передъ своимъ письменнымъ столомъ, не

находя ни исхода въ ни вв своихъ

душевныхъ боляхъ и скорбяхъ.

Въ палатку вошелъ метръ д'отель Лей, подаль еще ста-

кань чан, и какъ-то странно посмотр%лъ на полковника

Гродекова.

— Я больше не буду пить... произнесъ полковникъ Гро-

дековъ, и вышелъ изъ палатки на огородъ.

Было уже около восьми часовъ утра. Раннее, полутомное

свђтлое солнце играло миллђонами .разныхъ огней въ про-

зрачныхъ капляхъ сйжей утренней росы, дрожавшей на

молодой листвђ свекольника; кругомъ надъ полами подни-

малсн вверхъ тонкимъ слоемъ Ажный тумань,

вдали живымъ маревомъ. Николай Ивановичъ Гродековъ хо-

диль въ огород'Ь между грядками—какъ-бы присматривался