12

нурђ. Вотъ она правда то людская!.. Батюшка! ослобони

ради Бога, пе, то замерзну кь утру, право замерзну.

— Л вы не боитесь, какъ она, замерзнуть?

— Холодно-то точно шибко холодно, но замерзнуть—

HiTb: ежели совсђмъ ужъ не въ терпежъ станетъ—по-

зову солдата согкњетъ гдуђ нибудь... Сйсняться не сто-

итъ, коли жутко...

ВВдь она, окаянная,. только батюшка, на свою,харю

й на$ется: кажиный изъ васъ, изйСТНО, не прочь...

мо я .то горемышная, что батюшка, похђлаю?... Не дай

хресьянской душгЬ околеть за правду, вели ослобонить

отселя. Ее • то, cTeMHieTb, найрняка выпустятъ, а меня

нгьтъ. Изверги проклятые!

Да замолчишь ли ты, дьяволь повторилъ,

громче прежняго, стражъ. Угомонись,' говорю, лучше, йе

то смотри худо теО будетъ.

— Молчу, батюшка, молчу; хоть рЬжь меня все молча

стерплю.

— Эта старушонка такая; доложу вамъ, злющая, въ

свою очередь тоже оправдывался стражъ, что все и вйхъ

тутъ мутитъу ни кому отъ нея николи спокою HiTb.

— За правду, батюшка, стою, за правду, настаивала

она, а здђсь не любятъ ее, правды-то. Вотъ они и му-

чать меня и терзаютъ... Что хЬлать? Богъ тер1Њтъ и

намъ велђдъ. А на счетъ ослобожденья-то пожалей хоть

мою старость...

Стражъ плюнулъ съ досады, но ничего не ОТАТИЛЪ

ревнительницгђ правды.

Мы перешли въ ея карцеръ, обстановка была со-

вершенно одинаковая съ первымъ. Сама она, дряхлая,