— 214 —

состояниями заметны только на поверхности жидкости. Стремление мо-

лекулы, лежащей на поверхности, сблизиться с другими молекулами,

т.-е. двигаться внутрь жаздкости, не уравновешивается никакими причинами,

которые. заставляли бы ее двигаться наружу. Это вызывает стремление

молекул поверхности войти внутрь, стремление, которое мы называем

поверхостным натяжением и которым практически обусловлены все раз-

личия между жидкостью и газом. Внутри—полная свобода движения,

беспорядочное метанье из стороны в сторону взбудораженного роя мо-

лекул, движущихся сразу по всем направлениям, сталкиваясь и отскаки-

вая, но никогда не останавливаясь. В жидкости этот рой гораздо

гуще, движения его гораздо более беспорядочны, чем в газе; но это раз-

личие несущественно...

Какой коренной переворот в идеях произошел за последние десять

лет XIX столетия! Вода, в глазах поэта—символ мира и покоя, течение

которой представляется спокойным, непрерывным, скользящим движе-

нием, при рассмотрении в „молекулярные очки“ науки представляет

картину, сравнительно с которой самая бешеная борьба в дерущейся толпе

представляется абсолютной тишиной...

Вечное движение, скорость которого пропорциональна корню квад-

ратному из абсолютной температуры, является общим свойством жидкого

и газообразного состояний. Относительно твердых тел мы знаем гораздо

меньше. Понятно, что в кристаллическом твердом теле не может быть

поступатеаьных движений молекул, так как кристалл состоит из моле-

кул, расположенных в пространстве совершенно определенным геометри-

чески образом друг относительно друга. В твердом теле должны про-

исходить колебания молекул около их положений; с повышением темпе-

ратуры эти колебания усиливаются, пока молекулы не начнут, наконец,

так сказать, сниматься с якоря, и тело не начнет плавиться.

Фр. Содди.

„Материя и энергия“. 1911.

Броуновское движение.

Если смотреть в хороший микроскоп на какую-нибудь жидкость, в

которой взвешены мелко-раздробленные твердые частицы, видимые только

при сильном увеличении, то окажется, что ни одна частица не остается

в покое. Все они охвачены оживленным движением, бегают взад и вперед,

постоянно поворачиваясь и возвращаясь, совершенно независимо друг от

друга, так что вся сцена представляет танец частиц в поле

зрения микроскопа. Час за часом, год за годом продолжается этот танец,

независимо от места и времени, независимо от природы частиц, за исклю-

чением того, что более мелкие частицы движутся гораздо быстрее круп-