12
мою быть ему представленнымъ. Сильно быль я опечаленъ
и смущень невозможностью вихВть Кошута ; но, разсудивъ,
устыдидса своего и недостатка смјлости и
шили идти въ нему прямо. Я вошелъ въ
мододыхъ людей сиджи за письменными стола-
и спросидъ: могу ли видл Кошута? отв'Ьчали,
что онъ занять, но черезъ нјсколько времени будетъ сво-
боденъ и приметь меня. Ожидая его, а уви$лъ на
комнаты портреты великихъ людей всЈхъ почти странъ.
Тутъ на стјнахъ: Вашингтонъ и Боливаръ, съ
надписью внизу: ingrata patria, и Лафайетъ и даже
Перье, Тьеръ, Дюпенъ, Созе и Можень. Но кь
въ этомъ я не доискался ни Костюш-
м, ни Домбровскаго, ни Жозефа Понятовскаго. МнтЬ стало
досадно и больно, но въ эту самую минуту MH'h сказали,
что Кошутъ ожидаетъ меня.
Въ очень просто убранной комнай, я нашелъ Кошута
въ шафрокгВ и „шапочкВ-венгеркгЬ на головгђ, стоявшаго
въ дверяхъ. Мы были съ глазу на глазъ. Я сказалъ ему
но французски, что я Катаро изъ и, не
зная ни вого кто бы могъ ему представить меня,
притти кь нему просто, чтобы просить его доставить
возможность давать уроки французсваго языка.
Вы говорите такъ скоро, отЈчалъ онъ по нЈмецки,
что я плохо понимаю васъ; я читаю и понимаю по фран-
цузови, но мнј трудно выражатыя на этомъ ; вђдь
вы говорите ?
Понимаю не много, но не говорю, сказал я по фран-
цузски и повторилъ опять, что говорилъ. но и
внятнгье. На этотъ разъ Кошутъ понялъ и отв'Ьчалъ мнгЬ :
у наеъ такъ иного учителей французскаго языка, что едва
ли я могу быть вамъ полезнымъ.