— 10 —

вить ихъ. .эте стронми полтейсвии

мыами. Прежде всего, цнзеръ подвергался

строгому выговору и даже лишался 00

пропусвалъ хоть мыФйиЈй намекъ на свободное сужа

въ печати. И не только цензора, но самые

министры, надъ цензурой, должны были,

при мадмшемъ боятыя цараго гнјва. Не

мудрено, что министръ Уваровъ врямо говориль•

«лочу, наконецъ, чтобы русская литература превра-

тилась вовсе... Тогда я, но крайней М'ЬрВ, буду спать

.сповойно». А цензоргЬ Красовсвомъ, отличавшемся

особой свир±постью, онъ отзывался тавъ: . «Красовсо

у меня какъ 1фдная собака, за которой я спдю спо•

вино.»

И вотъ, цв.иад стая этихъ цђпныхъ собавъ была

спущена на несчастную русскую печать. Отъ ихъ

ycM0Tp±Hig пропустить или не пропустить

любую книгу. строже цензоръ преслфдовдъ пе•

чать, тЬмъ бол±е онъ заслуживалъ наградъ. Для боде

шей вЫности. съ времени въ появи-

лась даже нё одна цензура, а десять: общая

цензура, духовная цензура, военная, учительская, су-

д“ная и, нахонецъ, дув высшихъ: жандармская цензу-

ра и верховный негласный вомитеть. Есди что прохо-

дило въ одной то идерживалось въ другой; а

на самомъ верху стошш два гдавныхъ охранителя

тайное жандармское (тавъ

называемое третье 0TXk'bJIeHie) и негласный вомитеть

изъ высшихъ довыенныхъ лицъ. Можно свить, что

ни за какими опасными злодћями и кровожадными

притупниками не было тавого строгаго наблюденЈя,

какъ за русскою наук(йо и литературою.

Чтобы подучить разреЬшеЈе на новаго жур-

нала иди новой газеты, надо было представить удо-

стовыенје «въ нравственной биагонадежно-

сти» просителя, причемъ пьяные жандармы и ввар-

тальные надзиратели становились судьями надъ

сними учеными и писателями. Когда два извр%стныхъ

всему Петербургу липд, ЕраевсАй и князь