— 238 —

порь почти ни одного бывалаго звука не сорвалось съ его

лиры. Его сотрудники, его товарищи по художественной

теаьности, • дойвали свои старыя 1Њсенки, свои обычныя мечты,

по уже никто не слушалъ ихъ. Старинна и набила

оскомину, а новаго отъ нихъ нечего было услышать. И тавъ

насталъ новый Словесности. Кто же явился главою

этого новаго, этого четвертаъо нашей недоросмой Сло-

весности? Кто, подобно Ломоносову, Карамзину и Нушвину,

овладьъ общественнымъ BHMaBieMb и MH±HieMb, самодержавно

правиль послЫнимъ, положилъ печать своего TeHi8?.. Увы!

никто, хотя и претендовали на это высокое титло. Еще

въ первый разъ литература явилась безъ верховной главы“ В.

Но СДИШЕОМЪ поторопился похоронить Пушкина,

и самъ онъ, опальный и похороненный Пушкинъ, на B011p•Wb

Погодина о своей творчесвоИ девятельности, отв'Ьчалъ: „Вы сира-

шиваете меня о МњДНОЖб Всадникљ, о Пугачей и о ПетрТ. Пер-

вый не будетъ напечатанъ. Пугачевъ выйдетъ въ осени. Кь Петру

приступаю со стратою и трепетомб, навь вы въ иегорической

каеедрТ. Вообще пишу много про себя, а печатаю по-неволгь

и единственно для девегъ: охота являться предъ публикою, во-

тораа васъ не понимаетъ, чтобы дураки ругали васъ потомъ

шесть м•Ьсяцевъ въ своихъ журналахъ, только-что не по м......

Было время литература была благородное, аристократическое

поприще. Ный это вшивый рынокъ. Быть такъ" ш).

Въ это время Погодинъ познакомился съ двумя старыми

друзьями Пушкина, Катенинымъ и Великопольскимъ.

Въ концЬ 1833 года, «навелъ Александровичъ Катенинъ

посътилъ Петербургъ и по свид'Ьтельству П. А. Плетнева,

„сдьалъ сколько нужно было визитовъ А. С. Шишкову, да

и засЬъ въ Овь тамъ вачалъ сильную

тревогу. Первый спорь зашелъ о слов'ђ: бурко. Катенинъ тре-

бовалъ, чтобы его писали бурва. Спусвать онъ нивому не

любить: тавъ чтб ему значить П. И. Соколовъ *). И тавъ

Оекртарь AxueMiH.