4 Д е к а б р я. Случайно, правдникъ среди недыи. Чудно.

Начиталась вволюшку: кончила „Les Miserabla“. Это было

утром», и HacTpoeHie хорошее было. Но потомъ оно посте-

пенно придавливалось нашей домашней атмосферой, и, послВ

об%да, мА было безумно тяжело. Почти не было силь что-

нибудь дыать: я полчаса просидьла вь качал“ въ темноты

не то — думая, не то

— ничего не думая.

Сегодня одиночество было тяжел%е, ч•Ьмъ во всЬ преды-

дни. И когда это Дорогая прњдеть! По временамъ

такъ безумно сильно ощущается ея 0TcyrcTBie. Одна среди

окружающихь. Если-бы ихь, вообще, не было, одиночество

было-бы гораздо легче. А такт...

Какая-то оторваность,

отчужденность овладьваеть мной въ эти минуты ; чувствуешь

какъ-то, что есть какое-те пустое мВсто, потому что Ать об-

съ вн%шней жизнью. МН трудно объяснить то, что

неясно самой

Посл% об%да ушла я кь себЬ, и, конечно, всякая связь

съ общимъ прервана де ужина. ВЬрятно, отъ этого такъ тя-

вело. Право, какъ вь гробниць какой. Быль моменть, что

комокъ началь подступать кь горлу. Одна. Все одна И

все думала о Дорогой

Вдругь, на дняхъ, я прихожу изъ и мама

дома! Воть-то радость. Право, должна будеть начаться боАе

свЬтлая жизнь.

Въ минуты этого единочества и о Лютеранской думаешь

всегда. Они всь не знаютъ, какую значительную роль играютъ

вь моей внутренней жизни. Лютеранская — для меня символь

тепла, семьи и уюта. Тамь

— ласка, общность, тамъ тепло.

Тамь отдыхаешь отъ нашего холода и набираешься новыхъ

силь для „умной“ жизни съ книгами и съ самой собой.

Сегодня хотЬлось мн•Ь жить у •СашИры, гдь я, правда,

чувствовала-бы себя своей, т. е. боялась-бы чувствовать себя

чужой, но все-таки, у меня была-бы хоть Акоторая семья:

МА хотьлось очутиться со всьми ними, говорить, сид%ть у

тети Розы, вь столовой ...

179