160

Помилуй, десятый чась, продолжала она и потомъ

прибавила, с“ась: Но вы—петербургскад дама и въ вашемъ

знатномъ кругу встають часовъ въ двгЬнадцать.

Не правда, я вставала всегда въ десять, вогда жила

съ татап (Полива называла тетку свою матерью). Но

вчера я легла очень поздно, продолжала она разсьянно.

— Что жь ты $лала?

Долго говорила съ т-те Вейхлеръ; ты знаешь,

мод прошлая жизнь ей изйстна; она была подлгЬ меня съ

малолКства и нТжио во привязана, быть можетъ, слиш-

комь н±жно. Когда т•те Вейхлеръ ушла, я задумалась и

уснула со свгътомъ.

Катя сихЬла у изголовья сестры и сперва улыбалась;

но мало по миу улыбка изчезла съ лица еа, и оно сд'ь-

лалось печально.

У тебя есть горе? спросила она навовецъ весм±ло.

— У вого нТтъ горд; но передо мною еще будущее, и

оно-то пугаеть меня, потому что я почти знаю, что ждеть

меня впереди.

— Кто можеть знать это? Да и кь чему думать о бу-

дущемъ?

— Теб'Ь, разумеЬетс.я, не надо думать о будущемъ, а

мн'ь не думать о немъ было бы безразсудно.

— Какая ра.зница между тобою и мною? спросила Катя.

Та, что ты любимая дочь, а я почти чужая.

Полина, разв'Ь теб±... начала было Катя и вдругъ

замолчала.

— Дурно въ отца и матери, хотЬла ты сказать

и исиугалась собственной мысли, проговорила Полина

грустно.—њтъ, дитя мое, мнгЬ не дурно• и не можетъ быть

дурно; кто добр±е отца нашего?

— Ты молчишь о маменьМ, возразила Катя, вспыхнувъ.