во атом кип, вовсе вевычурш. Простой, pycail »уивчоп

добил д%вушку, а Овушка полюбила его. Кавъ водитея въ рома,

•ахъ и въ жизни ПйствитељвоИ, встрзчаюти воор

доводяп б%днаго Лёву до петли или, покраИвеИ и»ьдо р%шитель-

ваго HautpeBiH повзситься. Впрочемъ все вовчаетси бзагошолучво.

Лёва жеится ва своей Наташ•, ставовитси отцомъ, и — долети

вовецъ.

Что можеть быть проще и даже, если угодно, пошЛе этого

предмета? Любовь уже тать устарюа; чувства воблевшхъ, сто

тысячь разъ описания во всевозможвыхъ роианахъ, повтетшъ

поэмахъ на всевозиожвыхъ язнпхъ и варЁчтхъ, до того паор,

двсь, что нависать что нибудь запиатиьвое во атеи части,

обстановки другими, боле эффектными, почти не:

возможно: во тутъ—то и вид%нъ тиантъ автора

До.шны. У него русское серще сказиось всей шџрото\

любви, чистой, неиспорчевной; у вего сказалась воля во

своей борьбой и между добромъ и здомъ, между за—

ковностьо священвыхъ обязанностей и мятежностью общаго ввив

эгоизма; у вего pycckii увь явился со всеи своей сотливовтью

досудествомъ, •со всћми виовецъ и вмивудпии,

словоиъ: «зпсь pycckii духъ, зд$сь Русью пахать».

Но, пе увлекаясь скажемъ, что Ажфивеатровб„

въ своихъ cBtrcn—HTepaTypuxb разсвазахъ, отличаясь неподража•

еиымъ искуствомъ чисто- руссваго, искревняго слова, — въ очерта-

характеровъ далеко неточенъ и нетвердъ. Въ атомъ разв съ

авторомъ Лёвы Долины случилось то же, что и съ народаыиъ

вашимъ поэтомъ Кольцовымъ. Иова ови не выступаютъ изъ зват-

мой и понятной имъ сферы, до т$хъ порь изображетя ихъ живн

и увлекатељвы, а только шагъ изъ этого круга, — все ставшии

бдјдвымъ, неестественныиъ, неправдоподобннмъ.

Кром% праиыхъ своихъ обнивновтеИ во профессорской ва—