94

Въ это время княжичу вздумалось поглядгвть, ка-

кова колдунья, отнявшая его отца у жены. И велВлъ

княжичь зажечь огня. Кавъ глянулъ онъ на куму,

тавъ и обмерь: этакой красавицы онъ отродясь

не видадъ. И холопы-то его,

увидавъ куму, ротъ

разинули.

Отнллъ кнлжичь кинжаль отъ груди кумы, отнялъ,

да и задумался. А тутъ еще одинъ изъ холоповъ, па-

рень сорви-голова, любимецъ вняжича, и отрЈзалъ,

конечно все по вражескому-же

—Княже! Не даромъ князь-бояринъ полюбилъ водку

вейновую этой бабенки. Не худо-бы и теб, передъ

смертью-то кумы попробовать, сколь сладко ея

Княжичь будто проснулся отъ сна, вложилъ кинжаль

въ ножны и повелительно махнулъ рукой холопамъ;

поспјшно вышли изъ избы.

Около первыхъ пЈтуховъ княжичь свистнулъ; хо-

допы опять вошли въ избу. Тамь княжичь сидЈлъ

рядомъ съ кумой, обнималъ и 10ловалъ ее, да рас-

пивалъ съ ней водку вейновую изъ той-же чары, изъ

которой кума угощала прежде самого княза-боярина.

Кума была уже разодта.

Съ этой поры и княжичь сталь частенько најзжать

за Оку, разумется разсчитывая такъ, чтобы не стол-

внуться тамъ съ государемъ-родителиъ.

Холопы молчали, но видно шила въ МЈШЕЈ не

утаишь: княгиня кавъ-то провЈдала, что колдунья и

сына присушила въ себ'Ь. Тутъ богобоазливая боярына