56

кандалы непого разширили и забили ихъ на ноги,

такъ сильно, будто ковади дощадь. Они все таки были

ужасно мсны, но Млать было нечего. Менж поднади и

повели, или лучше сказать понеоди кь саниъ. Такъ навь

кандалы были покрыты ржавчиной и звгђнья ихъ не играли,

ходить въ нихъ было невозможно. Вогда меня сковали по

рукамъ и ногамъ а испытал тяжкое чувство немощи, какое

исштываетъ челомкъ разбитый параличемъ:

онъ чувствуетъ, мыслить и не можетъ владжь ни однииъ

членомъ. По случаю праздниковъ, почти извощиви

были пьяны и скакали безъ памяти, безпрестанно понуж-

даемые моииъ офицероиъ, который вричалъ поминутно :

пошелъ! пошелъ! Ночь была темная; сани, въ которыхъ

я сид'Влъ защђпились за что то и опрокинулись; жандармы

вылейли изъ нихъ, но я, зацјпившиоь кандалами за сани,

волочился по замерзшей землгЬ. Не знаю, какъ а не подо-

маль себ рукъ и ногъ. Грудь, и локти мои были

разбиты; отъ боди я лишился чувствъ. Когда я пришель

въ себя, я лежалъ узе въ саняхъ, лошади были остановле-

ны, а надо мною стояли жандармы и чиновникъ. Офицерь

спросишь меня: „что съ Я отвјчиъ ему: „оставь-

те мена въ 110E0t, прошу васъ.“ Но Одо Ммъ не кончи-

лось, началась другая сцена, которая только и можетъ слу-

читься въ Офицеръ, вгђроятно потому, что самъ

быль виноватъ во всемъ и гналъ безъ ума, безъ памяти,

принялся страшно бить жандармовъ и ящика, а послев

этого жандармы также немилосердно колотили несчастнаго

ящика и до того, что я, возмущенный до глубины души такииъ

варварскимъ 06xoz;wHieMb, закричал на жандармовъ.

Они оставили Одняка и сгђли подл'В мена, проминая офи-

цера. Эта отвратительная сцена, ярость и

мною испытанныа при этом;ь зргвлищгь, боль годовы и гру-