чего не чувствую. БоАе сознательная, лицевая сторона ясно

показываетъ мА позорь германскаго и

если Ге р м ан i я будетъ „наводить намъ порядокт".

Собственно говоря, эта часть тоже несознательна, по-

тому что родилась сама, неизв%стно МА, почему и отчего.

ДЬйствительно, это чувство —

несознательно, но

между первымь и вторымь та разница, что второе я чувствую

вс•Ьмъ существомъ своимъ, а первое

только знаю, только

сознаю.

Итакъ, больше всего я не хочу германцевъ. Пусть, идут»

они съ благими пусть при порядк%, который они

вавели-бы у наст, намъ, буржуа, жилось-бы лучше, споконе,

жизнь стала-бы нормалыЊе, несмотря на это, вопреки голосу

разсудка, какь-бы, говорящему, что съ сойтами будео намь все

хуже и хуже, я чувствую, что не х о ч у германцевъ.

Слишкомъ позорно, слишкомъ унизительно и больно было-

бы вид%ть, какт они будуть расправляться съ „нами“, русскими.

Это была-бы не я, не мои это

Да, съ „нами“ ...

были-бы В, которые считаюо себя нашими врагами,

большевики, но это были-бы все-же р у с с к i е, свои, а

— пришлые!

Трлько вь Takie моменты чувствуешь, любишь ли ты то,

что люди называютъ „родиной“

И я знаю, что люблю ее!

Да, больше всего я хонла-бы, чтобы сорганизовалась

и отразила-бы враговь. Раньше всего — врао.

Вь виду его намъ надо вс%мъ сплотиться воедино, забыть

классовую вражду и бороться съ нимъ.

Я горячо одобряю по.токъ Станкевича, заявившаго, что,

продолжая оставаться членомъ трудовиковъ, онъ, ввиду

тяжелаго родины, предлагает. Совьту Комиссаровъ

свои услуги.

Так» должны были-бы сдвлать вс%.

БЬдные большевики! Вь его честном• поступкЬ они усмо-

что-то такое, за что надо арестовать его. Б%дные! не

т

понимают» Я пробовала разобраться, пробовала думать,

68