— 41 —
на вопросы не хуже другихъ, а иногда, пожалуй, и лучше.
Эти усп•Ьхи мои сл%дуетъ отнести исключительно ва счетъ
прекрасной памяти, такъ какъ, по правд% сказать, я ничего
не понималъ въ преподаваемой намъ педагогической фило-
безсмысленной въ самомъ своемъ существ± и, сверхъ
того, облеченной въ латынь, которую мн•Ь приходилось
брать приступомъ и съ трудомъ одол•Ьвать въ союз•Ь съ
тяжелов±снымъ словаремъ. Я прослушалъ также полный
курсъ т. е. мн•Ь были изъяснены шесть иервыхъ
книгъ Эвклида; однако, я до конца такъ и не смогъ понять
четвертой теоремы. И до сего дня я не понимаю ея, такъ
какъ голова моя всегда быта антигеометрична. Посм
об%да проходился курсъ аристотелевой отъ
котораго мерли даже мухи. Въ перваго получаса
мы записывали курсъ подъ диктовку профессора, а въ
оставшееся время, которое преподаватель посвящалъ объяс-
своего текста по-латыни (Богъ Меть, что это была
-за латынь!), мы, завернувшись по уши въ свои
плащи, погружались въ грезы сна. Тогда
въ этомъ философскомъ c06paHiH слышался лишь
голосъ профессора, который самъ быль бы не прочь
вздремнуть, и звуки, издаваемые спящими, похрапывав•
шими на вс•Ь голоса, кто теноркомъ, кто басомъ, а кто
баритономъ. Получался дивный концертъ.
Крой непреодолимой силы этой снотворной фило-
co(biz, была еще и другая причина, немало способство-
вавшая усыплен\ю вс•Ьхъ слушателей, въ особенности
насъ, учениковъ академЈи, которымъ были отведены дв•Ь
или три отд%льныя скамьи по правую сторону профес•
сора. Д'Ьло въ томь, что по утрамъ насъ будили слиш-
жомъ рано, не давая выспаться. Это было главной при-
чиной вс•Ьхъ моихъ такъ какъ желудокъ
мой во время сна не усп•Ьвалъ произвести
Начальство заи±тило эту мою особенность и, въ
жонц'Ь кондовъ, мн•Ь позволили спать до семи часовъ, а не
до безъ четверти шесть, когда по правиламъ надо было
вставать, чтобы сойти въ залъ, читалась утренняя