— 41 —

на вопросы не хуже другихъ, а иногда, пожалуй, и лучше.

Эти усп•Ьхи мои сл%дуетъ отнести исключительно ва счетъ

прекрасной памяти, такъ какъ, по правд% сказать, я ничего

не понималъ въ преподаваемой намъ педагогической фило-

безсмысленной въ самомъ своемъ существ± и, сверхъ

того, облеченной въ латынь, которую мн•Ь приходилось

брать приступомъ и съ трудомъ одол•Ьвать въ союз•Ь съ

тяжелов±снымъ словаремъ. Я прослушалъ также полный

курсъ т. е. мн•Ь были изъяснены шесть иервыхъ

книгъ Эвклида; однако, я до конца такъ и не смогъ понять

четвертой теоремы. И до сего дня я не понимаю ея, такъ

какъ голова моя всегда быта антигеометрична. Посм

об%да проходился курсъ аристотелевой отъ

котораго мерли даже мухи. Въ перваго получаса

мы записывали курсъ подъ диктовку профессора, а въ

оставшееся время, которое преподаватель посвящалъ объяс-

своего текста по-латыни (Богъ Меть, что это была

-за латынь!), мы, завернувшись по уши въ свои

плащи, погружались въ грезы сна. Тогда

въ этомъ философскомъ c06paHiH слышался лишь

голосъ профессора, который самъ быль бы не прочь

вздремнуть, и звуки, издаваемые спящими, похрапывав•

шими на вс•Ь голоса, кто теноркомъ, кто басомъ, а кто

баритономъ. Получался дивный концертъ.

Крой непреодолимой силы этой снотворной фило-

co(biz, была еще и другая причина, немало способство-

вавшая усыплен\ю вс•Ьхъ слушателей, въ особенности

насъ, учениковъ академЈи, которымъ были отведены дв•Ь

или три отд%льныя скамьи по правую сторону профес•

сора. Д'Ьло въ томь, что по утрамъ насъ будили слиш-

жомъ рано, не давая выспаться. Это было главной при-

чиной вс•Ьхъ моихъ такъ какъ желудокъ

мой во время сна не усп•Ьвалъ произвести

Начальство заи±тило эту мою особенность и, въ

жонц'Ь кондовъ, мн•Ь позволили спать до семи часовъ, а не

до безъ четверти шесть, когда по правиламъ надо было

вставать, чтобы сойти въ залъ, читалась утренняя