28

щанье, нравственно убила и состарила меня. Игруш-

ки, кукды, игры, книжки съ картинками уже не су-

ществовали для меня; я проводила цвлые дни въ за-

думчивости, а большую часть ночи въ слезахъ; я,

бывало, такъ углублюсь въ свои о ней,

что при малВйшемъ шумгЬ, при первомъ громкомъ

сдовј, я какъ будто просыпалась, вздра-

гивада, а слезы такъ и брызгали изъ глазъ. Отецъ,

угадывая ихъ причину, бВсидся, убјгалъ изъ комна-

ты, сильно хлопнувъ дверью, а я опять съ ynoeHieMb

вдавалась въ грезы. Онъ запретишь Овушкамъ и лю-

дямъ говорить мнгЬ о матери, запретилъ мнв распра-

шивать о ней, кажется запретилъ даже и думать о

ней; но несмотря на вс'ь эти няня моя

Анна Мелентьевна всякую ночь передавала мнеВ еж

записки, и гостинцы.

До Т'Ьхъ порь я никогда еще не читала ничего

писаннаго и теперь не понимаю, какъ удалось мнв

прочесть почеркъ матери безъ мал“шаго за-

и самой писать кь ней.

Кажется, со времени нашей разлуки, прошедъ уже

цвлый мвсяцъ; я до того тосковала, плакала и исху-

дала, что добрая моя няня сжалилась надо мной и

одинъ разъ утромъ, одјвая меня, крјпко меня поца-

ловала, погладила по головв и проговорила: «не то-

скуй, голубушка моя, будь только умна, молчи и скры-

вай свое HeTepwhHie, а я, если и есть грВхъ ослу-

шаться барина, беру его на свою душу и доставлю

тебј радость поговорить съ маменькой». Я общала

нянј все на свЈтгВ, лишь бы взглянуть мнв на ма-

тушку. Кажется, я дада бы скоргЬе себя растерзать

на куски, чвмъ высказать свою первую, святую тай-

ну! И точно, гдазъ отца ничего не подмВтилъ.