39

ную лакомила меня, много разспрашивада о

Знаменскомъ, о прабабушкв, о матери моей ; съ ней

я пускалась въ открђвенности и ея выстрадавшее вось-

мидесятидјтнее сердце горячо сочувствовало моему

грустному прошедшему. Она научила меня прощать и

молиться за обидошихъ насъ, допускала, что я могла

любить матушку больше, но должна тоже любить и

отца. У нея была готова молитва на случай;

разговоръ нашъ, сначала грустный для меня, преры-

ваемый рыданьями, кончался всегда тјмъ, что она

успВвала укротить меня, успокоить и ободрить. Сло-

вомъ, она одна поняла меня и сколько разъ случалось

слышать, какъ она заступалась за меня! Трудно

составить себ'В о ея кротости, добротђ, сми-

и покорности кь промысду Она утра-

тила все: родныхъ, богатство, здоровье, 3prbHie, а ни

у кого я не видала такой ясной и успокоивающей

улыбки, какъ у нея. И говорила - то она, кажется,

только для того, чтобы наставить, засту-

питься и успокоить.

Когда она полагала, что осталась одна въ комнатв,

то всегда принималась модиться, и какъ она молилась!

Если бы удалось хоть разъ въ жизни помолиться

съ такимъ pBeHieMb и . съ такой чистотой, я была бы,

кажется, счастлива на всю жизнь.

Бабушку, Прасковью Михайловну, несмотря на •ея

сшЬпоту, невозможно было обмануть. Вотъ одинъ при-

М'Връ правдивости моихъ словъ: какъ - то удалось въ

невсколькихъ мгВсяцевъ скрывать отъ нея смерть

брата еж, и ,тЬмъ легче было это сдгВлать, что онъ

жиль въ Петербургв, а она въ ее

что отъ него получаются письма, разсказывади, что

онъ будто пишетъ то•и то, и радовались, что отстра-